Письма живых

— Нам навстречу идут наши линкоры. Желаете посмотреть?

— Разумеется. Это не опасно?

— Нет. У встречных работают радиодальномеры, и видимость достаточная, чтоб успеть убраться с дороги.

Тени в тумане сгустились. Прямо по курсу из обманчивого марева как чертик из табакерки выскочил эсминец. Корабль взял левее, расходясь с императорской яхтой. С мостика эсминца замигал прожектор, короткое приветствие собрату по флагу.

Туман скрывает звуки, из-за шума своих машин и гула дефлекторов почти ничего не слышно, ритмичный перестук поршней заглушает посторонние звуки. С мостика казалось встречный эсминец безмолвно плывет над водой, проклятый туман искажает перспективу, все вокруг кажется расплывчатым, нереальным, призрачным.

Несмотря на возраст и постоянную работу с бумагами Дмитрий на зрение не жаловался. Во встречном корабле он опознал мобилизационные проект «Неясыть» с усиленным зенитным вооружением. Вон вместо второго торпедного аппарата дополнительные автоматы на площадках. Отработанный корпус, серийные котлы и турбины, вооружение из четырех 130-мм универсальных полуавтоматов в одиночных установках, пятитрубный торпедный аппарат, весьма приличный запас глубинных бомб, современные гидролокаторы и радиодальнометы, — такие корабли десятками сходили со стапелей заводов Империи, недорогие технологичные солдаты мировой войны.

— Смотрите! — Владимир Сергеевич вытянул руку в направлении тени на два румба правее курса.

Белые молочные струи текли, причудливо извивались между морем и небом. Клубы тумана принимали зыбкие фантасмагорические формы, казались некоей особой формой жизни, заполонившей все разумной грибницей. Сквозь белесые струи проступало нечто массивное, тяжелое. Туман разошелся в стороны, в страхе отпрянул, открывая нависающий над волнами форштевень океанского гиганта.

«Штандарт» весьма крупный корабль, по водоизмещению как легкий крейсер эскадренной службы. Однако, на фоне стального бронированного титана императорская яхта терялась. От встречного веяло холодной всесокрушающей мощью, высокий атлантический нос раздвигал волны, споря с силой самого морского царя, над высокими стальными бортами возвышались угловатые бронированный башни с чудовищными орудиями, массивная увенчанная рубками, мостиками, постами надстройка устремлялась в небо. Ветер срывал, уносил за корму сизый дым из двух труб.

Шторм, туман, непогода все нипочем стальному русскому богатырю, линкор держал ход не менее двадцати узлов. Волны бессильно бились о прочнейшую сталь. Навигационные рубки, дальномерные посты возвышались над слоем тумана.

Характерный силуэт корабля, длинный корпус, архитектура, четыре трехорудийные башни с шестнадцатидюймовыми орудиями, горка башен универсалов, ни с кем не спутать новейший русский линкор, всесокрушающий аргумент царя Алексея. Над кормой веет полотнище Андреевского флага.

— «Николай» или «Петр»? — князь даже не сомневался в ответе.

Командир яхты передал пассажиру бинокль и показал рукой на корму линкора, туда где под решетчатой балкой катапульты с кажущимся игрушечным самолетом тускло отсвечивали золотом буквы. Мощная оптика приблизила и увеличила бронированный борт.

— «Император Николай Второй», — с нескрываемой гордостью прочитал князь.

Он помнил этот корабль еще в колыбели эллинга Адмиралтейской верфи, облепленный лесами, в сполохах сварки. Он помнил его у достроечной стенки на Неве. Дмитрий помнил и историю, связанную с именем корабля.

Изначально линкор хотели назвать «Царь Иоанн Грозный». Однако, под давлением морских офицеров, заслуженных адмиралов, орденоносных отставников, дравшихся у Моонзунда, проливавших кровь в Кильской бухте, шедших на прорыв через Босфор, император Алексей назвал сильнейший корабль флота в честь своего отца.

Моряки хорошо помнили кому они обязаны своими победами, кто строил современный океанский флот, кто после горечи Порт-Артура и Цусимы не сдался, а молча стиснув зубы работал, продвигал энергичных и умных командующих, вкладывал деньги в базы, верфи, заводы. Они никогда не забывали ныне живущего в Ливадии седого как лунь немало пожившего, немало сделавшего, но до сих пор остающегося удивительно человечным и отзывчивым Старого Императора. Моряки помнили кто вручил океанский флот в руки царя Алексея.

Пока Дмитрий не мигая глядел на проносящуюся встречным курсом воплощенную в металле океанскую мощь, по левому борту прошли еще два эсминца. Туман жил своей жизнью, призрачное марево растекалось над волнами. Пелена скрадывала надстройки и башни линкора, мутные прожилки искажали пространство, преломляли свет, превращали мир в некое призрачное небытие между небом и морем, замедляли само время. Казалось туман не от мира сего.

«Николай» уходил на корму «Штандарта», а по правой носовой раковине из пелены туманного небытия вышел второй стальной гигант. Родной брат «Николая», рожденный в утробе второго линкорного эллинга Адмиралтейской верфи «Император Петр Великий».

— Держат курс на Кильский канал? — вопрос прозвучал в полнейшей тишине.

— Отнюдь. Тесный он для линкоров. Скагерраком пойдут, — пояснил старший офицер яхты.

— Извините, господа, ошибся, — Дмитрий почувствовал, как горят уши. — С Панамой перепутал.

Люди в рубке до сих пор находились под впечатлением вида ломившейся через шторм как кабан через камыши бригады. Владимир Сергеевич негромко кашлянул и вышел на мостик. За ним следом направился князь. В рубке слишком душно, остро не хватает чистого холодного воздуха, океанской свежести, запахов воды и неба. Даже туман сущая мелочь, при современных средствах навигации он не помеха.

Рейс продолжился без происшествий. Через двое суток «Штандарт» ошвартовался у пристани Коммерческого порта. Князя ждала машина. На этот раз из гаража прислали «Рено». Французская компания давно работала в России, ее заводы исправно удовлетворяли самый разный спрос на колесную технику. Даже в начале Второй Мировой, когда Россия воевала против Франции, русское подразделение «Рено» ни на минуту не останавливало конвейеры, тем более треть выпуска сразу покупала казна для нужд армии. С точки зрения обывателя, «Рено» не менее русская марка, чем АМО, или «Ярс» к примеру.

Очень хотелось заехать домой, обнять жену и детей, но служба, увы. Пока Дмитрий неспешно на яхте катался на переговоры в Осло и обратно, мир менялся. Он всегда меняется, никогда не останавливается, это как сердце, отдых ему позволителен только в лучшем мире.

— Добрый день, господа. Чем порадуете?

— Хотелось бы порадовать, — господин Ястржембский поднялся при появлении князя и тяжело вздохнул.

— Докладывай, Арсений Павлович, — Дмитрий сразу почувствовал, с помощником что-то не то, атмосфера на работе давит.

— Сегодня получили, — на стол лег конверт со штампами фельдъегерской службы, и оттиском Канцелярии Его Величества.

Дмитрий открыл конверт, быстро пробежал глазами текст на записке.

— Господи помилуй! Земля пухом.

Новость обрушилась на человека как снег на голову. Очень печально. Очень плохо. Князь читал в глазах помощников искреннее человеческое сочувствие, желание поддержать, разделить горе.

— Вот так оно и бывает. Никто ведь и не думал, да только сердце у него слабое оказалось.