Певец тропических островов

Но так как Ягуся по-прежнему считала, что речь идет об анонимном доносе на ее мужа, она постаралась придать своему обрамленному локонами личику самое невинное выражение. И даже рассмеялась.

— Слушайте меня внимательно, — продолжал голос в трубке. — Если, предположим, вы можете встретиться со мной послезавтра, тринадцатого, прибавьте к тринадцати пять и скажите, что восемнадцатого. Если вам удобно прийти в три часа дня, прибавьте к тройке пятерку и скажите, что придете в восемь. Теперь понятно?

— Допустим, ха-ха!.. — снова деланно рассмеялась Ягуся. И, приложив пальчик ко лбу, что-то подсчитала. — Значит, семнадцатого в шесть часов. Только я пока еще не знаю — куда.

— Слушайте внимательно, — произнесла трубка. — Постарайтесь, чтобы лицо ваше ничего не выражало и все время улыбайтесь. На мои вопросы отвечайте только "да" или "нет". Договорились?

— Да.

— Помните темно-голубой "паккард" и шофера в синей форме и фуражке?

— Да-а.

— Помните улицу и дом, перед которым остановилась машина?

— Да-а.

— Итак: семнадцатого в шесть часов вы подыметесь на крыльцо этого дома. Звонить не надо, прямо нажимайте ручку. Я буду ждать за дверью и сразу вас впущу. Больше ничего сказать не могу: я звоню из телефонной будки и вынуждена закончить разговор. Это касается вашего мужа. Только смотрите: никому ни слова.

Мужа? У Я гуси опять похолодели ноги. Значит, все-таки ее предчувствия оправдались! Она провела ужасный — ах, господин адвокат! — ужасный вечер, была невнимательна к своим гостям и всю ночь не могла уснуть, а перед глазками ее дефилировали омерзительные полуголые бабы, soi-disant [29] любовницы Кубуся, Невыспавшаяся, густо напудренная, даже не осознавая, что на ней новая соломенная шляпка, Ягуся назавтра приплелась к дому Вахицкой. Как условились по телефону, двенадцатого в час дня, или — если прибавить эти кошмарные, идиотские пятерки! — семнадцатого в шесть пополудни. На улочке ни души — жара и провинциальная сонная скука. С бьющимся сердцем Ягуся прикоснулась к дверной ручке, и дверь действительно сама перед ней открылась. На пороге ее уже поджидала Вахицкая. Она быстро, украдкой, словно для проверки, выглянула на улицу и тихо спросила:

29

Так сказать (франц.).

— Вы уверены, что за вами никто не шел?

— Ну что вы, с какой стати! — Ягусе не терпелось сразу приступить к делу, она уже готова была воскликнуть: "Что случилось? Зачем вы меня позвали?", но властный, если не сказать — повелительный, тон хозяйки совершенно ее обескуражил. Она почувствовала себя так, будто пришла с официальным визитом. Даже прошептала против воли: "Мне очень приятно" — и выразила надежду, что не опоздала.

Вахицкая, как и в прошлый раз, была одета немодно и весьма небрежно: в рыжее поношенное платье с круглыми перламутровыми пуговицами, длинной полоской спускавшимися от выреза на груди до самого подола. На тонкой жилистой шее покачивалась серебристо-рыжая голова с профилем коршуна. Но (если не считать того, как Вахицкая выглядывала из дверей на улицу) ничего ненормального в ее поведении майорша не заметила. — Да, да, она выглядела совершенно нормальной, господин адвокат, и вела себя, как подобает хозяйке, пригласившей свою старую приятельницу на чашку чая или кофе. — В просторной столовой на краю продолговатого стола над голубым пламенем спиртовки и в самом деле висел серебряный кофейник. Не снимая ни длинных — по локоть — белых перчаток, ни шляпы, Ягуся, все сильней робея и теряясь, села на стул с высокой кожаной спинкой. Держа за ручку фарфоровую чашечку, она пыталась улыбаться и выдавливала из себя замечания вроде "Да, вы правы, у нас страшная пыль на улицах!" или "Да, да, до лета еще далеко, а духота просто нечеловеческая!". Дверь на веранду была открыта, и над балюстрадой виднелось небо и окутанные бледно-розовым облаком садовые деревья. Это цвели и уже осыпались запоздалые яблони и вишни. Ягуся по-прежнему ощущала холодок и ногах — ах, ее ужасно терзала тревога за мужа, ну и, конечно, любопытство, особенно докучливое оттого, что приходилось его подавлять. Однако ничто, господин адвокат, ничто не давало оснований предполагать, что перед ней сидит столь непорядочная особа!

Да, да, именно! Прежде всего непорядочная, а уж потом душевнобольная. Вы только послушайте, что произошло дальше. Вахицкая вдруг нажимает грушу звонка, и входит прислуга. Нет, господин адвокат, никакая не глуховатая старуха; а почему вы спрашиваете? Ядреная молодая девка, слегка подмазанная, вертлявая. Из тех, что по воскресеньям прогуливаются с нашими солдатами в парке Сташица.

— Кася! — сказала Вахицкая. — Подай десертное вино, я хочу угостить нашу гостью. Ты знаешь пани Ласиборскую?

— Здравствуйте! — поздоровалась горничная. — В лицо, конечно, знаю.

Достав из буфета бутылку, она поставила ее на стол и вышла, оглянувшись через плечо. Тогда Вахицкая встала и плотно прикрыла за ней дверь. Потом со странной кривоватой усмешкой посмотрела на Ягусю своими стеклянными глазами не то коршуна, не то ястреба. Даже головой мотнула так, точно клюнула что-то в воздухе.

— Вы скомпрометированы, — холодно проговорила она.

Ягуся опешила от неожиданности.

— Как?..

— А так. Моя прислуга крутит амуры с писарями из полковой канцелярии и к тому же в дружбе с кухаркой полковника. А для вас, полагаю, не секрет, что полковница все узнает от своей кухарки? — Вахицкая села и принялась забавляться щипчиками для сахара.

Полковничья кухарка и в самом деле была опасным источником измышлений и распространительницей слухов — возвращаясь с базара, она неизменно вместе с овощами приносила в корзине последние городские новости и сплетни. Полковые дамы об этом знали и вынуждены были с ней считаться. Но откуда про это прослышала живущая отшельницей Вахицкая? Она не замедлила все объяснить, продолжая вертеть в руке серебряные щипчики;

— Я живу одиноко, ни с кем не встречаюсь. Но моя Кася иной раз вечерком посидит со мной и о том о сем расскажет…

Я гуся чуть не задела локтем свою чашечку. Сообщение Вахицкой ее ошеломило. Но потом она решила, что это всего лишь шутка, а ей просто недостает ума, чтобы понять, о чем на самом деле идет речь.

— А почему… почему я скомпрометирована? — спросила она.

— Потому что вы ко мне пришли!

— К вам? А что в этом предосудительного?

— Люди разное могут подумать, никто ж не знает, о чем мы тут с вами беседуем.

— Но ведь… вы сказали, это касается моего мужа? Потому я и пришла!

— А вы, случайно, ему не проболтались, что идете ко мне?

— Упаси бог! Я никому ничего не говорила, как вы просили.

Вахицкая рассмеялась. Ягусе её смех показался похожим на карканье: "Кха-ха!"

— Я на это рассчитывала, — сказала Вахицкая. — Вы помните, как однажды на ваших глазах мне стало… нехорошо?

— Конечно.

— Ваш муж был тогда в театре?

— Был: он меня искал…

— Где искал?

— За кулисами…

— Ага!.. А когда вы вернулись, он там был один?

— Точно не помню, гуда потом набилось полно каких-то мужчин.

И тут вдруг майорша встретилась — ах! прямо-таки напоролась на взгляд Вахицкой. Ужасно пронзительный — брр, господин адвокат! — недоверчивый взгляд глаз, точно покрытых зеленой эмалью.

— Однако потом, уже после банкета, кое-кто из этих мужчин провели остаток вечера у вас, верно? — спросила Вахицкая. — Я слыхала об этом от моей Каси.

— Да, муж пригласил знакомых из Варшавы.

— Кого — не припомните?

Ягуся назвала несколько фамилий.

— Нет!.. — клюнула воздух Вахицкая. — У вас, видно, плохая память — среди них был еще один человек, впрочем, это неважно…

— Но… нельзя ли наконец узнать?..

— Минутку, я еще не кончила. А после того… гм… досадного инцидента в театре вы какие-нибудь пересуды обо мне слыхали?

— Никаких! — заверила Ягуся, все сильней недоумевая. — Честное слово. Ничего такого, что могло бы вас задеть.

— А до меня дошел слух, будто ваш супруг, майор Ласиборский, сказал кому-то, что я… ненормальная! — произнесла сестра Ванда, не повышая голоса. Но при этом с резким стуком опустила на стол щипчики.