Плач богов

Дыхание перехватило моментально и на раз. Эва даже задышала чаще и через рот, когда лёгкие в скором времени потребовали спасительных доз кислорода для срочного возвращения в отрезвляющую явь.

Уж такое со сном точно не спутаешь. Слишком чёткие и контрастные картинки, освещённые жаркими лучами полуденного солнца и буквально разрисовавшие гладиаторское тело портового грузчика расплавленным золотом горячей палитры. Прямо поверх бронзовой, ещё и лоснящейся от лёгкой испарины кожи. Разрисовали везде! Где только сумели достать, подчёркивая и без того лепной рельеф мускулистой фигуры живописными переходами между светом и тенями, создавая ощущение усиленной наготы и незащищённости в несколько раз.

Какое там дыхание, казалось, даже здравый рассудок приказал долго жить. А как Эвелин при этом саму бросило в жар и в моментально выступивший пот (будто ей до этого было мало раздражающих ощущений от влажного исподнего). Только глаз всё равно отводить не стала, при чём не сколько из любопытства, а от некой жадности, пробравшей её в те секунды до самых костей. Да и чувство стыда за своё срамное подглядывание поубавилось довольно-таки сильно. Словно что-то с ней изменилось за прошедшие дни, прибавив нежданной смелости и упрямого желания увидеть большее, да налюбоваться чужим совершенством всласть.

Тем более мужчина был ещё обращён к ней спиной и самое откровенное, что она могла лицезреть в те минуты – это его голые ягодицы и ноги. Но даже этого на первое время ей хватило, чтобы насмотреться до лёгкого головокружения физическими формами идеального тела и при их движении, и при неспешном погружении в накатывающие на берег мутно-бирюзовые волны неспокойного океана. То, как он входил в воду – хотелось запечатлеть сразу же, если и не на холсте, то хотя бы на стеклянных фотопластинах с помощью крупноформатной фотокамеры.

Была б её воля!..

Да только что она могла? Кусать кулачок и восхищаться со стороны совершенством человеческой природы? Хотя, надо признать, Хейуорд был идеален во всём, даже когда был полностью скрыт одеждой, а без оной так и подавно. Большой, смертельно опасный, но на её счастье сытый хищник, чья непринуждённая грация могла соперничать лишь с ленивыми движениями какой-нибудь горной пумы. Он и был, как та далеко не домашняя кошка, способная завалить на землю целого бизона. Да, желание протянуть руку и погладить её бархатный загривок будет непреодолимым, провести по всем безупречным формам ладошкой и чувствительными пальцами, дабы вобрать эти незабываемые ощущения нервными окончаниями собственной кожи и в коем-то веке удовлетворить своё мучительное любопытство. И тем ненасытней будет взгляд, не в состоянии компенсировать то, что жаждет и требует тело.

Говорят, за огнём и водой можно наблюдать бесконечно. Тем днём Эвелин Лейн познала ещё одну неопровержимую для себя аксиому жизни – за купанием Киллиана Хейуорда тоже можно смотреть целую вечность. То, как ласковые волны водной стихии принимают его нагое тело, обволакивая, скользя по коже мокрой плёнкой и приглашая в свои так ни кем и не завоёванные за долгие тысячелетия владения. А он особо и не спешил, делая небольшие шаги по песчаному дну сквозь сопротивляющуюся «преграду», пока просто не взял и не нырнул, скрывшись на несколько невыносимо долгих секунд в неизвестной глубине и направлении.

Надо сказать, Эва даже испытала что-то близкое к нежданному волнению. Ей очень нравился океан, она любила воду, но, поскольку последние десять лет росла в северной столице, вдали от ближайшей береговой линии континентальной границы, то уже успела порядком подзабыть, что это такое – доверять морю. Становиться частью его жизненно ценного элемента, совершенно не беспокоясь о том, что оно может сделать что-то плохое с тобой. Когда не боишься и веришь – тебе отвечают тем же, тем более, когда приходишь с миром или входишь полностью нагим и беззащитным, отдавая себя во власть сильнейшей на планете стихии.

Жаль, Эвелин уже успела об этом подзабыть, одновременно завидуя, как Хейуорду, так и принявшей его воде. Да и волновалась недолго. Вынырнул он вскоре, поплыв к поставленной цели уже у поверхности. Видеть теперь во всей его красе она, увы, более не могла, но всё равно, уходить не стала. С завидным терпением оставалась в своём укрытии, не смотря на припекающую жару и интенсивно потеющее тело под непригодными для подобного климата слоями плотных одежд. Без шляпки и зонтика – это было равноценно сознательному самоубийству, да и во рту уже начинало царапать, как наждачной бумагой, нежданно подступившей жаждой. Не помогало и частое облизывание быстро сохнущих губ и их лёгкое покусывание. Впервые в жизни она была готова отдать целое состояние за один несчастный веер или за возможность спуститься к воде и сделать то, что сделал мужчина.

Приходилось отвлекаться на что-то другое, время от времени разглядывая пятачок маленького пляжа с окружающими его красотами местной флоры и фауны. Чаще всего взгляд притягивало живой пеленой довольно неслабого водопада, шумящего в такт морским волнам и спадающего на россыпь каменных валунов всего в нескольких футах от границы солёной воды. Кстати, пёс Хейуорда предпочёл спасительную тень массивного камня, как раз поближе к пресной запруде, от которой, видимо, веяло куда приятной и более ощутимой прохладой. Там он уже успел до этого и питьевой воды налакаться и даже на несколько секунд забежать в неё по грудь. Теперь же вместе с Эвелин пёс терпеливо ожидал возвращения своего хозяина. При чём несколько раз за это время поднимал голову и смотрел наверх, именно туда, где пряталась девушка, но ничего со своей стороны к данному обстоятельству так и не предпринял. Видимо, ещё в момент их первого визуального знакомства как-то сумел определить для себя её абсолютную безопасность.

Конечно, она могла в любую секунду встать и просто уйти. По крайней мере, ей всё это могло надоесть. Ведь по сути, никаких конкретных целей с этой слежкой она не преследовала. Во всяком случае, не здесь и не сейчас.

Но она не встала и не ушла. И не потому, что не желала возвращаться в Ларго Сулей. Она вообще не хотела тогда думать о такой вероятности, как и вспоминать об истинных причинах, приведших её сюда. В первые жизни (или уже во второй раз за последние дни, если уж быть до конца честной), она делала что-то вопреки всем высокоморальным правилам своего общества, нарушая их самыми немыслимыми способами, какие вообще могут прийти в голову подобной, как она, девушке. В детстве, за данный финт её бы уже давно наказали, при чём очень серьёзно и быть может даже болезненно. А сейчас…

Вот именно сейчас её неумолимо порывало сделать во истину нечто вон выходящее, да такое, чтобы отец Полин тут же забрал своё предложение с замужеством раз и навсегда, а все остальные мужчины её социального уровня отшатывались от неё, как от прокажённой, за несколько ярдов до их возможного пересечения.

Если какие-то сомнения с чувством дискомфорта и успели посетить Эву в те затянувшиеся минуты ожидания, то хватило их ненадолго. Ровно настолько, чтобы забеспокоиться от Хейуорде и превратить остальное время в упрямое намеренье дождаться его возвращения на берег во что бы то ни стало. Заплыл он тогда довольно далеко, поэтому переживания оказались вполне обоснованными. Взгляд не желал расставаться с чёрной точкой, пока ещё видневшейся вдали головы мужчины, ни на секунду. Не притихли они и после того, когда он изменил направление своего заплыва в обратную сторону. Уж очень долго всё это продолжалось, да и сам мужчина словно намеренно никуда не спешил. Слава богу, хоть вернулся без каких-либо эксцессов и как ни в чём ни бывало добрёл до берега всё такой же размеренной походочкой, с которой до этого заходил в воду. Только в этот раз взору Эвелин предстал весь его захватывающий вид, так сказать, с лица. И отводить глаза в сторону, она, естественно не стала.

Наоборот, осмелела в своём разглядывании окончательно, вопреки всем своим недавним смущениям и забурлившей в жилах крови. Жарко стало просто до нестерпения. Сердце вновь ускорило свои взволнованные толчки, усилив накатывающие приливы будоражащей истомы в такт гулким ударам неровного пульса. Одежды стали ещё более невыносимыми и удушливыми, ещё более раздражающими и тесными. Хотелось даже от зависти заскулить. И было с чего. А завидовала она тогда, наверное, не только Хейуорду, но и воде, лоснящейся на его коже тончайшим слоем и создававшей дополнительный эффект к его совершенной наготе. Да, Эва уже видела его и мокрым, и полностью голым, но не при дневном свете и без возможности разглядеть его буквально с головы до ног во всех деталях. И в этот раз ему не было нужды прикрываться, хотя немалое меж ними расстояние всё равно скрадывало самые мелкие черты мужчины и не на одном лишь лице.