Плачь обо мне, небо

Все же, в этом отношении, члены «Земли и воли» были намного понятнее и… честнее?

– Что, если цесаревич не осмелится на помолвку? Он решителен и импульсивен, но не глуп. Кто может поручиться, что он перечеркнет сложившиеся традиции?

– Тогда мы просто сотрем главную ветвь. У Вас ведь был план, Василий Степаныч?

Неровные желтоватые зубы обнажились в улыбке. Как знать – быть может, вправду стоило поддержать князя Остроженского.

***

Российская Империя, Москва, год 1864, январь, 14.

За прошедшие несколько дней, что он провел в Белокаменной по поручению Императора, Дмитрий успел поразмыслить относительно поведения князя Остроженского, но даже так оставалось немало белых пятен. Личность старого князя выглядела слишком скользкой и не всегда логичной, что сбивало с толку и не давало полностью просчитать дальнейшие его действия. Требование расторгнуть помолвку прозвучало не то что бы совершенно неожиданно (он предполагал, что по праву ближайшего родственника Борис Петрович может начать подыскивать более выгодную партию для племянницы), но явно не вызывало восторга. Особенно в том ключе, что преподнес старый князь. Попроси о том сама Кати, Дмитрий бы не раздумывая дал свое согласие, пусть даже и желал их венчания как никто другой. Но воля невесты для него была священна. Однако услышать от ее дядюшки, что Кати готова принять ухаживания цесаревича, причем, не как знак высочайшего внимания, а с надеждой на брак, — было слишком странно.

О том, что венценосные особы набирают комплект фрейлин не только для поручений Великих княгинь и княжон, знали все, и каждая придворная (да и не только) дама сочла бы за честь приглянуться Императору или иным членам царской фамилии, и этому бы даже не препятствовало большинство ее родных, включая законного супруга. Пожалуй, и Дмитрий бы ни в чем не упрекнул Кати, если бы та принимала знаки внимания Его Высочества, как и сама Кати ни словом бы не обмолвилась, вздумай ее жених (и после — супруг) воспользоваться кем из крепостных для любовных утех. То не считалось зазорным, в отличие от адюльтеров с лицами своего круга. Все это воспринималось в рамках легкого увлечения, никоим образом не наносящего ущерба. Но если голову начинали посещать крамольные мысли, наподобие тех, что выразил старый князь — о венчании Кати с Наследником Престола — следовало беспокоиться. Какие основания нужно иметь для того, чтобы столь слепо уверовать в возможность этого союза?

Нахмурившись, Дмитрий вытянул из кармашка часы: малая стрелка подбиралась к шести, и нужный человек должен был появиться с минуты на минуту. Лишь бы ничто ему не помешало прибыть сюда, а после — добраться вовремя до столицы. Молодой граф сам рвался срочно оседлать коня и выехать в Петербург, однако явиться к государю, не завершив поручение, было не лучшей идеей. Даже если Его Величество сочтет полученные сведения ценными, это ничуть не умалит факта ненадлежащего адьютанту поведения. Да и — еще один взгляд на круглый циферблат — лучше пока ему не появляться в столице и при Дворе.

Ум уже не занимали революционеры — если то, что удалось узнать Дмитрию, не показное затишье, а действительная картина, сейчас Ишутин и его товарищи не опасны для государства и не требуют принятия серьезных мер. Потому можно было обдумать то, что затевал князь Остроженский: вряд ли он действовал во благо Кати, тем более что — в этом граф Шувалов успел удостовериться — именно его стараниями был арестован князь Голицын, и именно его не выдал, боясь за супругу и детей. В том, что тот и впрямь бы отплатил Алексею Михайловичу через его семью, не оставалось сомнений: князь Остроженский утерял всяческие понятия чести и родства. Он не имел привязанности даже к сестре, которую обещался умертвить, если зять осмелится сдать его на допросе. Что б ему помешало воспользоваться Кати и устранить ее в случае неповиновения? Другой вопрос — почему он так рьяно старался уничтожить царскую семью. И успеет ли Дмитрий предотвратить возможную трагедию.

Первой, почти мальчишеской мыслью было просто вызвать потенциального родственника на дуэль. Оскорблением счесть не аргументированный должным образом отказ в помолвке, или даже завуалированное указание на недостойность его в качестве жениха для Кати. Не суть важно, что называть причиной. Однако пуля в лоб была бы слишком легкой смертью для старого князя: он заслуживал куда более долгих мук и застенков Петропавловки. А это было доступно лишь государю. Вот только как заставить самого Остроженского сознаться в своих деяниях, или хотя бы открыто показаться Третьему Отделению в момент преступления? Борис Петрович изощрен и пронырлив, и вдобавок к тому — крайне осмотрителен. Ниточки, что могут привести к нему, так коротки, что, возможно, обрезаны и лишь для вида торчат из общего клубка.

Тянуть за них или не стоит?

Рваный ритмичный стук в дверь уведомил о том, что посыльный все же сумел добраться до Москвы. Офицер, несколько раз виденный при Дворе, молча дождался, когда рыщущий по комнате граф Шувалов отыщет подготовленное еще с утра донесение, успешно запрятанное на момент случайных гостей (не доверял он постоялым дворам), и проверит написанное в нем.

– Передайте эти сведения Его Императорскому Величеству, — Дмитрий протянул свернутый лист бумаги стоящему перед ним офицеру. Тот, понятливо кивнув, намеревался уже было удалиться — чем раньше отъедет, тем быстрее окажется в столице — однако граф внезапно жестом приказал ему подождать. Кончик пера вновь заскользил по желтоватой поверхности, торопливо выводя несколько строк; мысли опережали появляющиеся буквы, рука подрагивала, и чудо, что кляксы не осталось. Но медлить не следовало: Дмитрий был готов лично после извиниться за неровный почерк, если он успеет. Сейчас подобные мелочи ничего не значили. Наскоро дописав и присыпав текст мелким песком, он обернулся.

– Это — лично в руки Его Высочеству.

***

Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1864, январь, 14.

Как бы ни была Катерина против авантюры, предложенной Николаем, а полномочий вступать в споры с ним она не имела, и потому оставалось лишь покорно принять эту идею. Тем более что и оставить цесаревича здесь она не могла, ощущая за собой вину: если бы не ее сердечный трепет, не укрывшийся от глаз дядюшки, возможно, удалось бы избежать всего этого. Впрочем, кто мог поручиться за то, что старый князь не сыграл бы на других струнах, исчезни с ее стороны чувства к Наследнику Престола? Все началось значительно раньше, и порой Катерине думалось, что не будь вплетена в эти интриги она, нашелся бы кто-то другой, чьими руками князь Остроженский разрушил бы Империю в своей слепой мести. Он был безумен. Иначе объяснить столь странные стремления не удавалось, и потому в душе вновь и вновь просыпался страх. За то, что их просчитанные шаги в определенный момент заведут в тупик, потому что действия тех, кто потерял рассудок, невозможно предугадать. Хотелось раз и навсегда покончить со всем, пусть это и будет означать для нее потерю последнего родного человека, но удастся ли вскоре поставить точку?

Дожидаясь, пока слуга распахнет перед ней дверь, она прошествовала в кабинет, где Борис Петрович с самого утра занимался финансовыми делами. Ее визит также был скорее деловым, нежели из желания свидеться, и имел двойное дно: намедни Ульяна, старая кухарка, прослужившая более двадцати лет, скончалась, и надлежало срочно подобрать кого-то на ее место, и Катерина вызвалась решить этот вопрос, лишив дядюшку хотя бы одной заботы. Все складывалось как нельзя лучше — уже который день она пыталась придумать, как провести тайного агента в дом, и, хотя старую женщину было жаль, смерть ее сыграла на руку. Тотчас же цесаревич послал за поверенной Долгорукова, и той был проведен полный инструктаж по ее обязанностям. Бывшая Анна Ростопчина теперь носила имя Евдокия и считалась простой крестьянкой.

– Дядюшка, я нашла замену Ульяне, — оповестила старого князя Катерина и махнула рукой куда-то в коридор: оттуда, неловко комкая платок в руках, вышла немолодая женщина, пожалуй, даже старше предыдущей кухарки, с сухощавым лицом, слишком тяжелым для женщины подбородком и холодными светлыми глазами. Молчаливо поклонившись хозяину дома, та опустила взгляд в пол, предоставляя барышне возможность представить ее и пояснить, какие рекомендации ей дали бывшие господа. Старательно сложенная легенда о том, что до недавних пор Евдокия служила у князя Прозоровского, судя по всему, вопросов у Бориса Петровича не вызвала — он пожевал губами, над чем-то размышляя и отослал новую кухарку к ее прямым обязанностям, лишь сказав что-то о необходимости проверить ее умения. Мысленно Катерина облегченно выдохнула — кажется, все прошло удачно.

– Помнится, на февраль вы венчание назначали? — внезапно заговорил старый князь, тайком поглядывая на племянницу. Та вздрогнула, не догадываясь, к чему был вопрос задан. Впрочем, долго строить предположения не пришлось. — Дмитрий Константинович уже получил разрешение у Императора?

Хитрые маленькие глазки, вперившиеся в Катерину, кажется, даже не моргали: столь напряженно они ловили каждое ее движение. Борису Петровичу требовалось знать, какие действия предпринял граф Шувалов.

– Я думала отложить свадьбу, — созналась княжна после недолгих раздумий: в этом не было никакой лжи, она и вправду не ощущала за собой готовности становиться графиней сейчас, покидать Двор. В том, что семейная жизнь потребовала бы уделения внимания новому дому, а значит, временного или длительного отлучения от фрейлинских обязанностей, не было сомнений. Она, бесспорно, желала этого, но позже. Стоило лишь понять, как сказать об этом жениху.