Пленник королевы фей

— …из которого тебя кто-то освободил, — безжалостно перебил голос. — Освободил до того, как закончился срок твоего наказания! В нарушение всех правил!

— Ой, да проку в этих правилах, особенно если их не знаешь! — отмахнулась Пока. — Их столько — не то, что смертным, и нам запомнить трудно!

— И, тем не менее, ты была наказана. А за попытку увильнуть от наказания тебя ждет еще большая кара!

Пока почувствовала себя неуютно. Не то, чтобы она раскаивалась в содеянном — она вообще не знала, что такое раскаяние и искренне недоумевала, за что на нее в первый раз разозлились родичи и друзья! — но возвращаться обратно в дупло и на сей раз безо всяких условий… Такое времяпрепровождение ей не нравилось. Просто сидишь, зарастая пыльцой-аурой и время от времени впадаешь от скуки в оцепенение. Все, что угодно, только не это!

— Все, что угодно? — ворвался в сумбурные мысли Поки вкрадчивый голос.

— Все!

— Тогда расскажи мне все об этой смертной!

— Ой, да тут и рассказывать-то нечего… Не знаю я ничего! Просто пролетала мимо и… Ай!

Ее подбросило вверх. Пока закувыркалась, тщетно пытаясь расправить крылышки, отвыкшие от полета за долгие годы заточения, и влетела прямиком в паутину. Еще миг назад ее здесь не было — и вот она, растянулась между ветвей. Феечка забилась, прилипая к толстым нитям. Некоторые ей удалось оборвать, но прежде, чем она освободилась, появился сам владелец ловчей сети. Вернее, владелица. При виде огромной толстой паучихи, черной, с алыми глазами и белым знаком на брюшке, Пока оцепенела. Взгляд всех восьми глаз паучихи был разумен.

— Ой…

Одно стремительное движение брюшка — и вылетевшая из него липкая нить опутала щиколотки феечки.

— Ты скажеш-шь мне, кто эта с-смертная, — прошипела паучиха, не спеша подтягивая жертву ближе.

— Не знаю я… — заныла Пока. — Отпустите, госпожа! Я просто мимо…

— Ты с-сидела в заточении, пока она не ос-свободила тебя, — паучиха стала медленно подтягивать свою жертву к жвалам, выбирая нить. — Ты не можеш-шь не знать, кто она такая…

— Ну, она назвала мне имя, — намекнула феечка. — Дженнет.

— Дж-ш-шш-ш… — нить поползла быстрее.

— И что она идет к самой королеве фей! К Мэбилон! — выкрикнула Пока.

— Аш! — вскрикнула паучиха.

Нить оборвалась.

Освобожденная феечка взмыла в воздух подальше от паутины, торопливо счищая остатки клейкой нити.

— К с-самой Мэбилон? — казалось, паучиха была ошеломлена. — А зачем?

— Не знаю я! Но могу спросить! Когда она проснется…

— Как бы то ни было, — паучиха попятилась, заползая куда-то за листву. Возникшая по волшебству паутина также внезапно исчезла. — Как бы то ни было, она не долж-шна попас-сть к королеве…

Конечно-конечно, — закивала Пока. — Я тоже так думаю.

— Смотри! — бесплотный голос, уже лишенный шипящих «паучьих» интонаций, прозвучал у нее за плечами. — Я знаю, что тебе ничего не стоит соврать. Но не вздумай врать мне!

Голос затих. Пока метнулась туда-сюда, разбрасывая горстями пыльцу и вычистив свою ауру полностью, но не обнаружила ничьих следов. Ее собеседник или собеседница — скорее, второе, — бесследно исчез…

— Знать бы еще, кто это был! — пробурчала феечка, прекрасно понимая, что без этих знаний она прекрасно проживет. И вообще, кто они такие, эти Высшие, чтобы указывать первой встречной цветочной фее, как ей поступать?

Теперь королева приходила к нему не одна. С нею всегда были ее придворные дамы и два-три пажа. Мэбилон одним взмахом руки меняла его комнату до неузнаваемости. То это был внутренний дворик, выложенный мраморной крошкой, где повсюду росли усыпанные цветами лианы, журчали фонтаны и пели невидимые птицы. То это был грот, стены и потолок которого были выложены цветными камешками, причудливо переливающимися в свете свечей. То это была просторная комната, залитая светом, обставленная с кричащей роскошью. То огромный зал с колоннами, уносящимися на головокружительную высоту. То галерея в старинном замке. То еще одна комната без окон с узорами на стенах. Никогда не угадаешь, где окажешься в следующий раз.

Его учили языку. Королева нарочно разговаривала при нем на наречии фей, часто повторяя одни и те же слова и понятия, чтобы он мог запомнить названия вещей и предметов. Как выяснилось, кроме самой Мэбилон, по-английски умели говорить не многие — лишь несколько ее придворных дам знали десяток-другой слов. Этого им было достаточно. Роланд сидел в кресле, на скамеечке, среди шелковых подушек и слушал, как девушки лепечут друг с другом. Языки давались ему хорошо, и вскоре он уже научился выделять знакомые слова. И не особенно удивлялся тому, что, предоставленные сами себе, эти фрейлины заводят разговоры о том, что ближе и понятнее всем женщинам мира — о нарядах, украшениях, танцах и красивых юношах. Роланду были скучны эти беседы, и даже когда к нему обращались с вопросом: «Как, по-вашему, идет ли моим глазам этот браслет?» — показывая то на глаза, то на само украшение — он мог в лучшем случае ответить вежливое «да». Все равно эти фрейлины иного от него не ждут.

Королева Мэбилон внимательно наблюдала за ним. Он чувствовал взгляд ее лиловых глаз постоянно. Более того, ему иногда казалось, что она следит за ним, даже когда он в одиночестве. Она чего-то от него ждала. Но чего? Признания в чувстве, которого он не испытывал? Каких-то неожиданных поступков? Подвигов? Попытки совершить побег или поднять бунт? Или того, что он, человек, не зная обычаев страны фей, однажды совершит роковую ошибку? И что с ним будет тогда? Его изгонят в мир людей или уничтожат? Его часто называли королем. Но что делает король в волшебной стране? Только сидит на троне и развлекается? Кажется, он слышал легенды о том, что когда-то королей приносили в жертву… Но это, кажется, было у древних кельтов.

…Уютно свернувшись калачиком среди подушек, юная фрейлина в небесно-голубом платье с открытыми руками и спиной — так и ждешь, что оно свалится с узеньких плечиков! — перебирала струны арфы и тонким голоском напевала какую-то балладу. Роланд понимал только отдельные слова: «рыцарь», «закат», «стена», «прощание»… — и силился по ним угадать смысл.

— Ты грустишь, мой повелитель?

Роланд обернулся. Мэбилон полулежала рядом на подушках, опираясь на локоть, и тянулась к нему всем телом. Под тонкой тканью виднелись соблазнительные изгибы ее талии и бедер, чуть задравшийся подол открывал стройные ножки до колен. Она сбросила туфельки на пол, и ее босые узкие ступни с алыми ноготками поневоле притягивали взгляд. Хотелось дотронуться до этих тоненьких гибких пальчиков, но алый цвет ногтей почему-то наводил на мысли о крови, которая еще не успела засохнуть. Да и пальцы эти были слишком уж гибкими. Пальцы эльфийки.

— Я думаю, — осторожно ответил он, отводя взгляд.

— О чем?

— О песне.

— Она тебе не интересна? Прекрати! И пой другую! — прикрикнула королева на фрейлину. Та прижала ладонью струны, кивнула и тут же завела новую мелодию. Она была поживее, но понятных слов оказалось еще меньше. «Рыцарь», «дева», «окно» — и все.

— И эта песня не интересна?

— Простите, ваше величество, но я…

— Скучаешь? Угадала? Эй, все вон! — Мэбилон хлопнула в ладоши. Девушки тотчас же поднялись, поклонились и стайкой направились к выходу. Роланд проводил их взглядом. Не то, что они ему нравились, просто возлежать на этих подушках наедине с королевой… Он поднялся тоже.

— Мой повелитель, куда ты собрался?

Мэбилон встала — просто плавно и легко перетекла из одного положения в другое. Небесно-голубое платье, сменив оттенок на более темный, предгрозовой, с тихим шуршанием сползло на пол, закрывая ее ноги.

Роланд отступил на шаг, прикрывая смущение вежливым поклоном. Он совсем забыл, что является пленником королевы фей и без ее дозволения не может и шагу ступить.

— Простите, ваше величество, просто я…

— Соскучился? Тебе надоели мои фрейлины?