Пионерская правда

Кукла Турандот дотронулась до его плеча. Каспер вздрогнул от прикосновения Её руки.

– Нет! Я захожу! – обрёл Каспер заброшенный статус своего мальчишества-кибальчишества и вспомнил вдруг реплику из забытой им роли. Но потом он снова засомневался, и ему, уже не знавшему, сколько прошло минут, пока он мечтал про свой детсадик, показалось в этот момент, что роль эта – не его, что он – чужой и что место его – не здесь, хоть и сознавал, что теперь это уже дело чести, что он ввязался в предначертанный спектакль и назад хода теперь не будет.

И именно в момент его секундного колебания из взрослой комнаты, как ни в чём не бывало, послышался уже нормальный человеческий голос – тот же, кара-бара-басов, но адекватный и предполагавший, или хотя бы не исключавший своей неожиданно ровной интонацией, что разум всё-таки есть на этом свете:

– Ладно. Заходи! – донеслось негромко и по-мужски сдержанно из внезапно расколдованного Закулисья после краткого прокашливания.

Но Мальчиш, не будучи готов к неожиданно возникшему изменению тональности и тембра театрального мира волшебных звуков, в который он успел с головой погрузиться, замер, чутко вслушиваясь в возникшую тишину. А Принцесса вновь должна была слегка подтолкнуть его, на мгновение мысленно потерявшего нить происходящего, выпавшего из роли и уже не знавшего, как себя дальше вести с этим непредсказуемым Карабасом, ещё совсем недавно вызывавшим его на турнирную схватку за Прекрасную Даму, а теперь, словно какой-то арабский шейх, вальяжно приглашавшим Малыша-Каспера к себе на ковёр.

С опаской войдя, Мальчиш с первых шагов опознал молчавший теперь и одними глазами следивший внимательно за передвижениями вошедшего голосовой источник своих страхов по строгому чёрному костюму, по аккуратно выбритому мужественному каменному лицу и такой же недвижимой позиции в замершем выжидательном положении сидя, изначально занятой владельцем чёрного костюма на диванном уголке несколько сепаратно от остальных фигур, уже пропавших куда-то, да и не интересовавших его больше – Жопастой Коровы и дуремара-обнимашкина. Руки Арабский Шейх в чёрном костюме держал в замок, уперев локти в колени. И Мальчиш, хоть и пожалел о том, что это не Отец, даже испытал гордость за себя, вызванную подспудным уважением к представшему его взору врагу, который тем временем просто оставался на занимаемом им месте, в противоположность трусам, при появлении Мальчиша сразу сбежавшим, поджав хвосты, нервно курить на балкон. Тот факт, что перед ним сейчас оказался, как почувствовал Мальчиш-Кибальчиш, Главный в этой компании классовых врагов Буржуин, и то, что этот Главный Буржуин не был рядом с Матерью в тот момент, когда Ветеран Крымской войны прокрался к ним без скрипа, неожиданно для себя уличив их компашку в ночных бдениях, – вселило в него не только почтение к умной силе, которую он находил в данном типе, но и готовность попробовать поговорить с типом в чёрном костюме более доверительно и всё-таки по-мужски.

Но тот встретил его брошенным не глядя резким пренебрежительным тоном:

– Тебе чего? – подался чуть вперёд, расцепил пальцы и кратко развёл ладони.

В новой ситуации Кибальчиш опешил.

– Ну?! Я жду, – терпеливо настаивал Чёрный Костюм.

– Чего ты хочешь?! – выпалил строго Мальчиш, так как позади него в этот момент точно была Москва! [14] Тут у него всё оборвалось внутри от собственной отваги, но он упорно продолжал смотреть Чёрному Костюму прямо в глаза.

14

Лермонтов М.Ю. Бородино.

– Я просто сижу здесь, посиживаю себе, никого не трогаю. Что спрашиваешь? – с каким-то индифферентным достоинством ответил Чёрный Костюм.

– Нет! Я тебе не верю! – пронзительно надрывался Мальчиш, словно заводя мотор, ощущая себя целым танком «Т-34», обнаружившим для себя цель пушечной стрельбы и намеревавшимся подъехать на гусеницах поближе к этой заветной цели.

– Ну и не верь себе, мне-то что! Сам-то что пришёл? Что хочешь-то? – продолжил безразличный Шейх.

Мальчиш молчал, и его «Т-34» заглушил мотор, поскольку в эту минуту Каспер действительно забыл и не просто забыл, что он тут забыл, а даже забыл, забывал ли он тут вообще что-либо когда-либо или нет. И более того: он совершенно позабыл в эту минуту даже спросить себя о том, не забыл ли он тут что-либо в большой взрослой комнате. И от этого складывалась ситуация, в которой хотеть что-либо было неактуально.

– Или, может, потерял там что-нибудь? – не отставал Тип.

– Где там? – заинтересовался Мальчиш частностями.

– Откуда мне знать, где. Я, что ль, потерял? Может, там, а может, здесь, – увернулся Чёрный Костюм, сразу вязко уводя за собой в болото непознанного.

– А я что потерял? – не унимался Кибальчиш-Потеряшка, надеясь этой зацепочкой всё-таки выведать, о чём вообще идёт речь, так как было бы всё-таки особенно обидно, если потерявшийся предмет относился бы к чему-то ценному из его сокровищницы детских игрушек.

– Я не знаю, что ты конкретно потерял, если ты вообще что-нибудь терял. Кстати, а ты терял что-нибудь? – вдруг заинтересовался, словно очнувшийся от долгого сна, чахнувший доселе в забытьи над златом Кащей Бессмертный [15] , он же сам Главный Буржуин, и строго посмотрел на Мальчиша.

– А что, нашли?! – руки в боки, потянул было за ниточку Мальчиш-Кибальчиш.

– Что нашли?! – тут же ушёл Чёрный Костюм от темы, словно тема и не затрагивалась.

Воцарилось неловкое молчание.

15

Пушкин А.С. Руслан и Людмила.

– Ладно, – примирительно прервал паузу Чёрный Костюм, – с каким вопросом пришёл-то?

Мальчиш задумался. И как-то надолго, если не насовсем.

– Тебя интересовало же там что-то… Или уже не интересует? – уже явно показывал Чёрный Костюм, он же – Кащей Бессмертный, свою искреннюю готовность идти на компромисс, хоть и явно конъюнктурно обусловленный. И Главный он или не Главный, и Буржуин он или не Буржуин, Мальчиш – вновь обретя своё изначальное рыцарское достоинство – уже начал подвергать серьёзным сомнениям.

Напоследок бросив Мальчишу-Кибальчишу:

– Ну ладно, подумай покамест, может, вспомнишь, – ЧК вдруг куда-то испарился.

Мальчиш, застыв в этом судорожном поиске безвозвратно утраченной последовательности полночного разговора, в безуспешной, путаной обратной отмотке собственных аудио- и видеозаписей в голове, уже даже не замечал, как взрослые визитёры Мамы теперь преспокойненько разбрелись и шлялись себе туда-сюда по квартире, о чём-то свободно, в голос, переговариваясь, – то из комнаты в комнату, то на кухню, где они то спонтанно собирались в могучую кучку [16] и издали в голос хохотали, то, подозрительно замолкая, возвращались поодиночке, всё подсмеиваясь в его адрес над чем-то… До его детских ушек всё время долетал взрослый гогот то вновь осмелевшего дядьки-обнимашкина, то жопастой и грудастой тётьки, называвшей себя дядькам то Любой, а то вдруг целой Любовью, не перестававших «то вместе, то поврозь, а то попеременно» гнусно улыбаться ему свысока. На его строгий вопрос: «Над чем вы там всё смеётесь?!» – они подло включали интригу: «Да так… над анекдотом одним…». И когда он, застав их сборище в кухне, грозно и громко потребовал выложить ему этот развеселивший всех, кроме него, анекдот, – предварительно получив от кого-то, на минуточку оторвавшегося от их компашки и непредвиденно завалившегося к нему в детскую, объяснение того, что вообще есть «анекдот», – то вынужден был, уже не помня, в какой комнате сам находится, тоскливо и безропотно ловить покрасневшими от стыда ушами претендовавшее на неназойливое, звучавшее всякий раз в форме искреннего дружеского напутствия пожелание «вспомнить», и что мнимый, но так пока никем не озвученный анекдот – это якобы как раз он сам и есть. При этом они упорно называли его каким-то неведомым Лариосиком [17] и всё время повторяли: «Закрой рот!» О чём или что вспомнить, а также о чём анекдот, он так и не догонял, но уже был почти уверен, раз все повторяли ему одно и то же, что что-то всё-таки потерял: не зря же он стоит здесь, у себя в детской, и пытается вспомнить неизвестно что и даже роется то тут, то там. И наконец, ему под ноги, как собаке кость, была вальяжно-пьяно брошена этими взрослыми дураками реплика:

16

«Могучая кучка» – содружество русских композиторов 3-й четверти XIX века.

17

Булгаков М.А. Белая гвардия.

– Ладно, иди пока к себе и подумай! Может, вспомнишь. Может, заодно и найдёшь, что потерял, в случае если вспомнишь.

И тут, после продолжительных сомнений, к нему всё-таки пришло то, о чём говорилось в последнем разговоре. Пошёл, разыскал Чёрного Костюма, как раз двигавшегося на него по коридору, и призвал того к неумолимому ответу:

– Стой! Я вспомнил! Я скажу! – молвил Кибальчиш.

– Так. Что нужно?! – мнимо опешил Чёрный Костюм.

– Что ты хочешь?! – задиристо спросил Мальчиш.

– Что? Кто? Я что хочу?! – наигранно испуганно отпрянул Чёрный Костюм. – Я ничего не хочу! Что надо-то?! От-ва-ли!

– Надо, чтобы ты срочно сказал, что ты хочешь! – бойко повторил Мальчиш своё требование.

– Сказать?! – вдруг приостановился в коридоре и, внимательно посмотрев Мальчишу-Кибальчишу в лицо, спросил Чёрный Костюм, строго и таинственно продолжая глядеть на него сверху, явно пугая и проверяя готовность испытуемого, осмелившегося преследовать его – самого Чёрного Костюма, встретить с честью то, что будет сказано сейчас, но что сказанное уже невозможно будет после этого ни изменить, ни отменить, ни замолить, ни поправить.