Плоды проклятого древа
Шрифт:
Vista (Подтвержденный кейп)(Стражи ВСВ)
Ответил 9 декабря 2010
Эгиде пришлось делать ему искусственное дыхание.
Point_ me_@_ the_ sky (Подтвержденный кейп)(Новая Волна)
Ответил 9 декабря 2010
(°-°) (°°)
Личное сообщение от Glitzglam:
Glizglam: Конрад, что за нахрен?
Glitzglam: Когда ты успел поцапаться еще и с тетей Кэрол?
Magisterium: Просто не люблю адвокатов.
Glitzglam: Разве твоя мама тоже не юрист?
Magisterium: [злые технарские
Glitzglam: А, понятно.
Magisterium: Вообще, у меня к Брандиш хватает вопросов. Какого хрена она не пустила Панацею в Мехико.
Magisterium: Какого хрена у Панацеи все физиологические признаки затяжной депрессии и ей на это насрать.
Magisterium: И почему у нее жопа горит от того, что злодеи решили для разнообразия злодействовать чуть меньше.
Glitzglam: Оу, как мило, что ты беспокоишься.
Glitzglam: А я думала, это все пустые сплетни.
Magisterium: Я беспокоюсь, что биокинетик с силой уровня «беги и не оглядывайся» может слететь с катушек из-за того, что мачеха перепутала ее ответчиком в зале суда.
Glitzglam: Не городи ерунды, сила Эми дает возможность только лечить.
Magisterium: Крис, рассказывай сказочки журналистам. Я видел, что она делает.
Magisterium: Да ты сама должна была заметить, что она сотворила с этой шиншиллой.
Glitzglam: Не впадай в паранойю.
Magisterium: Этот мохнатый дьявол слишком умен для грызуна. Да и для некоторых людей тоже.
Glitzglam: Ты просто бесишься, что она позволяет Реми сидеть у себя под мантией, а не тебе.
Magisterium: Во-первых, я не интересуюсь Панацеей, у меня уже девушка есть. Во-вторых, Панацея не интересуется мной, у нее другой интерес. В-третьих, даже если бы первых двух пунктов не было, я бы не стал ревновать ее к шиншилле.
Glitzglam: Так-так-так, вот с этого места поподробнее. Что за интерес у малышки Эми? Я знаю этого счастливчика? А Вики в курсе?
Magisterium: Черт, забудь что я сказал.
Magisterium: И забудь что Я тебе это сказал.
Glitzglam: Нет-нет, рассказывай, мне интересно.
Вы отключились от форумов «Паралюди Онлайн».
10 декабря 2010
Я уже говорил, что ненавижу пятницы? Могу повторить еще раз.
Пятница — это день психиатрии, и я успел двадцать раз проклясть себя за то, что не удержал язык за зубами. За то, что хотел чувствовать свою значимость и похвастаться силой, превосходящей силу Панацеи. Превосходящей, как же…
Один шизофреник — это как шесть опухолей мозга или два с половиной инсульта, если измерять по стандартной шкале поганости. Если вникнуть в суть вопроса, то и инсульт, и тем паче опухоли сравнительно просты. Сначала убиваешь все лишнее, потом вычищаешь шлаки, и до кучи стимулируешь регенеративные процессы. Даже близко не валялось рядом с тем, что вытворяла Эми, после вмешательства которой оставалось только оформить бумаги на выписку. Мои пациенты иногда приходили в норму неделями, на курсе из специально синтезированных препаратов.
Шизофрения в разы хуже. Даже не потому, что ее трудно лечить. По-настоящему она ужасна тем, что за те часы, что сидишь рядом с койкой пациента, и вникаешь в хитросплетения биохимических процессов в его мозгу, к тебе приходит понимание, насколько хрупок и иллюзорен твой собственный разум. Малейший сбой, незаметный сдвиг в отлаженных механизмах — и личность просто распадается, а то, что недавно было человеком, теперь не тянет даже на животное.
Когда
я в первый раз приехал в психиатрию, мне повезло. Хватило одной инъекции, чтобы неправильные нейронные связи разрушились, а правильные — восстановились, и пациентка из состояния овоща вернулась к частичной дееспособности. Сегодня… сегодня было сложно.У пациентки, женщины тридцати двух лет по документам и пятидесяти на вид, в анамнезе был онейроидный синдром, чередование кататонического ступора с агрессивностью и недержание, так что мне пришлось вколоть ей мышечный релаксант, прежде чем приступать к работе. Санитары помогли обрить ей голову, после чего безропотно удалились, оставив меня в палате одного. Эти двое мне помогали не в первый раз, и я мог понять, почему они не хотят видеть само «лечение».
Специально для таких случаев мне пришлось разработать инструмент, облик которого даже у все видавших психиатров вызывал дискомфорт. Ажурная металлическая конструкция, в сложенном виде умещавшаяся на ладони, закреплялась на голове пациента, после чего миниатюрные лазеры проделывали в черепе множество крохотных отверстий, в которые тут же запускались гибкие электроды, чем-то напоминающие щупальца, но толщиной с паутину. Они проделывали ту работу, для которой даже самая сложная инъекционная смесь была недостаточно универсальна, но суть оставалась та же — уничтожить неправильное, связать между собой правильное. Что-то при этом безвозвратно терялось, воспоминания, черты характера — я успокаивал себя тем, что лучше забыть несколько лет своей жизни или имена родных, а потом узнать их заново, чем оставаться прикованным к койке куском плоти, не способным посрать без посторонней помощи.
Нейронный корректор управлялся с ноутбука, с помощью программы, которую я написал специально для этой цели — не используя ни один известный язык программирования, просто набирая команды, из ниоткуда всплывающие в голове. Точность манипуляций, разумеется, из-за этого страдала. Я бы мог достичь намного лучшего результата, если бы разработал процессорную архитектуру, создал для нее ассемблер, а на его базе — высокоуровневый язык… но не видел смысла тратить столько времени на то, что за пару месяцев из воодушевляющего дела стало тяжкой обузой.
Сумасшествие было слишком жуткой темой, чтобы ее можно было продать — даже если оставить за скобками особый интерес директора Пиггот к моей персоне. Это не лысый после химеотерапии ребенок, который от прикосновения Панацеи встает здоровым, улыбающимся и с нормальной прической. Бормочущий безумец, с прикрученной к черепу короной нейронного корректора и напичканный до бровей релаксантом — это скорее концепт для фильма ужасов, чем для рекламной кампании.
Честно, солидной части меня хотелось бросить это гиблое дело, и забыть дорогу в психиатрическую лечебницу как страшный сон. Я просто мог сказать, что не выдерживаю психологической нагрузки, что мне слишком тяжело каждый раз погружаться в чужое безумие, и меня бы даже никто не осудил. Смешно, но на роли целителя меня держали два смертных греха, жадность и гордыня. Жадность до ценных сведений, позволявших непрерывно улучшать нейронный интерфейс костюма и не совсем безуспешно придумывать контрмеры против сил Властелинов. Гордость, что я делаю то, чего не делает Панацея.
Ну, то есть, она бы легко могла меня заменить, но ведь не заменяла, так?
С сегодняшним случаем я провозился больше трех часов, и под конец чувствовал себя как всегда — то есть как забитый в дубовую доску гвоздь. Пациентку я оставил как есть, только заделал отверстия в черепе и стер с кожи кровь. Дежурная медсестра вколет ей транквилизатор, погрузив в длительный сон, и на следующий день она очнется сравнительно вменяемой, но без воспоминаний о процессе лечения. Персонал лечебницы к неприглядной специфике относились с пониманием, но ждать того же от быдл… то есть, от обывателей не стоило.