Плачь обо мне, небо

– Тебя что-то тревожит? — участливо осведомился князь Остроженский. Судя по тому, как ответила ему племянница, об отмене венчания Дмитрий с ней не заговаривал, а значит, та беседа для него прошла зря.

– Просто… — Катерина замешкалась, невольно коснувшись цепочки с крестиком, тем самым выдавая свое смятение, — мне страшно. Это решение, которое принимается один раз, и я бы хотела, чтобы оно было верным, а не породило терзания на протяжении всей жизни.

Ей бы поговорить об этом с маменькой или сестрой, но их нет рядом, а Эллен, готовая развеять любые ее сомнения, не может быть беспристрастна, если речь идет о ее брате. Дядюшка же… в силу последних событий его уже сложно было считать близким человеком, которому стоило довериться, но сейчас подобная «откровенность», пусть и несколько театральная, могла стать полезной: пусть он видит, что она колеблется, пусть считает, что ее можно подтолкнуть к другим мыслям. Потому что лучше, если он оступится сейчас, нежели дойдет до нового покушения на Его Высочество. Вот только как подвести Бориса Петровича к действиям, которые жандармы смогут трактовать полноценной причиной для ареста — она не знала.

– Помнишь недавний наш разговор о происхождении твоего папеньки? Я рассказал тебе об этом не только потому, что ты желала знать о своем батюшке больше. Твоим сердцем завладел Наследник Престола. И, похоже, он питает к тебе не менее искренние чувства? — ворвался в ее размышления голос Остроженского.

– О чем вы, дядюшка? — недоумение, отразившееся на ее лице, уже не было наигранным — она и впрямь не поняла значения сих фраз. Старый князь сощурился, в упор смотря на племянницу.

– В чувствах нет ничего постыдного. И надеяться на взаимность — не грешно. Ты имеешь полное право на вхождение в царскую семью.

В груди холодной змеей в клубок свернулось подозрение. Если до последних фраз и стоило думать о чистоте рассказа дядюшки, то поверить в то, что он желает лишь позаботиться о ее будущем, она не могла. Слишком уж складно он говорил, слишком уж красиво ткалось полотно. Ни затяжки, ни прорехи. Но показать свое сомнение и недоверие она не имела права. Не сейчас. Если потребуется, она примет на себя любую роль, лишь бы вывести дядюшку на чистую воду. Потому, вместо слов о существующей договоренности с Дмитрием, прозвучала совершенно иная фраза, не дающая ей покоя уже не первую неделю:

– На фрейлинах не женятся.

И даже если женятся, такой брак не признает церковь. Такой брак не признает царская семья. Сколько лет Марии Николаевне пришлось скрывать свою связь с графом Строгановым? А ведь ее венчанию потворствовал сам цесаревич! Но узнай о том покойный Николай Павлович, Великой княжне не помогло бы ничто, и издать Акт удалось лишь после его смерти, но произошедшее осталось в тайне. Сама Катерина оказалась посвящена лишь стараниями длинных языков фрейлин. Со времен Петра I не было ни одной придворной дамы, чей брак с представителем императорской фамилии стал бы законным. И ей не стать исключением.

– Когда венчали на царство Михаила Федоровича Романова, среди претендентов находились и Голицыны, и Воротынские. Их права на российский престол были выше, чем у кого-либо. Последняя из Воротынских была венчана на брак с братом воспитателя Петра Первого — Петром Алексеевичем Голицыным. Твой батюшка признан князем Голицыным, а древность этого рода и чистота их крови — не чета даже Романовым, от которых уже едва ли что осталось: все немцы проклятые заняли. От тех, кого венчали на царство пару столетий назад, в них лишь фамилия, — чем больше говорил Борис Петрович, тем воодушевленнее становился его голос, и тем сильнее охватывал Катерину страх: безумие — вот чем звалось то, что овладевало старым князем. Святая вера в законность его мыслей и суждений. Фанатичное желание вернуть все к истокам. – Не им, а тебе занимать престол и сжимать в руках державу. Не по родству с царями, так по праву древности рода.

Казалось, что он уже был готов ухватиться за любой аргумент, лишь бы одержать победу. Борясь с собой, чтобы не выдать случайным жестом мыслей о том, что не ей престол дядюшка готовит, а себе, желая править ее руками, Катерина опустила взгляд. И знать, как именно он намеревается это осуществить, ей не хотелось. Но в то же время – требовалось.

– Но даже если Их Императорские Величества одобрят этот брак, мне быть лишь в тени венценосного супруга.

Руки тянулись закрыть уши. Сердце набатом стучало в голове.

– Вспомни Екатерину Великую – присутствие Петра на троне ей ничуть не помешало. Не помешает и тебе. Императрица больна, и ускорить процесс не составит труда; Император ничуть не заботится о своей безопасности, цесаревич пошел по его стопам.

Рассуждения дядюшки, абсолютно бесчеловечные на её взгляд, вызывали ужас. Катерина и помыслить не могла, что с царской семьей что-то случится. С каждой минутой она все больше уверялась в правильности своего решения: если ради этого придется отречься от последнего родственника, она всё равно это сделает.

– А как же остальные члены Дома?

– Они всегда могут разделить участь основной ветви.

Она сильно надеялась на то, что весь разговор был подслушан — это еще не полноценное доказательство вины, но уже улика. Уже весомый аргумент в пользу подозрений в адрес старого князя. И чем скорее все закончится, тем легче ей станет. Руки подрагивали, и чтобы скрыть это, пришлось сцепить пальцы вместе и старательно считать вдохи и выдохи.

– Зачем нужно столько смертей? Они… они не виновны перед Вами и народом.

– Они все — прямая угроза новой власти. Сорную траву нужно вырывать с корнем, чтобы из него не появился новый стебель.

– Люди поднимут бунт, – качнула головой Катерина, заставляя себя мыслить рационально и не поддаваться эмоциям.

Сейчас надлежало вести беседу так, словно бы они решают простые вопросы, не затрагивающие чужие жизни. Чувствительной княжне, пусть и приученной держать лицо в обществе, это было крайне сложно: казалось, что каждая новая фраза ставит на ней клеймо предательницы. И если бы подобную беседу донесли ей, она бы не поверила в то, что лишь одна из сторон действительно желала гибели всех членов царской семьи. И приказала бы казнить обоих участников разговора.

– Люди не слепы – еще немного, и их недовольство начнет проявляться открыто. Император оступился, и не раз: еще несколько таких шагов мимо верного пути, и его не спасет даже Третье Отделение. Он подрывает всяческую веру в образ монарха. Народ может быть сильнее императорских офицеров, если начнет действовать сообща. Ты слышала о революционерах?

На ум тут же пришла фамилия «Ишутин», и сердце сжалось. Некстати вспомнились переживания, едва-едва утихшие, но не исчезнувшие — до тех пор, пока Дмитрий не вернется из Москвы, она не сможет спокойно спать и перестать молиться за него. Неопределенное движение плечами стало единственным ответом на вопрос старого князя. Впрочем, он, кажется, и не ждал иного.

– Они сделают то, на что не хватило духу другим, – с каким-то странным предвкушением произнес Борис Петрович, – они создадут новую Россию. И царь будет далеко не единственной устраненной помехой на пути к преобразованиям, если не согласится сам начать их. Народ будет рад, если ему помочь, и мы можем это сделать. Стать новой вехой в истории Империи, возродить то, что утрачено и похоронено, залито русской кровью.

Сжав в ладони крестик так, что его края впились в нежную кожу, Катерина выдохнула и подняла голову, чтобы посмотреть на того, кого столько лет звала дядюшкой, но сейчас не считала сколько бы то ни было родным человеком. На того, кому пожелала сгнить в Петропавловской крепости, тут же испугавшись своих жестоких мыслей. На того, по чьей вине — сейчас она в этом была уверена — семейное кладбище Голицыных пополнилось новым крестом. Изнуряющая, мучительная тишина повисла в кабинете, звеня в ушах и замедляя биение сердца, в котором кто-то прокручивал семь лезвий остро заточенных ножей.