Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна?
Шрифт:
– Не знаю. Знаю, что по-русски ещё дельфином движение называют. С него би-боинг называют.
– Нижний брейк?
Чёрт! И она туда же! Как мама нижний брейк. Я уже собрался спорить. По привычке. И вдруг у меня мысль промелькнула. Может, они правы, может это нижний брейк и есть. Тогда я сказал, отряхивая ладони:
– Ну да. Это вам не локинг. Это партер.
Все засмеялись. Наверное потому что локинг - тоже английское слово.
– Ну у тебя пассивный английский что надо, - рассмеялась журналистка.
Я опять не въехал.
– Я просто привык. Так все называют.
–
Я взбесился. Я же ей сказал, что выступление, мир танца - это на три-пять минут - другой мир, в нём нельзя всё точно выполнить. А она опять: выполняешь? Не въехала что ли?
– Наверное, да, - отвечаю спокойно.
– Но всё равно каждый раз танец по-новому получается, как в бродилке.
– Увлекаешься?
– Да не особо. Времени нет.
– Ты чем-то ещё занимаешься?
– так проникновенно она со мной говорила, что я вообще забыл, что меня снимают.
– Я ещё в футбол играю. У нас коробка на детской площадке.
– А учишься хорошо?
– Да не особо.
Я сел на место. А журналистка завела старую дуду:
– Я бы вообще в любых студиях, где дети на сцену выходят, и в музыке, и в танцах, и в театре, драматическом или мюзикле, сначала детей учила импровизации.
Э-эх, знать бы, что это такое. Я не знал - это ладно. Но Серый со Светочкой стали как-то блеять, говорить: мда, мее, бее, традиция хип-хопа как и джаза суть фрестиль.
– Господа, - чуть поморщилась журналистка, - давайте по-русски. Искать русские термины. Значит, есть в ваших выступлениях танцы, где импровизация не желательна, а есть, где вы её приветствуете?
– В хип-хопе желательна, - улыбнулась натянуто Светочка.
– А что для вас самое сложное?
– журналистка слезла, слава богам с непонятной лично мне темы.
– Синхронность, - ответила Светочка, помедлив (она конечно хотела сказать тайминг. Да что она виновата в самом деле, что всё в брейке и хип-хопе по-английски!) и дополнила, оправдываясь за отрицание этой самой импровизации.
– У нас многие с нуля, им до импровизации как до полюса, просто есть танцевальные элементы для начинающих. Разные у нас группы. И леди -стиль пользуется популярностью у всех возрастов.
– И би-гёрл, - ну Серый Иваныч как всегда, он только на брейке своём заморочен.
Журналистка выразительно уставилась на него:, мол, опять?! Опять по-аглицки?!
Ну реал: просят же по-русски, а Серый всё на своём привычном говорит. И о своём.
– Ну возрастные танцовщицы им конечно элементы тяжело освоить.
Все посмеялись.
– А что для вас самое сложное, не вообще?
– обратилась журналистка к девочкам.
– Стречинг, то есть растяжка, - обложались и девчонки.
Девчонки разговорились, стали жаловаться, как у них всё болит после стречинга. Что от растяжек они воют.
– А вы как с растяжками?
– обратилась ведущая к мальчикам
Они ржут как дебилы. А я говорю:
– Честно? То же самое.
– Ревёте?
– Бывает.
И дальше все разговорились, стали припоминать случаи смешные
на репах.– Рэпах?
– удивлялась журналистка.
– Репетициях.
– Ааа. Уяснила, - она так смешно это говорила и прикладывала ладонь по-военному к своей беретке. Это у неё стиль такой был. Она всегда в беретке по телеку.
Поговорили и о смешных случаях на сцене, во время выступления.
Серый что-то умное говорил о воспитании мужчины, о мужественности хип-хопа. Светочка говорила о важном опыте выступления на людях, на публике. Но я уже молчал. Я достаточно сказал. Пусть другие. Даже Данёк разговорился. Рассказал о себе, о танце «Эх, яблочко!», его любимом.
– Надо же, - говорю с издёвкой, когда мы с ним после съёмки шли в футбик гонять.
– Надо же. Я и не знал, Данёк, что ты «Эх, яблочко» больше всего уважаешь, и даже кумаришь, оказывается, по нему.
– Слушай, Тёмыч, сам не пойму, начал ерундень нести. От нервов. Это лицемерие.
– Вот уж не знаю, почему я околесицу стал нести. «Эх, яблочко» ужасно сложный, и точно не любимый. Мы ж его для Девятое мая ставили, когда в часть ездили выступать.
– Мне норм. Я этот танец больше всех уважаю, - честно сказал я. Мне и в части военной понравилось. Аккуратно там. И мужики спортивные, а не как наши ленивцы городские...
– Ну, ты в драйве, чувачок, - завистливо процедил Дэн, - А если бы ты там не солировал?
– Дэн! Ты чё?
– я не ожидал от Дэна такой ненависти.
– Мы с тобой в «Яблочке» вместе солисты! То ты, то я, то ты, то я в круге хиппуем.
– Дааа, - как малыш затянул капризно Дэн.
– Но ты больше. Ты вращения , ты - стойку на руках. Я-то всего лишь би-боинг.
– Да ладно не реви. Мы там с тобой вдвоём. Два би-боя. Сложные элементы я после перелома не всегда выполняю.
Данёк заулыбался, он был доволен, что мы с ним на равных, я его убедил.
– Слушай, - говорю, - Данёк.
– А вот это ты сказал. Что-то про лицо.
– Я? Я не болтал про лицо.
– Да нее. Лиц... и что-то ещё.
– А-аа: лицемерие. Ну что вся эта запись лицемерие.
– А что такое лицемерие?
– Блин, - Данёк даже остановился, почесал руку - на него, если нервничает, чесотка находит. Даньку и шоколад нельзя.
Данёк бекал-мекал и чесался. Я ждал. Я решил, что Дэн втихаря от меня точно шоколадку в буфете прикупил. Этот телецентр, а проще студия - маленький. Дом старый трёхэтажный, антенн, правда, много наверху. И там буфет годный. Все знают: там эклеры вкусные, вкусняшки - так говорят девчонки, но я не девчонка, я так никогда не говорю...
– Короче: лицемерие это так. Чел думает одно, а говорит другое.
– Ну это просто врун.
– Ну да. Можно сказать так. Но этот чел люцифер брр...
– Данёк осёкся, он кумарил по всем этим загробным героям, он только в такие игрушки играл, - то есть лицемер он как бы знает, что надо так говорить в данной ситуации.
– И врун тоже.
– Но врун это что-то с судом связано, с преступлением. Вот ты мелкого подсёк и врал. Это враньё. А лицемерие... Чел втирает тебе правильные вещи, а сам так не считает, понимаешь?