Плохие девочки не плачут. Книга 3

— Может быть, — ровно говорит барон.

— Но я люблю его.

Поднимаю голову.

Выше.

Смотрю в глаза.

Мой Бог.

Эти жуткие глаза.

Такие чужие.

И такие родные.

Жестокие.

Глаза убийцы.

Палача.

Безжалостные глаза.

Бездонные.

Пустые.

Ничего не выражающие.

И горящие.

Обжигающие.

Глаза, которым позавидует сам Сатана.

— Я люблю его, — повторяю тверже.

— Любовь — не самая надежная валюта, — усмехается Валленберг.

— Я буду с ним, — поджимаю губы. — До конца.

— До чьего конца? — спрашивает вкрадчиво.

Обходит меня. Медленно. Останавливается за спиной.

— Ты не самый плохой вариант, — шепчет на ухо. — Лучше чем его шлюха-жена.

— Благодарю, — бросаю нервно. — Так приятно.

— Он разрушит тебя, — продолжает без особого выражения. — Ты слаба.

Его дыхание выжигает на мне клеймо.

Дергаюсь рефлекторно.

— Это мы еще посмотрим, — стараюсь унять дрожь в голосе.

— Ты можешь обмануть себя, — отвечает ровно. — Но не меня.

Проклятье.

Лишь его чудовищный акцент спасает от буйного помешательства.

Так похоже на фон Вейганда, что даже страшно.

Я делаю вдох.

Но я уже не в силах сделать выдох.

Валленберг прав.

Кто я такая?

Как я посмела?

На что посягаю?

Просто девчонка.

Без рода.

Без племени.

Обычная пешка.

Таких ведь тысячи.

— Ну и что? — резко поворачиваюсь, смотрю прямо на него: — Разве вам не наплевать? Хочу и разрушаюсь. Хочу и погибаю. Это моя жизнь. Мои чертовы правила.

— А не надо погибать, — заявляет холодно. — Стань сильнее.

— Что за игру вы ведете? — спрашиваю тихо.

— Я же сказал, — его губы змеятся в ледяной усмешке. — Я здесь, чтобы помогать.

— Тогда помогите Алексу.

— Он сам себе поможет.

— Значит, и я тоже.

Валленберг склоняется надо мной.

Как коршун над добычей.

— Я хочу, чтобы ты стала сильнее, — произносит медленно. — Ты знаешь как это? Ты понимаешь значение слова «сила»?

— Примерно, — выдаю почти беззвучно.

— Тебе очень повезет, если Алекс не вернется.

— Что вы такое…

— Однажды он забьет тебя до смерти.

— Нет!

Вскидываю руки, призывая его замолчать.

Только куда там.

— Он сорвется.

— Нет, — мотаю головой. — Нет.

— Он и сам не заметит как.

— Хватит, вы не…

— Поверь, я знаю.

— Ничего вы не знаете! — опять срываюсь на крик.

— Он уже потерял контроль.

— Это не так, — бормочу как в лихорадке.

— Ты должна уйти.

Будто ушат студеной воды.

Отступаю назад.

— Что? — посмеиваюсь. — Вот как. Вот откуда вся забота. Вы хотите от меня избавиться, отделаться от забракованного варианта.

— Я хочу дать тебе шанс.

— Я не уйду, — выдыхаю сдавленно. — Даже не надейтесь. Никогда.

— Отпусти его. На время.

— В смысле?

— Я все устрою. Деньги. Новые документы. Я позабочусь о твоей семье и…

— Нет! — обрываю его, закрываю уши ладонями. — Вы уже… вы же раньше… хватит, не хочу больше ничего слышать.

— Отпусти, — с нажимом повторяет Валленберг. — Дай ему остыть.

— Конечно, — истерично улыбаюсь. — Конечно, я могу его отпустить. Да только я у него под кожей. И он у меня тоже. И если суждено. То будь, что будет.

— Жизни не жалко? — холодно интересуется барон.

— Для него — не жалко, — усмехаюсь шире, восклицаю, не скрывая безумия: — Пусть так! Пусть убивает. Забивает до смерти. Я все равно его. Плоть и кровь. До последней капли. До костей и до мяса.

— Подумай, не торопись отвечать, — говорит он. — Вам нужен перерыв. Я не предлагаю расставаться навсегда. Просто сделаете паузу.

— Перерыв? — это слово как будто обдирает мои губы.

— Пока вы вместе, ты не сможешь измениться, — продолжает спокойным тоном. — Алекс слишком силен для тебя. Он подавляет.

Вот это да.

Занятное наблюдение, верно?

Отступаю на несколько шагов назад, останавливаюсь возле стола.

— Может быть, вы правы, — киваю согласно. — Может быть.

Еще один шаг.

Назад.

Оглядываюсь по сторонам.

Улыбаюсь.

Нервно.

Чувствую как плавятся мои нервы.

В кипящем масле.

— Но я не хочу меняться, — чеканю мрачно. — Не хочу и не буду. Глупо? По-детски? До черта инфантильно? Ну и прекрасно.

— Я подожду, — говорит Валленберг. — Ты дашь мне другой ответ.

— Вот мой ответ.

Сбрасываю тарелку с блинами на пол.

Резко. Одним четким движением.

Скорбно бряцает стекло.

Снято с первого дубля. Шедеврально.

И стекло трещит под моими каблуками.

— В помощи не нуждаюсь, — заключаю хлестко. — А перерыв засуньте поглубже в свою аристократическую задницу.

И удаляюсь.

Пока адреналин рвет вены на части.

Не оборачиваюсь.

Пока не грянул гром.

В очередной раз.

Я возвращаюсь в свою комнату. На негнущихся ногах. Взмокшая и трясущаяся. Как в лихорадке. Температура достигает максимальной отметки. Если сейчас ко мне просто приложить градусник, он взорвется моментально.

Я пьяна.

От гнева.

Во мне стремительно возрастает градус.

От ощущения собственной безнаказанности.

Я едва держусь.

Я не держусь.

Если честно.

Закрываю дверь на замок и стекаю на пол. Злоба гасит разум похлеще самого чистого спирта. Только на долго ли хватит этой анестезии?

Проклятье.

Что. Ты. Наделала.

Наладила контакт. Расположила к себе. Заручилась поддержкой.

Справилась на отлично. Ничего не попишешь.

Поздравляю.

Звезда.

Гребаная.

Это успех.

Аплодисменты.

Я мечтаю о многом. Но можно начать с чего-нибудь простого. Например, с алкогольной интоксикации.