Письма из Ламбарене

Чтобы проделать вверх по течению шестьдесят километров, отделяющих нас от Самкиты, требуется обычно от десяти до двенадцати часов. Ввиду того что лодка наша идет с очень тяжелым грузом, к этому надо прибавить еще несколько часов.

Когда мы вышли из рукава реки в главное ее течение, было уже совсем светло. Я увидел, как близ большой песчаной отмели примерно в трехстах метрах от нас по воде движутся какие-то черные полосы. В то же мгновение, словно по команде, смолкла песня гребцов. Оказалось, что это гиппопотамы, явившиеся на утреннее купание. Туземцы очень их боятся и всякий раз стараются объехать их подальше: никто ведь не знает, что им может взбрести в голову, и немало лодок погибло уже от их забав.

Один из ранее живших в Ламбарене миссионеров любил посмеяться над страхом своих гребцов и заставлял их подходить ближе к гиппопотамам. Однажды, когда он по обыкновению снова собирался их высмеять, внезапно вынырнувший из воды бегемот подбросил лодку кверху, и владельцу ее вместе со всеми гребцами едва удалось спастись. Весь груз потонул. Миссионер этот велел потом выпилить кусок толстого дна лодки с выбитой в нем бегемотом дырой и сохранил его на память о своем спасении. Историю эту, уже несколько лет передающуюся из уст в уста, рассказывают каждому белому, который просит своих гребцов подойти поближе к гиппопотамам.

Туземцы всегда стараются не отдаляться от берега, потому что течение там слабее. Местами появляется даже и противное течение. И вот мы ползем вдоль берега вверх, стараясь укрыться в тени нависших над водою деревьев.

Руля у нас нет. Стоящий на корме гребец направляет лодку, выполняя указания того, кто, стоя впереди, следит, чтобы мы не сели на мель и не наткнулись на камень или на ствол дерева.

Самое неприятное в таких поездках — это слепящий свет и жар, отраженные поверхностью воды. Такое чувство, что из сверкающего зеркала в тебя все время летят огненные стрелы.

Чтобы утолять жажду, мы взяли с собой великолепные ананасы, по три на каждого.

Вместе с солнцем появляются мухи цеце. Летают они только днем. В сравнении с ними самые мерзкие москиты — безобидные существа. Мухи цеце раза в полтора больше, чем наши обыкновенные комнатные мухи, на которых они, вообще-то говоря, похожи: разница только в том, что крылья у них расположены не параллельно, а находят друг на друга, как лезвия ножниц.

Чтобы испить крови, муха эта способна прокусить самую толстую ткань. При этом она исключительно осторожна и хитра и умеет ускользнуть от удара. Стоит ей почувствовать малейшие признаки движения в теле, на которое она садится, как она тотчас же улетает и прячется у стенки лодки.

Полет ее беззвучен. Как-то защититься от нее можно только маленькой метелочкой. Муха эта до такой степени осторожна, что никогда не опускается на светлую поверхность, где ее легко бывает заметить. Вот почему белая одежда — лучшая от нее защита.

За время нашего плавания я мог убедиться, что это действительно так. Двое из нас были одеты во все белое, один — в желтое. Первых двух мухи цеце почти не тронули, третьему все время не давали покоя. Особенно же тяжело приходилось неграм.

Известно, что glossina palpalis, переносчик сонной болезни, принадлежит к разряду мух цеце.

В двенадцать часов дня останавливаемся в негритянской деревушке. В то время, как мы едим захваченную с собой провизию, гребцы поджаривают свои бананы. За такую тяжелую работу их следовало бы покормить чем-нибудь посущественнее.

Только поздней ночью приезжаем на место.

Продолжавшаяся целую неделю конференция произвела на меня очень сильное впечатление. Встреча с людьми, которые в течение долгих лет претерпевали столько лишений, безраздельно посвятив свою жизнь туземному населению, воодушевила меня. Я радовался этой благотворной, освежающей сердце атмосфере.

Мое предложение встретило дружественный прием. Было решено, что на выбранном мною месте будет поставлен барак из рифленого железа и другие больничные строения. Миссия ассигнует на это строительство две тысячи франков.

На обратном пути мы дважды пересекали реку, чтобы избежать столкновения с бегемотами. Один из них вынырнул из воды в пятидесяти метрах от нас.

Только с наступлением темноты вошли в наш рукав реки. Около часа пробирались среди отмелей: гребцам то и дело приходилось выскакивать из воды и толкать лодку.

Наконец мы на просторе. Песня гребцов переходит в неистовый рев, и вот вдали вспыхивают огоньки; зигзагами опускаются они вниз и светятся потом друг возле друга. Это ламбаренские дамы пришли встретить нас к месту причала.

Лодка со свистом разрезает волны. Последний толчок— и ее втаскивают на берег. Торжествующие крики гребцов. Бесчисленные черные руки тянутся к ящикам, кроватям, чемоданам и привезенным из Самкиты овощам: «Это — к господину Кристолю!». «Это — к господину Элленбергеру!». «Это — к доктору!». «Берите двое, одному не поднять!». «Не бросать!». «Осторожнее с ружьем!». «Погодите, не сюда, вон туда!».

Наконец весь груз разнесен по домам, и мы радостно поднимаемся на холм.

Первое, что надо сделать, это выровнять строительную площадку для больницы, срыв несколько кубических метров земли. Только с большим трудом удалось миссии нанять для этого пятерых рабочих, да и те оказались на редкость ленивыми. В конце концов терпение мое лопнуло.

В это время один мой знакомый лесоторговец, г-н Рапп, прибывший со своими людьми, чтобы обследовать близлежащие леса, на которые он хотел получить концессию, остановился в католической миссии, чтобы немного отдохнуть и написать письма. Я попросил его помочь мне, и он дал в мое распоряжение восемь человек здоровых носильщиков. Я обещал им хорошее вознаграждение и сам взялся за лопату, в то время как возглавлявший караван негр преспокойно лежал под деревом и время от времени покрикивал на нас, чтобы мы работали поживее.

После усиленной двухдневной работы мы убрали всю лишнюю землю и выровняли площадку. Рабочие ушли, получив обещанную плату. К сожалению, несмотря на все мои уговоры, они по пути зашли в факторию, купили водки, вернулись домой только ночью, совершенно пьяные, и на следующий день работать не могли.

Можно уже приступать к постройке больницы.

* * *

Теперь всю работу мы делаем вдвоем с Жозефом. Нзенг взял на август отпуск, уехал к себе в деревню, и, так как он не вернулся к назначенному сроку, я его рассчитал. Жозеф получает ежемесячно семьдесят франков: работая поваром в Мысе Лопес, он получал сто двадцать. Ему трудно примириться с мыслью, что профессия, требующая известного образования, оплачивается хуже, чем все остальные.

Все больше поражаюсь тому, как здесь много сердечных больных. Они же в свою очередь ошеломлены тем, что достаточно мне выслушать их с помощью стетоскопа — и я узнаю все их страдания.

— Теперь я верю, что это настоящий доктор! — воскликнула недавно одна сердечная больная, обращаясь к Жозефу. — Он знает, что по ночам я часто задыхаюсь и что у меня нередко отекают ноги, а я ведь ему ничего об этом не говорила, да он никогда и не смотрел моих ног.

Я же сам думаю, что средства, которыми располагает современная медицина для лечения сердечных заболеваний, поистине превосходны. Я даю больным дигиталис по десятой доле миллиграмма в день неделями, даже месяцами и — с хорошими результатами.