Пленник. Война покоренных. Книга 1. Милость богов

Синния, стоявшая за его левым плечом, кивала, будто слушала проповедника.

– Вы установили связь с другими человеческими группами? – спросила Джессин.

– С тех пор, как попал сюда, только этим и занимался. Отследил всех, кого сумел. – Он вздохнул. – Думаю, уже установлено, что всего нас было около трехсот человек. В этом комплексе содержатся главным образом ученые и администраторы. В камере были также люди искусства и писатели. Они размещены в другом комплексе, либо в другой части этого, либо…

– Либо?..

– Ходят слухи, что люди искусства признаны излишними. И казнены. Не знаю, правда ли это. Слухов ходит много, и непонятно, откуда они берутся. Мы имеем группу астрономов-наблюдателей Лларена, ваших биохимиков, сотрудников двух-трех лабораторий энергетической физики, кое-кого из отдела логистики и из руководства. Менее половины от всех захваченных, но приходится работать с тем, что есть.

– Биохимики – не мои, – напомнила Джессин. – Это группа Тоннера Фрейса. Я в ней – простая сотрудница.

Остенкур бросил взгляд на Синнию и тут же отвел глаза.

– Я слышал, Тоннер лишился полновластия.

– Наверное, можно сказать, что часть задач теперь ставит Дафид Алькор, и…

– Я не о нем, – перебил Остенкур. – О вас.

Джессин засмеялась. Никто не последовал ее примеру.

– Я? С чего вы взяли?

– Это ты вступила в бой с пьющими ночью, – заговорила Синния. – Ты перенесла войну на их территорию. Не Тоннер. Не Дафид. Кампар до сих пор зовет тебя «нашим полководцем».

– Дразнится, – сказала Джессин.

– Нет.

– Я не зову вас воевать, – вступил Остенкур. – Для этого есть другие. Но мне нужна помощь, которую может оказать только ваша группа. Поддержка.

– Поддержка в чем? – спросила Джессин. Но она уже поняла. Стресс, власть, любовь. Они не то чтобы меняют людей, но выявляют их сущность. По пути с Анджиина Остенкур был готов драться и убивать. Основные настройки остались прежними.

– Эти шишки предоставляют нам немалую свободу, когда считают нужным, – сказал Остенкур. – Вы сами заметили. Вашим пьющим ночью позволили смастерить бомбы. Я видел, как другие виды потрошат друг друга с помощью механических дронов и ножей. Мы смогли изготовить вот это.

Он достал из-за пазухи предмет, черный и тяжелый. На свету блеснул металл. Окажись у него в руках ядовитая змея, Джессин было бы не так страшно.

– Всего лишь мини-метатели, – пояснил Остенкур. – Примерно половина работает на химическом горючем. Остальные – на магнитном импульсе, но они скоро прогорают. Гладкоствольные, точности никакой. Но пробить дыру могут.

– Вы делали оружие.

– А они нам не мешали. Им и дела нет. Как думаете, почему это?

Джессин не отвечала, и тогда заговорила Меррол. Голос у нее был приятным, низким, «с дымком». В другом месте Джессин сочла бы его успокаивающим.

– Это потому, что они нас не опасаются. Мы для них – не угроза.

– Может, и так, – сказала Джессин. «Или здешние карриксы так мало значат, что настоящую власть не волнует, погибнут они или нет». Вслух она этого не сказала. В голове еще звучал сигнал тревоги.

Остенкур положил пистолет на стол перед ней. Чтобы показать, решила Джессин, будто она могла с первого взгляда отличить игрушечный от настоящего. Но когда он откинулся назад и скрестил руки, она поняла, что это подарок. Теперь у нее есть оружие – только возьми. Она не взяла.

– Если вы затеваете тюремный бунт, хочу напомнить, чем закончился прошлый, – сказала она. – Победы вам не видать. Посмотрите вокруг. Вспомните, как вы вышли из той камеры и увидели все это. Все людское население Ирвиана уместилось бы в одном крыле одного этого здания. А ими застроена вся планета. Бунт – дело безнадежное.

– Смотря какую цель ставить, – подал голос Оллстин. – Если вернуться в прежнюю квартирку на Анджиине, то да, шансы паршивые. А если имеешь в виду что-то другое… понимаете?

– Нет, – отрезала Джессин. Но она поняла. Остенкур задумал умереть со славой, нанеся удар угнетателям. Так муравей кусает в подошву слона, раздавившего муравейник. Даже до моральной победы не дотягивает.

– Вы знаете, что будет, – заговорил Остенкур без прежней теплоты в голосе. Ее сменил холод – не гневный, не агрессивный. Теперь он и говорил, собственно, не с ней, а с самим собой. – Если мы, как воспитанные зверушки, делаем, что нам велено, то можем надеяться прожить еще несколько дней. Или месяцев. Или лет. Те, кто помоложе, могут даже обзавестись потомством, а карриксы будут делать с детьми все, что захотят. Вам нравится такое будущее?

– Или это, или смерть.

– Верно, – признал Остенкур. – Или прожить, сколько они позволят, и умереть, как они велят. Или…

Он пожал плечами. Что-то в его взгляде заставило Джессин взять оружие. Она стала рассматривать уродливый кусок металла. Громоздкий, неудобный – но она верила, что он будет действовать. И припомнила, сколько ночей – почти каждую ночь – рассчитывала использовать что-нибудь такое, лишь бы не увидеть рассвета. Они воображают себя самоубийцами. Оллстин, Меррол, Лларен Морс. Даже Джеллит, хотя ему ли не знать. Они воображают, что их страхи и клаустрофобия – такие же, как у нее.

И ошибаются. Джессин приобрела гражданство во владениях тьмы. Остенкур ищет смысл в смерти. Умереть стоя или жить на коленях, вот это все. Чтобы люди примирились со смертью, ему приходится изображать ее благородной.

Жалкий любитель.

Джессин нашла зарядную камеру. В ней были химический патрон и кусочек стали или шлака. Она вполне могла представить, как наводит оружие на Остенкура и оттягивает спусковой крючок. До чего же он удивится! Могла представить, как проделывает это, уперев ствол ему под подбородок, – вот только Джеллит огорчится.

И еще она с удивлением поняла, что ей не хочется этого делать.

– Какая у вас ко мне просьба?

– Мы можем изготовить кое-какие инструменты, а для широкого производства химикатов у нас нет условий, – объяснил Остенкур. – А у вас есть. Вы уже изготовили биологическое оружие и с успехом применили его. Изобретите что-нибудь для нас. То, что проймет этих сучьих карриксов. Пустит им кровь из носа, чтобы они дважды подумали, прежде чем снова связываться с людьми. – Он улыбнулся, широко и ласково. – Вы только сделайте, а уж мы найдем ему применение.