Плохие девочки не плачут. Книга 3

А я думаю — кто он?

Кем был. Кем стал. Сколько судеб разрушил. Сколько жизней отнял. Скольких людей растерзал.

Я бы не хотела стоять у него на пути.

Никто бы не хотел. Не рискнул бы. Не посмел.

Да только не всегда есть выбор.

— Вы ошибаетесь, — говорю я.

Вальтер Валленберг насмехается надо мной.

Выгибает брови. С неприкрытой издевкой. С ядовитой иронией.

Боже.

Чертовски похоже.

Вот как он может?

— Я верю в Алекса, — заявляю твёрдо.

Он хохочет.

— Но вы должны, — запинаюсь, медлю и заявляю четче: — Вы должны ему помочь.

Хохот обрывается.

Кривая усмешка точно волчий оскал.

— Никогда, — мрачно чеканит барон.

— Я сделаю все, что захотите, — обещаю горячечно. — Выполню любой приказ.

Валленберг молчит.

Но его взгляд звучит гораздо громче слов. Скользит по мне. Выразительно. Вызывающе. Оценивает будто товар. Изучает лицо, перемещается ниже. К груди.

Я забываю дышать.

Почти.

На мне только тонкая ночная рубашка и не менее тонкий халат. Минимум нижнего белья. Никакого бюстгальтера. И этого явно недостаточно, чтобы ощущать себя в безопасности. Хотя от этого зверя никакая броня не спасет.

Кажется, любое мое движение — провокация. Неосторожный поворот. Вдох-выдох. И я помимо воли нарушу правила приличия. Покажу куда больше дозволенного.

Я горблюсь, сутулю плечи. Пытаюсь скрыться, закрыться. Хоть как-то. Повинуюсь инстинкту. Но это едва ли помогает.

Валленберг замечает все. Абсолютно.

— Немного голого тела. Очарование молодости. Непорочность, — произносит нарочито медленно. — Безумные старики, которых ты обслуживала в агентстве знакомств, всегда покупались. Верно?

— Что, — запинаюсь. — На что вы…

— Ты зачем ко мне пришла? — спрашивает холодно.

— Это комната Алекса.

— Это моя комната, — поправляет вкрадчиво. — Как и все здесь.

Он смотрит прямо в мои глаза. Не позволяет отвернуться. Не позволяет отвести взгляд в сторону. Держит будто на привязи. Не даёт ни единого шанса ускользнуть.

Откуда в нем вся эта сила? Откуда власть надо мной?

Он же враг.

Чужой.

Он смотрит на меня как хозяин смотрит на вещь. Ничего личного. Просто закрепляет право собственности.

— У тебя красивая грудь, — говорит барон, будто описывает новый сервиз или тумбу в гостиной, сухо констатирует факт. — Маленькая, но упругая. Торчащая. Такую не хочется выпускать из рук.

— В-вы… в-вы с ума сошли, — бормочу сдавленно.

— Мне нравятся красивые вещи, — произносит ровно.

— Хватит, — вспыхиваю. — Замолчите.

— Ты держишь моего внука за яйца, — холодно продолжает он, чуть прищуривается: — Думаешь, и со мной сработает?

— Нет, я, — осекаюсь. — Я даже не…

— Я бы заключил с тобой сделку.

Мое лицо пылает огнем.

Задыхаюсь от возмущения.

— Я не предлагала вам…

— Все, что я хочу, я беру сам.

Отшатываюсь. Отползаю подальше. Пробую создать безопасное расстояние. Пытаюсь провести незримую черту. Отгородиться.

Теряю равновесие и падаю на бок. Халат задирается, обнажает ноги. Быстро отдергиваю ткань, поспешно прикрываюсь. Но уже слишком поздно. Жуткие синяки на бёдрах успевают показаться во всей красе.

Барон ухмыляется. Скалится точно хищник почуявший запах крови.

— Алекс не справляется с тобой, — заключает мрачно. — Он тебя так и не объездил.

Эти слова действуют подобно удару кнута.

— Я не лошадь, чтобы меня объезжать, — выдаю гневно. — И вы… вы вообще мне в прадеды годитесь. Вы не должны такое говорить.

— Ты обещала выполнить любой приказ, — невозмутимо парирует.

— Я уйду! — выпаливаю яростно. — Вот что я имела ввиду. Я оставлю Алекса, как вы и хотели. Только помогите ему. Сделайте хоть что-нибудь.

— Какая неприкрытая ложь, — качает головой.

— Я не лгу, — заявляю резко. — Я и правда уйду.

— Наглая и отчаянная, — усмехается. — Я восхищён.

— Я готова на все, лишь бы его спасти, — судорожно сглатываю.

— Лучше бы ты себя спасала, — хмыкает.

— Пожалуйста, — опять умоляю.

— Нет, — раздается ледяной ответ.

— Я исчезну. Он никогда меня не найдёт. Я не стану брать ваши деньги. Не нужно мне никакой помощи. Ничего.

— Прекращай комедию.

Подползаю к самому краю кровати. Подползаю к нему. Беру его за руку, сжимаю ладонь, впиваюсь пальцами до боли.

— Прошу, — роняю глухо. — Прошу вас.

— Хватит унижаться, — бросает с презрением, а после ровно прибавляет: — Я ничего не могу сделать с лордом Мортоном.

Подавляю истерику огромным усилием воли. Собираюсь и совершаю единственный возможный ход.

Смотрю на Валленберга.

Снизу вверх. В упор. Глаза в глаза.

Два разных мира. Прошлое и настоящее сливаются воедино. Фрагмент за фрагментом. Кадр в кадр. Реальность разлетается. Разбивается. Вдребезги.

Мой надтреснутый шепот разрывает тишину:

— Я думала, вы можете все.

Барон вздрагивает.

Или просто разрывает физический контакт?

Он вырывает свою руку. Резко. Из моей. Отстраняется. Отступает на шаг назад.

Разве обычная фраза способна настолько пронять?

Валленберг мрачнеет.

— Я… я прошу вас, — не теряю надежды.

— Ты все свои просьбы сбереги для Алекса, — произносит хрипло. — Когда он вернётся и возьмет тебя на ночь. Ты его проси. Чтобы не прекращал. Чтобы отплатил тебе сполна.

— Я ему не нужна, — бросаю с горечью.

— Точно, — смеется. — И поэтому он скорее убьёт тебя чем отдаст.

— Вы не понимаете, — подавляю всхлип. — Вы просто не хотите ему помогать. Уверены, что он должен сам разобраться. Вы как будто его наказываете.

— Я бы скорее тебя наказал, — говорит отрывисто. — Мой отец был известным мясником. Так что я бы вырезал несколько сочных кусков из этого твоего Стаса и подал бы на стол.

— Вы и про Стаса знаете? — содрогаюсь.

— Неудачник, — фыркает. — Не смог освободить собственную сестру. Не разложил тебя на кровати. Упустил миллион и еще считает себя мошенником.