Певец тропических островов

— Да мне достаточно взглянуть на эти прелестные локоны, чтобы сразу понять: с нашей дорогой пани Ягусей что-то случилось! Вон как колышутся возле щечек — наверняка хотят о чем-то прозвенеть. Как золотые колокольчики, сотканные из волос… Звон беззвучный, но чуть ли не в парке Сташица слыхан, Потому-то я вас так и люблю, милочка, что душа у вас прямо под кожицей. У других она в самом нутре — под жиром, под ребрами, в грудной клетке; захочешь найти — не доищешься. А у вас стоит ногтем содрать на ручке кожицу — и пожалуйста: вот она, душа. Деточка!..

— Вы меня смущаете, пани Мария… — пролепетала Ягуся с притворной благодарностью. И невольно поправила локоны. Нет, непременно нужно изменить прическу! — с тревогой подумала она.

— Смущаю? Да вы что, милочка! Со мной все говорят как с родной матерью. Я для моей детки мамочка… Так что лучше скажите мне прямо: какова она… в личной жизни?

При последних трубных звуках Ягусю вдруг словно парализовало.

— Ну же, деточка! — загремело с новой силой.

— К-кто о-она? — спросила наконец Ягуся.

— Ах, колокольчик, колокольчик! Нехорошо так разговаривать с мамочкой! Ведь я всегда к вам относилась как к родной дочери…

Сладкие эти слова настолько не соответствовали действительности, что Ягуся даже привстала со стула. Но тут же одернула платье и села как ни в чем не бывало, хотя душа у нее ушла в пятки. Что будет дальше, к чему гостья клонит? Ягуся довольно хорошо знала полковницу и не ждала от нее ничего доброго. В особенности сейчас, когда дело коснулось того самого — события государственной важности, вклинившегося в ее жизнь. Личную и супружескую. Господи Иисусе, святые угодники, богоматерь Ченстоховская, когда же это кончится? Как — когда? Все только начинается, а я о конце! — подумала Ягуся.

Богоматерь Ченстоховская, должно быть, вняла ее мольбе: почти в ту же минуту Ягуся почувствовала облегчение. Она встряхнулась, собралась с мыслями, и ей даже стало интересно. Вы спрашиваете — почему, господин адвокат? Все очень просто. Существует такая вещь, как интуиция. Если хорошо знать человека и вдобавок обладать интуицией, отыскать ключ к загадке ничего не стоит.

В самом деле. Поскольку Ягуся хорошо знала полковницу, она должна была, должна — рано или поздно — понять, что означают эти медоточивые речи. Полковнице она зачем-то понадобилась. Полковница старалась завоевать ее расположение. И Ягуся, навострив ушки, начала с любопытством прислушиваться к словам гостьи.

Вот оно что, значит! Своим трубным голосом, ничуть не беспокоясь, что ее могут услышать в кухне и что окна на улицу открыты, супруга полковника произнесла фамилию "Вахицкая", от себя добавив, что у этой отшельницы огромные, огромные связи. Мы здесь, в Ченстохове, даже не знаем, с кем рядом живем. Впрочем, пан полковник все знает! Связи эти ведут на Вежбовую, туда, где за латунными витыми воротами виднеется площадка перед дворцом Брюля, в котором, как известно, помещается МИД. Они протянулись через Саксонский парк прямо к памятнику Неизвестному солдату, по обеим сторонам которого, как известно, есть тяжелые дубовые двери, ведущие в генеральный штаб. И еще дальше тянутся связи: в Уяздовские Аллеи, к многоэтажному зданию ГИВСа — Генеральной инспекции вооруженных сил, — в котором, как известно, иногда ночует Пилсудский и где поэтому стоит его походная кровать. Связи, как нетрудно заметить, весьма разветвленные и куда только не ведут! Но сейчас речь пойдет о ГИВСе. У пана полковника есть одно дело, с которым он никак не разделается, но — увы! — когда в связи с этим делом он поднялся по лестнице на второй этаж, то не встретил там должного понимания и надлежащего приема. Короче говоря, некая двустворчатая, тоже дубовая и тяжелая, дверь на этом этаже перед ним не открылась. А между тем полковнице доподлинно известно, что одна записочка, один телефонный звонок, одно "послушайте", а то и "послушай" пани Вахицкой повлияли бы на эту дверь, и она, повернувшись на смазанных (Вахицкой) петлях, послушно распахнулась бы настежь.

Ах, и только-то? Какое счастье! У пани Ласиборской отлегло от сердца.

— Ну конечно же! — легкомысленно ответила она. Конечно, она рада услужить полковнице и как-нибудь сводит ее к Вахицкой. Конечно, это можно сделать.

Сказала и — испугалась. Ну почему язык иногда выходит из повиновения и начинает ворочаться сам по себе! А полковница между тем удовлетворенно задвигала усиками, и уста ее снова принялась источать мед.

— Деточка! Доченька единственная, ну кто ж, как не ты, в нужную минуту поддержит маму своими рученьками, — затрубила она.

Пан полковник никогда этого не забудет, да и у мамочки хорошая память. От деточки ведь многого и не требуется. Полковницу удовлетворит один коротенький визит, чтоб она могла за чашечкой чая изложить пани Вахицкой свою крохотную просьбу. Пани Вахицкую даже не обязательно предупреждать заранее. Пускай Ягуся как-нибудь просто зайдет к ней в дом — разумеется, под руку со своей мамочкой — и скажет, что привела ее почитательницу. Почитательницу, желающую воздать должное патриотическим заслугам старой ветеранши. Впрочем, фамилия командира 7-го полка тоже не пустой звук, тоже кое-что значит! А кроме того, пани Вахицкую и супругу командира полка роднят общие убеждения, общая идеология. Ченстохова — город патриархальный, люди здесь живут проще, чем в столице, почти одной семьей. Нанести неофициальный визит можно безо всяких церемоний — запросто, по-соседски. Тем более что полковница не собирается навязываться пани Вахицкой, а только хочет, чтоб та поняла, что у нее есть еще один друг.

Труба полковницы гремела, не считаясь с тем, что в кухне слышно было каждое слово, а под окнами наверняка останавливались прохожие.

— Ах да! — напоследок воскликнула она. — Все забываю спросить. Откуда, собственно, вы ее знаете и почему вдруг решили к ней зайти, а, пани Ягуся?

Майорша почувствовала, что кусочек пирога застрял у нее в горле. Она поспешно поднесла к губам салфетку. Но никакая ложь, никакая отговорка не пришли ей в голову — там было пусто.

— Этого я вам не могу сказать, — услышала она собственный голос. (Опять язык заворочался сам собой.)

— Мне, своей мамочке? — удивилась полковница.

Положение было просто ужасное. Ягуся ни за что не хотела давать волю языку, а между тем чувствовала, что вот-вот он развяжется. И уж тогда пиши пропало. Она все время говорила совершенно не то, что хотела.

— Потому что я поклялась в костеле, — ни с того ни с сего вырвалось у нее.

— Как? Вы что, траппистка [34] ?

Полковница окаменела, и рык резко оборвался. Воцарившаяся в крохотной столовой тишина по контрасту показалась Ягусе просто невыносимой. Полковница же — о чем свидетельствовал тупой блеск в ее глазах — почувствовала себя крайне озадаченной.

34

Трапписты — монашеский орден строгих правил, предписывающих своим членам молчание (кроме молитв и песнопений).

— В костеле? — протяжно повторила она. — Это, пожалуй, сходится…

— С чем сходится, пани Мария? — спросила Ягуся.

— Я слыхала, ее посетил какой-то… ксендз…

— Ксендз?!

— Ох, детка, детка! Ох, колокольчик ты мой!

Полковница уже пришла в себя. Ее материнское сердце чует, что деточка хочет что-то от нее утаить. Недаром так заволновались золотистые локончики. Но она уже напала на след, уже догадывается. Речь наверняка идет о дарственной записи в пользу Ясногорского монастыря. Я угадала? Вахицкая хочет что-то отписать костелу. (К своему удивлению, Ягуся утвердительно кивнула.) Отлично, охватившее было полковницу недоумение рассеялось. Ну конечно, так оно и есть: милой деточке не хочется распространяться о чужих благочестивых намерениях, тем более что ее, возможно, просили помалкивать.

— Это совпадает с тем, что рассказала моя кухарка. Только… только… с другой стороны, почему к ней не пришел сам генерал ордена паулинов, почему какой-то жалкий ксендз, каких в Ченстохове сотни… Да, пожалуй бы, самому настоятелю в белоснежном облачении надлежало лично посетить старую ветераншу, которая, послужив всенародному делу, теперь желает послужить костелу. Впрочем, моя Пустювна могла что-нибудь перепутать… хотя… опять же, с другой стороны…

"Моя Пустювна", то есть пятидесятилетняя панна Пустий, была, как нетрудно догадаться кухаркой полковницы. Опять ее дух принялся описывать круги над сидящими за чашкой чая полковыми дамами. Ягуся была удостоена чести выслушать сенсационное сообщение. У полковницы в рукаве ее наглухо застегнутого черного кружевного платья всегда была припрятана масса подобных сенсаций.