Пленник королевы фей
Шрифт:
И он действительно был подле весь вечер. За обедом они сидели друг напротив друга, и Эдмунду приходилось поддерживать беседу с ее отцом и тетушкой, по мере сил развлекая обоих. Но взгляды, которыми обменивались он и Сьюзен, сполна компенсировали его вынужденное невнимание. Он рассказывал о море, о городах Греции и Италии, где довелось побывать, о Марселе, куда они чуть было не зашли, о Египте, о Ливии, мимо чьих берегов они плыли, опасаясь нападения французов, о Канарских островах, о шторме, который им пришлось пережидать близ берегов Испании. Рассказывал все, что некогда было описывать в коротких письмах — ведь, кроме Хемптон-холла, он отправлял корреспонденцию и своим домашним, матери и
Потом они сидели в гостиной. Верной дуэньей в кресле затаилась тетя Сара, рядом с которой хлопотала компаньонка, но они не замечали ничего. Они смотрели друг на друга…
… А Роланд смотрел на них. Из глубины, из полутьмы, откуда-то издалека, словно в огромную подзорную трубу. Они были так далеко — и в то же время близко. Стоило руку протянуть. Кузина Сью что-то вязала, кажется, кошелек или шаль, а Эдмунд послушно держал для нее нитки. Они о чем-то говорили. Роланд не слышал ни звука, все тонуло в тишине, осязаемой, как вода. Лишь по губам он мог догадываться о словах. Но надо ли было их подслушивать?
И вдруг…
В разговоре мелькнуло его имя.
«Роланд… Я так по нему скучаю! Не верится, что его нет с нами!»
«Я тоже. Такого друга стоило поискать… Вы часто вспоминаете о нем?»
«Почти каждый день. Когда мне приносили ваши письма, я все надеялась, что это от него. Простите…»
«Понимаю. Вы его любили…»
«Да, и сейчас еще люблю. Как брата! Вы знаете, у меня никогда не было братьев — родных. А Роланд — он был лучшим братом в мире! Мы так играли, когда были детьми… И как жаль, что этого больше никогда не повторится, что мы больше никогда не услышим его голоса, что он никогда не войдет в эту дверь…»
Его друг и кузина разом обернулись на что-то, скрытое от его взгляда. Дверь. Да, он помнил, с какой она стороны. И почувствовал боль в груди.
«Я не могу смириться…» — Сьюзен опустила голову, конец ее фразы он не уловил, но Эдмунд вдруг подался вперед и коснулся ее руки.
«Не надо так тосковать, — Роланд видел друга в профиль и не мог понять правильно последнее слово. — Представьте, что он просто уехал. Навсегда.»
«Навсегда! — Сьюзен вскинула голову. Слезинки заблестели на ее ресницах. — Вы говорите так, словно он умер! Но сердце говорит мне, что он жив!»
«Жив. Только слишком далеко!»
«Да нет же! Нет! — захотелось крикнуть Роланду. — Я рядом! Я здесь! Я вас вижу! Я…»
Не помня себя, он взмахнул рукой…
Мэбилон не успела перехватить его запястья. Гладкая поверхность пошла рябью, зазвенела, как льдинки, а сидящие на той стороне встрепенулись, озираясь по сторонам. Машинально — или пользуясь случаем — Эдмунд Грей схватил Сьюзен Хемптон за руку.
«Вы… слышали?»
«Какой-то звон! Что бы это могло…»
Девушка осеклась. Застыл и Роланд, когда их взгляды неожиданно встретились. Они смотрели друг на друга, и мужчина почти услышал, как вскрикнул от неожиданности его друг, когда нежная рука девушки изо всех сил стиснула ему пальцы, впиваясь ногтями.
— Роланд… Смотрите, Эдмунд, это Роланд!
Пронзительный крик болью ворвался в его уши. Кузина приподнялась, подавшись вперед.
«Что?»
— Смотрите, там Роланд! В зеркале… Он… он там!
Встряхнув
Эдмунда за руку и сама крепче перехватив его пальцы, она другой рукой указывала в темные недра зеркала, где сейчас отражалась только та часть комнаты, где они сидели.— Мисс Сьюзен?
— Да, Эдмунд, да! Я его видела! Он был там, в зеркале. И смотрел на меня.
— Мисс Сьюзен…
— Мне не померещилось! — девушка вскочила. — Вы мне не верите? Это потому, что вы смотрели в другую сторону. Но, Эдмунд, клянусь спасением души, это был он! И я видела вовсе не призрака, а живого человека. Он был… он был одет по-другому, а ведь призраки показываются только в той одежде, в которой их привыкли видеть при жизни, так? Ну, скажите же мне, Эдмунд!
— Я верю вам, мисс Сьюзен, но… но вы меня только что трижды назвали по имени…
— Простите, — она залилась краской и покосилась на зеркало, где еще недавно видела кузена. Поймала себя на мысли, что они стоят рядом, держась за руки. Заметила, как Эдмунд смотрит на нее. — А вам… не нравится?
— Очень нравится, мисс Сьюзен.
— Ну, — девушка бросила взгляд на тетю, но леди Сара Хемптон задремала, а ее компаньонка слова не скажет, — тогда и вы могли бы называть меня просто Сьюзен…
Роланд рванулся вперед, но Мэбилон на этот раз успела первой. Один взмах руки — и все померкло. Стена обрела привычный вид, но лозы испуганно съежились, когда мужчина ударил по ним кулаком.
— Ваше величество! Зачем?
— А как иначе должна я поступить? Ты все готов разрушить ради прихоти! Случайность! Мимолетный взгляд, оброненное слово. Подумай сам, все это стоит жертв?
— Стоит, ваше величество! Это моя кузина и мой друг. Они помнят меня… А может, и не они одни, — добавил он тише. — Я слышал… видел сам…
— Но все ли видел ты? — прозвучал нежный голос королевы. — Я заметила иное. Любовь владеет этими двумя. Они найдут друг в друге утешенье и будут счастливы в семейной жизни. Твое исчезновенье, мой король, поможет им. Печаль, тоска и скорбь иной раз крепче счастья и веселья вяжут узы любви и дружбы. Сам подумай — когда б не горе, не печаль, они бы мимо счастья прошли, его не разглядев. Ты им помог! Теперь им без тебя придется жить. И жить они сумеют. И будут счастливы…
— Без меня, — Роланд все смотрел на то место, куда минуту назад врезался его кулак. Лоза там выглядела больной.
— Жизнь без тебя у них не завершилась. Они все будут счастливы — потом.
— Не все.
— Ты о своих родных? Смотри же.
Стена опять потемнела. Лозы отпрянули в стороны даже с каким-то удовольствием. Роланд рванулся к прозрачной преграде, и глаза его изумленно расширились, когда он узнал комнату младшей сестры. Леди Кэтрин сидела, по своему обыкновению, возле мольберта, но по всему было видно, что мысли девушки бродят далеко от недописанного натюрморта. Кисть в опущенной руке успела подсохнуть. Взгляд художницы скользил мимо. Помня о том, что малейший звук или движение с его стороны могут разрушить хрупкие чары, Роланд просто смотрел. Младшая сестренка за те месяцы, что они не виделись, стала такой взрослой. И столько тихой, смиренной боли появилось в ее взгляде! Как будто умер кто-то близкий.
Рядом на диване сидела его мать. Рукоделие — судя по всему, леди Бартон шила рубашку для бедных — она забыла, погруженная, как и дочь, в свои мысли.
Потом они обе вздрогнули, обернулись, услышав стук двери. Порог переступила горничная с конвертом:
«Миледи, — прочел Роланд по губам, — вам письмо!»
Кэтрин порывисто вскочила, бросилась к горничной, хватая конвертик.
«От Роланда?» — прочел он по губам матери.
Вспыхнувшее было радостью, лицо его сестренки потухло: