Плачь обо мне, небо

– Вы талантливы, Ваше Высочество. Я не берусь судить о технике исполнения, но в рисунке есть душа, а это ценнее любого мастерства.

– Вы к Николаю? — смущенный похвалой Великий князь решил перевести тему, пока он еще не потерял способности изъясняться связно: что и говорить — в общении с дамами он явно не имел особого опыта, да и стеснительности ему досталось за всю императорскую семью.

– Да, я желала побеседовать с Его Высочеством. Прошу простить, что осмелилась придти без приглашения.

– Вам оно и не требуется, Катрин, — раздался за ее спиной голос цесаревича: он посмеивался, стоя в дверях. — Оставьте эти экивоки — Вы всегда желанный гость.

Обернувшись, княжна лишь иронично взглянула на вернувшегося хозяина кабинета, прежде чем поприветствовать его книксеном. Великий князь с интересом наблюдал за этой сценой: застенчивость ему ничуть не мешала подмечать самые незначительные, как большинству казалось, детальки. И сейчас он был готов с уверенностью заявить, что княжна Голицына перестала быть одной из фрейлин государыни для его брата: на мелькающих в свите матери дам он не смотрел так, и подобных знаков внимания ни голосом, ни жестами не оказывал. Что же до небезызвестной барышни, то она, казалось, всячески заставляла себя не переходить ту черту, что проводилась для всех без исключения свитских.

– Желанные гости должны с добрыми вестями прибывать, а о себе я этого сказать не могу, — бросив выразительный взгляд на вновь увлеченного рисованием Великого князя, Катерина посмотрела на Николая, без слов осведомляясь, стоит ли ей говорить в его присутствии. Тот отрицательно покачал головой: посвящать брата в столь серьезные проблемы он желал менее всего. Указав ладонью на приоткрытую дверь и тем самым предложив провести беседу в ином месте, цесаревич дождался, пока княжна выскользнет из кабинета, и, пояснив Александру, что вернется через несколько минут (чтобы он уведомил об этом графа Строганова, которому была назначена встреча), последовал за ней.

– Если вы не возражаете, мы поговорим в библиотеке, — как только кабинет остался позади, обозначил их маршрут Николай.

– На самом деле, нет нужды обходить половину дворца ради беседы, – перебирая пальцами пластины веера, Катерина искала правильные слова. – Я лишь хотела посоветоваться с Вами, Николай Александрович.

– Тогда зачем вы столь яро указывали на моего брата глазами? – иронично поинтересовался цесаревич. – Желали просто остаться со мной наедине?

– Вы обладаете способностью читать мысли, Ваше Высочество? – нарочито приглушенным тоном отозвалась княжна, загадочно улыбаясь. Но эта маска продержалась лишь несколько секунд, после которых она, рассмеявшись, отвела глаза, дабы успокоиться. – Я просто не хотела вызвать ненужных вопросов со стороны Его Высочества. Ничуть не подозреваю Великого князя в любопытстве, однако не думаю, что стоило рисковать.

– И какого же совета вы желали у меня спросить? – оставив эту тему, перешел к насущному Николай, все тем же прогулочным шагом следуя вдоль по коридору и изредка поглядывая на свою спутницу, с лица которой до сих пор не сошла улыбка, что демонстрировала едва заметная ямочка на правой щеке.

– Кати! – голос Эллен, так некстати оказавшейся здесь, навел на мысль о том, что сегодня все желает воспрепятствовать ее планам. То ли высшие силы намеревались непрозрачно намекнуть, что не стоит переходить к этим действиям, то ли ей просто категорически не везло.

– Внушения гувернантки на тебя явно не имели влияния, – оценив ее возбужденный вид, Катерина качнула головой. – Скольких ты уже сбила на пути сюда? – намекая на то, что чинно прогуливающиеся барышни не краснеют, словно после длительного бега, и имеют более аккуратную прическу, она улыбнулась. Та, которой предназначался шутливый укор, только закатила глаза и, заметив с весельем во взгляде наблюдающего за ними цесаревича, поспешно присела в реверансе.

– Ее Величество желала видеть тебя, поэтому я и торопилась.

– Срочное поручение? – уже более серьезным голосом осведомилась Катерина, на что получила лишь неопределенный жест плечами. – О, письмо? От кого? От прусского принца? – внезапно хитро поинтересовалась она, указывая на белый прямоугольник в руках подруги. Та изумленно приложила ладонь к губам и вдруг рассмеялась.

– А я и забыла, представляешь? На пути сюда посыльный доставил, от маменьки.

Младшая графиня Шувалова поддела конверт заколкой, раскрывая его и вытянула из него сложенный втрое лист бумаги. Брови нахмурились, когда взгляд скользнул по первым строкам, однако сменились неестественной бледностью, стоило дойти до основной части послания.

– Эллен, Эллен! — заметив, как подруга в ужасе округлила глаза, а руки ее мелко затряслись, Катерина кинулась к ней. — Что произошло? Что-то с Елизаветой Христофоровной?

– Д-Д… Д-Дмитрий… – она перевела обезумевший взгляд на стоящую рядом княжну.

Губы подрагивали, голос отказывался повиноваться. Рука, держащая злополучное письмо, безвольно упала на колени. Исписанный неровным почерком графини листок соскользнул по гладким юбкам на пол. Николай, не вмешивающийся в диалог, напрягся: Шувалова, конечно, порой была излишне эмоциональна, но разыгрывать отчаяние и ужас бы не стала. Не сейчас и не перед ними.

– Что с ним? Эллен! Не мучай, прошу!

– Д-Дмитрия… – казалось, она сейчас потеряет сознание — столь бледным было лицо и обескровленными – губы, — …у-у-убили…

Первой мыслью, и, наверное, даже единственной в те минуты, было то, что свадьба отложится — сейчас жених не приедет, задержится еще сильнее, чем ожидалось. И вроде бы она сама желала повременить с венчанием, но как-то это неправильно.

А потом пришло осознание — Дмитрия убили. Не свадьбу переносить следует — отпевание заказывать.

И появилось едва оформившееся предположение о том, что небо решило отобрать у нее всех. Сначала папеньку, затем маменьку и сестер с братом, теперь жениха. Высшие силы давали ей крест один другого тяжелее, словно пытаясь найти предел ее стойкости. В памяти всплывали маменькины наставления: «не ропщи на Господа — он воздает по заслугам и не посылает испытаний, что нельзя вынести». Смирение — то, чему учила ее маменька, и то, от чего порой хотелось избавиться: вдруг стало бы легче.

После долгих попыток привести подругу в чувства, удалось узнать о произошедшем в Москве, где находился на тот момент по поручению Его Императорского Величества граф Шувалов. Согласно словам Елизаветы Христофоровны, узнавшей о трагедии утром, Дмитрий просто попал под руку как адьютант государя, однако Катерина имела искренние сомнения в том, что это было случайностью. Революционные кружки в последнее время стали появляться все чаще и чаще, и очередное такое общество, организованное студентом-вольнослушателем Ишутиным, имевшее крепкую связь с польскими революционерами, своими антиправительственными агитациями вызвало интерес со стороны Императора, но это задание не предполагало подобного исхода. И после того, как жених рассказал цесаревичу о беседе с Борисом Петровичем, в которой дядюшка недвусмысленно намекал на необходимость разорвать их помолвку, все это выглядело более чем странно.

Катерина бы даже не удивилась, узнай, что с этими «террористами», как их назвала Эллен, имел определенные связи князь Остроженский — уж точно не государя винить в случившемся.

Несмотря на то, что внутри все уничтожалось черным пламенем, сердце, не замедлившее своего хода, настаивало на выяснении правды. Какой бы та ни была.

***

Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1864, январь, 18.

Каким чудом Катерина не бросилась к дядюшке в тот же вечер, когда узнала о трагедии — неизвестно. Возможно, в том была заслуга цесаревича, насильно заставившего ее остаться в комнате и придти в себя: получасом ранее он те же требования озвучил Эллен, хотя младшая графиня Шувалова и не порывалась бежать куда-либо, будучи слишком подавленной. Известие о гибели брата ударило по ней слишком сильно: бледная, неживая, она едва ли могла передвигаться самостоятельно и, казалось, абсолютно утратила силы — навестившая ее утром Анна Тютчева застала ту же картину, что и вечером. О состоянии фрейлины было доложено Императрице, и та распорядилась о замене для дежурства.