Пионерская правда

– Откуда знаешь?! – округлил он глазёнки.

– Так сказали. Потом поймёшь. А сейчас – слушай!

– Что будет со мной? – встрял он.

– А ты эгоист, – улыбнулась Она. – Ладно, так и быть, узнаю и это.

Она собралась было идти к ним, но сын, уже бодрствующий в ночи, учуявший свалившуюся на него свободу, убеждённый в своём праве на теперешний личный диалог с Матерью, в котором он тем более проявлял себя вроде бы достойно, – не пускал Её. Она вынуждена была замереть на пороге взрослой, чтобы не дать ему войти самому, и начала в игриво-извиняющемся, издевательски ищущем подмоги тоне заговорщически перебрасываться с оставшимися там гостями, стоя спиной к сыну, вперившемуся сзади и снизу вверх глазами в Её стройную осинковую фигуру в кремовом платье, за юбку которого он держался. И театрально жаловалась, и ныла, и умоляла о том, что «слышите! он не спи– ит и мешает войти– и, и хочет войти са– ам». Потом всё-таки, несмотря на все его усилия Ей помешать, подло проникла в дверь и, напоследок плотно и оскорбительно далеко отодвинув его икрой правой ноги ему по животу, ушла, так и не дав ему прорваться вслед за собой и выяснить сразу все вопросы напрямую с официальным источником информации и нынешних бедовых переживаний. Да ещё туго задвинула дверь перед ним, как он ни пытался, вцепившись обеими руками в дверную ручку и тщетно скользя тапочками по паркету, толкать эту дверь от себя. Послышался щелчок на уровне его головы. Он похолодел от ужаса! Отскочил на полшага назад. Но через секунду решился и, мужественно дёрнув ручку вниз, надавил на дверь. Дверь оказалась заперта изнутри, что, с одной стороны, лишило его последней надежды попасть теперь во взрослую, к ним, но и успокоило в том, что недавно раздавшийся щелчок всё-таки не был звуком затвора нацеленного на него изнутри пистолета, как промелькнуло у него в голове сперва.

Через какое-то время, он не знал какое, дверь щёлкнула снова. Мать вышла и с ажиотажем, олицетворявшим явную попытку пробудить в нём такую же щепетильную экзальтацию к Предстоящему, стала с напускной учёностью вещать:

– Так, слушай внимательно! Ты не будешь богат, но будешь состоятелен. У тебя уже к тому моменту будет машина и работа. Хорошая машина. Так: честным или нечестным путём будет она получена, не сказали, но машина будет. Не самая дорогая, правда, но достойная.

Он заворожённо внимал.

– Да. И ещё. Слушай! У тебя будет много женщин. Там это будет можно. Сейчас это нельзя. Но при новом общественном строе это будет можно.

– Но зачем?!

– Как, ты не хочешь?! – Она на секунду заколебалась. – Представляешь, сможешь менять их, сколько захочешь, одну за другой, или спать сразу с двумя.

– Заче– ем? – никак не догонял он Её радужных посулов.

– А вот затем! Затем, что это приятно! Понимаешь?!

Приятно! – и Она долго посмотрела на него сверху вниз с заискивающей и одновременно язвительной, но по-прежнему ловящей контакт понимания в его детском недоразвитом сознании улыбочкой.

– А зачем? Я жинюсь хоть?! – искренне понадеялся он.

– Так. Это тебя интересует. Хорошо. Потом ты женишься. На одной из них. У тебя будет всё! И любая за тебя пойдёт, какую захочешь. У тебя будет много денег и хорошая должность. А в том случае, если строй сменится обратно на социалистический… тогда-а… у тебя будет вообще така-а-я до-о-олжность! – тут Она с невыразимым ужасом на лице провела лукавым с искоркой взглядом вверх по косой, к высокому потолку, тонко присвистнув и важно подняв при этом вертикально вверх хорошо отманикюренный красным лаком указательный палец слоновой кости, затем осторожно спрятала указательный маникюр в кулак и уже преспокойненько, в тоне любящей Мамы, нараспев добавила:

– И тогда-а, но то-олько тогда-а, запомни, ты смо-ожешь жениться. Ты сможешь выбирать себе любую – любую, какую твоя душа только пожелает!

– Как это, выбирать? – заинтересовался он, сам отвернувшись в сторону, смущённый начатой Ею темой.

Мать со словами «Жди тут!» ушла в комнату гостей.

Он поначалу стал прислушиваться к обрывкам их беседы, мерно зажурчавшей за дверью взрослой комнаты. Но через минуту всё стихло. И как он ни напрягал слух, тужась представить себе, что же всё-таки там может происходить, всё равно больше ничего не мог услышать в ожидании Её возвращения и опять тоскливо, как бродяга, посмотрел вправо – на замок квартирной двери. Так задумчиво стоя в коридоре, он вовсе забыл про время.

Вдруг до него донёсся возвысившийся строгий мужской голос, адресованный непонятно кому с вопросом:

– Что он там делает?!

– Я не знаю… Ждёт чего-то… – громко, но спокойно и даже как-то равнодушно-насмешливо отвечала голосу Мать.

– Он что-то хо-очет?! – снова послышался громкий вопрос, задевший его слух своей нарочитой важностью.

– Да чёрт его знает, чего он хочет… – прозвучало опять в ответ голосом Матери, словно говорившей не о своём сыне, а о каком-то потеряшке-замарашке в дворняжьей шкурке.

– Ну так пойди и спроси у него, чего он хочет! – «весомо-грубо-зримо» дошло до него из глубин, «как в наши дни дошёл водопровод» [7] , новое резкое развитие ситуации, что заставило Замарашку вздрогнуть в предчувствии ареста.

– Да ладно… Пусть себе… Оставь его. Чокнутый какой-то… – абсолютно индифферентно уже было подытожила Мать. Потеряшка теперь окончательно проникся мыслью, что он точно – бездомная собачонка.

– Нет, ты выйди к нему и задай ему вопрос, чего он хочет! – мужской голос явно любил руководить и руководил.

7

Маяковский В.В. Во весь голос.

Когда Она наконец вышла к нему, он, насквозь зомбированный услышанным, смотрел на Неё изумлённо, как на шикарную большую дорогую куклу из Центрального театра кукол имени Образцова на Садовом кольце, ведомую в данном случае не верёвочками сверху или рычажками снизу, но являвшимся одновременно и тем и другим этим низким мужским закулисным голосом какого-то таинственного Карабаса Барабаса [8] , засевшего себе там, куда Замарашка только что отважно рвался; а теперь вот стоял, испуганно замерев, не в состоянии пошевелить ни руками, ни ногами, с тревожным любопытством ожидая новых команд требовательного голоса Фатума.

8

Толстой А.Н. Приключения Буратино, или Золотой ключик.

– Так. Ты вы-ышла к нему?! – раздавались раскаты.

– Да, я тут! – как рядовой в строю, очередь которого быть перечисленным по ранжиру теперь подошла, отрапортовала рядом Кукла.

– А он с тобой находится? Где он?!

– Да. Мы рядом. Он тут! – отчиталась честно Кукла о вновь прибывшем, хоть и прибыла в данном случае Она сама, своими ногами, женственно цокая по лакированному паркету каблуками своих красных туфелек.

– Но где вы?! Я вас не вижу! Вы в коридоре?! – напустил пущего гипноза Карабас из-за своих Кулис.

– Да! Мы здесь! В прихожей. Вдвоём.

– Задай ему вопрос!

– Так, что я должна у него спросить? – нарочито взволнованно и послушно, преисполненная решимости выполнить любую команду, в том числе и команду спросить, требующую, однако, в настоящий момент уточнения у непосредственного командира способа и инструментария выполнения, произнесла Кукла механическим голосом, тактично подавшись своим марионеточным корпусом в сторону Таинственной Комнаты, дверь в которую оставалась немного приоткрытой в целях обеспечения коммуникации с начальством.

– Спроси его, чего он хочет! Поняла? – прозвучал из глубины взрослой вопрос с заложенным в нём требованием немедленно сообщить о готовности к выполнению.

– Да, поняла! Я должна спросить его, чего он хочет! – показала Кукла полнейшее уразумение сложившейся ситуации и тактики момента, а также стопроцентное согласие с теперешним руководством, вглядываясь с трепетной надеждой, но как-то по-строевому тупо, в ту сторону, откуда из-за приоткрытой двери доносился бас.

– Вопрос должен звучать так: «Что ты хочешь?» Повтори! – сохранял за собой инициативу Карабас.