Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
— Кто знает, — разводит руками. — Все могло измениться.
— Мы должны что-то предпринять, — роняю чуть слышно.
— Мы можем только ждать.
Я пью.
Вино. Вину.
До дна.
Я совсем не разбираю вкус.
Просто пью.
Глоток за глотком.
Без остатка.
Я проклята.
Наверное.
— Я думала, если мы напьемся, станет веселее, — истерично посмеиваюсь. — Я все иначе представляла.
— Ну так мы пока не напились, — произносит Андрей, чуть растягивая слова. — Главное впереди.
— Я… вообще,
Резко поднимаюсь на ноги, срываюсь с места.
— Куда вы?
Он хватает меня за запястье.
Удерживает.
— Я… надо в туалет.
Вырываюсь.
— Опять лжете, — кривится Андрей.
— Проверять не будем, — усмехаюсь.
Он не пытается меня остановить. Отпускает. Опять льнет к бутылке, прислоняется к стене погреба.
Разворачиваюсь, спешу удалиться. А в спину бьет короткое:
— Удачи.
Замираю на пару секунд. Не оборачиваюсь. Ускоряю шаг. Стараюсь сохранить равновесие. Из последних сил. Очень пытаюсь не упасть. Держусь за перила. Покидаю уютный сумрак. Выше и выше, к поверхности.
Я добираюсь до своей комнаты. Врываюсь в ванную. В душ. Включаю воду на полную, встаю под упругие ледяные струи. Дрожу. Зуб на зуб не попадает. Трепещу. А после застываю. Кладу ладони на кафель. Склоняю голову.
Я хочу онеметь изнутри. Хочу. Перестать чувствовать. Хочу. Отключиться целиком и полностью.
Но это не помогает.
Я кричу.
Дико.
Надрывно.
Я пробую выпустить боль на волю.
Только напрасно.
Затыкаю рот кулаком.
Сползаю.
Стекаю.
Вниз.
Обычно.
Привычно.
Какая же ты размазня.
Лора Подольская.
Какая же ты слабая и безвольная.
Стыдно смотреть.
Позорище.
Какое же ты убогое ничтожество.
— Хватит, — кусаю губы. — Заткнись.
Я поднимаюсь с колен. Выхожу из душа. Вытираюсь насухо. Закрываю душу. Я борюсь с биполярным расстройством.
Выход есть. Есть и выбор. Ведь всегда можно перерезать собственное горло.
Глава 21.3
Я захожу к фон Вейганду. Попрощаться. Я на многое не надеюсь. Мне бы просто подержаться за дверь. Дотронуться до ручки.
Но оказывается, что спальня не заперта.
Я прохожу вперед.
Темнота.
Не включаю свет.
Движусь наощупь.
По памяти.
По следам, которые раньше здесь оставила.
Усаживаюсь на кровать, сминаю покрывало, сжимаю простыни. Укладываюсь на бок, вытягиваюсь. Пытаюсь обрести ориентир.
Я готова на все.
На все абсолютно.
Лишь бы только…
Он жил.
Лишь бы только…
Знать. Что он ходит. Бродит. По этой земле. Что никакая сила на свете не способна его сломить.
Лишь бы только…
Видеть. Краем глаза. Осязать. Что он есть. Просто есть. Где-то здесь. Пусть не наяву, хотя бы во сне.
Лишь бы только…
Ощущать. Что он дышит. Даже сквозь тысячи. Сквозь сотни тысяч километров. От меня. Сквозь миллионы. Миллиарды. Миль. Сколько бы не обнаружили промилле алкоголя в моей крови.
Лишь
бы только…Помнить. Грубые пальцы на разгоряченной коже. И под кожей тоже.
Глубже.
Еще.
Только для него.
Откликается.
То, что для других мертво.
Я разрежу свою собственную грудь. Резко. Рывком. Не рассчитывая миллиметры. Разведу ребра в разные стороны. Вырежу сердце. Вырву.
Я отдам себя голодным псам.
Нет.
На самом деле, я просто уйду. Исчезну. Соберу вещи, удалюсь. Испарюсь. Исполню волю гребаного Валленберга.
Но ощущается это одинаково примерно.
Я не верю?
В силу фон Вейганда.
В его победу.
Я верю.
Наверное.
Я хочу умереть. Раствориться в этой темноте. Перестать существовать. Раз и навсегда. Перестать чувствовать. Боль. Страх. Ужас.
Я хочу отключиться.
Отключить предчувствия.
Я хочу заткнуться.
Слабость?
Пускай.
Плевать.
Вдох.
Выдох.
Перебой.
Судорога.
Я вдыхаю.
Тебя.
И отпускаю.
По венам.
Я ввожу иглу.
Выжимаю шприц до упора.
Ты мой кайф.
Мгновение.
До.
И после приема.
Постель хранит твой запах.
И каждая моя клетка отзывается на это.
Жадно ловит.
Впитывает. Вбирает под кожу.
Внутрь. Вглубь.
Я всхлипываю.
Что-то режет глаза.
Что-то сдавливает горло.
— Ты совсем не веришь в него, — говорит Вальтер Валленберг.
В моей голове.
Не в реальности же.
По крайней мере, мне сперва так кажется. Ведь не может он и правда оказаться здесь. По-настоящему.
Просто фантазия. Плод больного воображения.
Но потом вспыхивает свет. Ослепляющий. И рушатся покровы уютной темноты. Рассыпаются. В пепел. В пыль. Эта перемена действует удушающе.
Я вздрагиваю. Обхватываю своё горло, будто пытаюсь ослабить веревку. Оглядываюсь вокруг. Моргаю. Часто-часто. Лихорадочно. Глотаю слезы. Захлёбываюсь. Закашливаюсь и трепещу.
Бойтесь своих желаний.
Поднимаю взгляд.
Погибаю.
Обмираю изнутри.
— Алекс, — выдыхаю я.
И практически сразу понимаю, что ошиблась.
Жизнь играет со мной злую шутку.
Опять.
— Это не правда, — бормочу я, нервно мотаю головой, слабо дергаюсь, тщетно пробую вырваться из плена пугающей иллюзии. — Это не так.
До боли знакомая фигура. В кресле у камина. До боли знакомая поза. Повелителя мира. Безупречный костюм. И осанка безупречна. Не хватает только бритого черепа.
Мужчина поднимается и подходит ко мне.
Шаг за шагом.
Он идёт.
А я все ближе к самому краю.
Я на грани.
Вокруг сгущается темнота.
Иначе почему черны его глаза?
Здесь светло. Вроде бы. Лампы пылают на полную.
Но зрачки расширены. До предела. Небо сожрано мороком. Его взгляд погружает в самое пекло. И обдает льдом. Его взгляд убивает.