Письма из Ламбарене
Шрифт:
После троицына дня я несколько недель чувствую себя плохо. Мне с большим трудом удается работать. Как только я возвращаюсь из больницы — вечером или днем, — я должен сейчас же лечь. Я не в силах даже сделать необходимые заказы на медикаменты и перевязочные материалы. Недомогание это вызвано главным образом, должно быть, плохим состоянием нашей крыши. Я не заметил, как в ней снова появились дырочки, и, по всей вероятности, у меня был небольшой солнечный удар. Когда на крыше поставлены заплаты, осматривать ее следует каждый день. Достаточно малейшего дуновения ветра, чтобы прогнившие листья сместились так, что между ними образуется новая дыра.
Вместе с тем немаловажную роль тут играют и переутомление на работе в больнице, и все тревоги, связанные со строительством. В своей строительной программе я зашел, видно, слишком далеко: я предусмотрел даже обжиг кирпича. В Ламбарене есть несколько недель в году, когда можно делать эту работу. Крытых помещений, где можно было бы просушить кирпич, у нас нет. Поэтому просушивать его приходится прямо на земле под лучами солнца. Это осуществимо лишь в июле и в августе, когда здесь обычно не бывает дождей.
Иметь кирпич мне хотелось для того, чтобы мои бараки из рифленого железа, которых я ждал из Европы, можно было поставить на кирпичный фундамент, для того чтобы в комнатах было больше света и я мог бы поднять некоторые помещения над уровнем земли и этим сберечь ящики, запасы продуктов и инструмент. К тому же я мог бы тогда сделать в кое-каких из дополнительно запланированных строений больницы кирпичные стены вместо бамбуковых.
Тщетно силюсь я найти такого туземца, который бы взял на себя работу по изготовлению кирпича. Есть, правда, несколько человек, научившихся этому делу у г-на Мореля или у католических миссионеров. Но все они гонятся теперь за золотом и пустились торговать лесом. Единственный из них, кто предлагает мне свои услуги, хочет, чтобы я сделал его за это также своим лекарским помощником. И вот я берусь за эту работу сам, хотя об обжиге кирпича знаю не больше, чем написано в Библии о том, как фараон принуждал к этому свой народ. [61] А в том, что народ приходится принуждать, если хочешь иметь кирпич, я убеждаюсь сполна, когда сам становлюсь фараоном. Прежде всего необходимо очистить площадку для просушки кирпича. Собираю утром всех, кто стоит на ногах, даю им топоры или секачи [62] и отправляю их на болото, как мужчин, так и женщин. Время не терпит, ибо близится уже сухой сезон, хотя пока еще почти каждый вечер разражаются грозы. Многие хотят уклониться от работы под тем предлогом, что они якобы должны ехать утром на рыбную ловлю. Узнав о моем намерении изготовлять кирпич, все мои больные воспламеняются вдруг такой страстью к рыбной ловле, что можно подумать, что они решили выловить из Огове всю рыбу. Тут уж мне приходится воздействовать на упорствующих и принимать определенные меры. Я сокращаю им рацион, а то даже перестаю перевязывать их нуждающиеся в лечении язвы. Каждый вечер увещеваю туземцев и стараюсь, чтобы они поняли, сколь, в сущности, немногого я от них хочу, да и то не для себя, а для больницы. Обещаю им также подарки. Но за день они делают ничтожно мало. Проходит целый месяц, пока они хоть немного очистят площадку. А моя репутация хорошего человека уже пошатнулась. Одному англичанину довелось услышать, как в Игендже, деревне, что ниже Нгомо, некая негритянка говорила другой:
61
... хотя об обжиге кирпича знаю не больше, чем написано в Библии о том, как фараон принуждал к этому свой народ. — Имеется в виду библейское сказание о том, как фараон заставлял работников каждый день изготовлять «положенное число кирпичей» и не заниматься «пустыми речами» (Исход, гл. V, 7 — 19).
62
... секачи...* — Почти все народы, живущие в тропиках, пользуются в быту большими ножами, которые служат им для самых разнообразных нужд: ими рубят кустарник, выкапывают корни ямса или маниока, обороняются от змей, мелких грызунов и т.п. В Центральной и Южной Америке ножи эти называют «мачете»; в Африке, в странах, бывших прежде французскими колониями, их называют «куп-куп» (от франц. couper — резать). «Без такого ножа, — пишет наш соотечественник журналист Ю.Н. Казеев, хорошо знакомый с бытом населения Камеруна, — местные жители редко пускаются в путь, даже если идут в гости к соседу по деревне. Чаще всего это оружие применяется против змей» (Казеев Ю.Н. Путешествие по Камеруну. М., 1976, с. 9). Подобного рода ножи часто называют «мечами», что не совсем удачно передает назначение этого орудия. Швейцер называет его весьма точным термином — Buschmesser, что в переводе мы передаем русским словом «секач». Почти каждая народность Экваториальной Африки имеет свои формы такого рода ножей — все они довольно большого размера, часто обоюдоострые и имеют обычно широкое и прочное лезвие.
— Нечего тебе ехать к доктору в Ламбарене. Он теперь злой и заставляет людей работать.
Всюду разносится слух: «Доктор притесняет народ, ему кирпичи нужны».
Четыре или пять раз в день бегу я на болото, чтобы подгонять работающих там больных. По ночам мне снятся кирпичи. Но сочетать фараона и десятника в одном лице — это уже свыше человеческих сил. В конце концов мне приходится отказаться от этой затеи и обходиться без кирпича.
Весть, что я перестал быть фараоном, воспринимается в больнице с заметным удовлетворением. С грустью напеваю я стихи чудесного хорала «Томящееся сердце, успокойся», [63] ибо там есть слова:
63
... стихи чудесного хорала «Томящееся сердце, успокойся»... — Речь идет о хорале И.С. Баха «Beschwertes Herz, leg ab die Sorgen vor».
И как я правильно делаю, что следую этим прекрасным
словам! Так или иначе предприятие мое погибло бы от ливней. Сухой сезон так и не наступает. В июле все еще идут дожди. Один такой дождь в католической миссии в Нджоле уничтожает за несколько ночей весь сушившийся там кирпич — тридцать тысяч штук.Отсутствие в этом году сухого сезона — это нечто такое, с чем туземцам до сих пор еще не доводилось сталкиваться и о чем даже не помнят их старики. Это непонятное явление смущает и многих христиан. Так как на туземном языке нет слов и выражений, обозначающих понятия «зима» и «лето», то миссионеры перевели для них предсказание бога по поводу всемирного потопа: «Пока стоит земля, вечно будут дожди и засухи, дни и ночи!». Теперь они должны разъяснять, как могло случиться, что в действительности все происходит иначе, чем сказано в Писании.
В июле мы повержены в глубокую скорбь смертью недавно приехавшего к нам миссионера Абрезоля. Он утонул, купаясь на рассвете в озере близ Нгомо, на глазах у миссионера Хермана и Ноэля, с которыми он поехал туда на несколько дней. Тело его находят. Но доставить его в Ламбарене не удается, катер попадает на мель и выходит из строя. Поэтому его хоронят в Нгомо, на холме. Это был славный и на редкость дельный человек, и все мы успели его полюбить.
В начале августа к нам приезжает на две недели г-н Морель с женой, чтобы отсюда ехать потом к себе в Эльзас. Они должны сесть здесь на речной пароход, ибо вода в верховьях реки несколько спала и неизвестно, сумеет ли пароход дойти до Самкиты.
Около школы для девочек г-н Морель убивает огромного удава (Boa constrictor). Так как застрелил он его из моего ружья, то по существующей договоренности я получаю для больницы половину добычи. К сожалению, в нем только пять с половиной метров длины и он не очень жирен. Когда начинается дележ этого лакомства между больными, дело едва не доходит до драки.
На предпоследней неделе августа вместе с Морелями уезжает и Ноэль. Не знаю даже, как мне отблагодарить моего друга за всю его доброту и за неоценимую помощь, которую он мне оказал. Моим страдающим от писчего спазма рукам будет очень не хватать его пишущей машинки, на которой он поистине виртуозно печатал. Ему же самому, когда он начнет слушать лекции в Оксфордском университете, покажется далеким сном то время, когда он был в Африке лекарским помощником, десятником, могильщиком да и много кем еще.
В докторском доме постоянно находятся белые больные. Иные из них живут там по нескольку недель. Вскоре после отъезда Ноэля их там какое-то время четверо. Тем, кто прибывает сюда, прожив несколько месяцев лагерной жизнью на заготовке леса, первое время даже не верится, что они лежат на настоящей чистой постели.
Есть у меня теперь и постоянный повар. Это Алоис, который уже служил у меня во время моего первого пребывания здесь. Под руководством Матильды Коттман он из нашего скромного запаса продуктов отлично готовит вкусные и разнообразные блюда. А ведь было так, что одному моему пациенту, страдавшему тяжелой формой лихорадки, приходилось в течение многих недель питаться только консервами, которые он получал в банках холодными, и ему было нечем согреться.
Среди моих белых пациентов есть представители всех национальностей. В моем маленьком журнале, куда я заношу имена всех прибывающих ко мне иностранцев, значатся уже англичане, швейцарцы, голландцы, шведы и американцы. Большинство их лежит у меня по поводу язв стопы или малярии. Лежало у меня и двое больных с гемоглобурийной лихорадкой, один в очень тяжелом состоянии, а другой в самой ранней стадии этого заболевания. Гемоглобурийная лихорадка возникает как последствие малярии, когда при не вполне еще выясненных обстоятельствах происходит массовый распад красных кровяных шариков. Распавшиеся эритроциты закупоривают почки, и больному грозит смерть. Красящее вещество распавшихся эритроцитов отлагается в моче и окрашивает ее в темно-красный цвет. Отсюда и происходит название этой болезни. [64] Лечение заключается в том, что делаются попытки приостановить начавшийся распад эритроцитов. Самые надежные результаты дает подкожное введение, каждые восемь часов, трехпроцентного стерильного раствора поваренной соли. Это очень болезненно, но когда курс начат более или менее вовремя, он, как правило, спасает больного. Для того чтобы наладилась работа почек, больному дополнительно вводят внутривенно однопроцентный раствор цианистой ртути — от одного до двух кубических сантиметров в день.
64
Отсюда и происходит название этой болезни. — Оно образовано из трех слов: греч.???? — кровь, лат. globulus — шарик и греч. ????? — моча.
Много хлопот мне доставляет один американец с большим количеством глубоко расположенных мышечных абсцессов. Не успеваю я вскрыть один абсцесс, как тут же показывается новый. До сих пор я вскрыл уже восемь. Сколько времени будет еще способен этот изнуренный пятилетним пребыванием в Африке и непосильной работой на заготовке леса человек выдерживать все новые гнойные нарывы и сопутствующую им упорную лихорадку, я не знаю.
Такие вот возникающие во множестве абсцессы встречаются здесь очень часто как среди негров, так и среди белых. Что же касается гемоглобурийной лихорадки, то у негров ее не бывает.
Мне привозят матроса, который уже едва дышит. Как и все, он решил попытать счастья в лесоторговле; на заготовке леса он пробыл всего несколько недель, подхватил тяжелую пневмонию. Очень скоро он умирает у меня на руках. На груди у него татуировка: «Нет в жизни счастья».
В больнице для негров лежит один мужчина, который, работая на лесозаготовительном участке, пострадал от упавшего дерева: ему раздробило на три части бедро. Терпеливо покоряется он необходимости лежать и держать ногу на вытяжении под большим грузом и начинает уже поправляться. Когда у меня бывали такие больные раньше, мне приходилось отказываться от этого испытанного метода лечения из-за того, что они не соглашались лежать спокойно; вместо этого я вынужден был накладывать им гипс.