По городам и весям: путешествия в природу

Мы молча пошли вниз. Поужинали у костра, растянули палатку. В темноте Коля Телегин зашептал мне на ухо:

— Ошибаются, которые понимают нашу работу как прогулки на лоно природы. Тут и наука, и физическая нагрузка по самую завязку, и инженерный поиск варианта. Зато нет пока в Сибири района, который лесоустроители знали бы лучше, чем этот. На изысканиях, представляешь, и природой любоваться некогда. Я это к тому, что неплохо бы сейчас выбежать из палатки и поглядеть, а?

— Пошли.

Мы выползли наружу и зажмурились от света, бьющего в глаза. Луна. В городе ее как-то не замечаешь. А тут она была огромной, почти объемной и лучилась так, что глазам было больно от обилия чистого, серебряного света. С вершины горы открывался вполне марсианский вид. Вокруг застыли какие-то бесформенные, неясные тени, тускло светились далекие гольцы, а ниже — непроглядная бархатная темь. Только далеко в стороне от кедроградских границ, километрах, должно быть, в тридцати, мерцала красная искорка — ночевали не то охотники, не то геологи, а скорее всего туристы, из тех, что любят палить нежаркие, но яркие костры.

Утром мои спутники снова полезли на вершину, а я прошел к маральему солонцу, что был недалеко от нашего лагеря. Вчера мы видели там следы зверя. Животное становилось в грязь на колени, чтобы дотянуться до соли, насыпанной под камень. Кто-кто, а эти-то милые зверюги уже знали, какие замечательные ребята стали хозяевами здешней тайги!

Спускаясь в долину реки Нырны, мы видели маральи кормушки, построенные кедроградцами, — длинные клети под навесом для сена и соляные желоба. Полно здесь и пищухи — лучшего в животном царстве друга марала. Этот серенький, похожий на крысу грызун ставит на зиму аккуратные, хорошо просушенные стожки сена, которые обычно достаются маралу.

— Умные звереныши, — говорит Коля Ялбакпашев, проследив с усмешкой, как испуганная пищуха, вопя, промчалась по валежине. — А знаете, почему у сеноставки глаза сбоку, как у рыбы? Работает она быстро, бегает — сами видели. И вот, чтобы глаза сучками не повыкалывать, они у нее сбоку…

А как тут насчет медведей? Встретив меня в поселке, красноярский лесной профессор, доктор наук Герман Петрович Мотовилов спросил:

— Надолго у вас командировка?

— А я здесь в отпуске.

— Медвежишек, наверное, пострелять?

Да мне их жалко, — сказал я. — Я тут охочусь за интересными людьми.

— Дело! — одобрил Мотовилов.

Коля Ялбакпашев — хороший трофей. По-русски говорит он легко и свободно, охотно пользуясь оттенками слов. Он по-своему, свежо и тонко, чувствует не только природу, но и людей. Борис Спиридонов спрашивает этак равнодушно, нехотя:

— Николай, а медведи здесь есть?

— А вот они! — проводник повел вокруг быстрыми агатовыми глазами.

— Где? — встревожился молодой ученый.

— Да везде Вот копанки — это он бурундука грабил, орешки доставал. А вот загрыз на елочке, видите?

Позднее, когда мы ехали по узкой тропе над обрывом, Ялбакпашев сказал

— Медведь.

— Где? — встревожился молодой ученый.

— А на тропе. Давно уже, но я не говорил. Совсем свежий след. А у нас мелкашки только. — На тропе действительно ясно был виден след огромной когтистой лапы. — Он, конечно, ничего не сделает, только из любопытства может подойти близко да рявкнуть.

— Ну и что?

— Кони — туда, — проводник кивнул в пропасть, в которой глубоко внизу бурлила и пенилась река. — И мы с ними. Николай Павлович, зачехлите фотоаппарат!

— А что такое? — крикнул сзади Телегин, который только что снимал скаты на другом берегу реки.

— Да медведь тут ходит. — Непонятно было, шутит наш проводник или нет. — Он же любопытный, вдруг захочет посмотреть, что это за штука у тебя блестящая. Отнимет..

И я ему попался на мушку. С протоки, которую мы утром переезжали, тяжело взлетели две кряквы. Проводник даже не успел винтовку сорвать с плеча. Видно, почувствовав мое состояние, он хитро сощурил свои и без того узкие глаза, спросил:

— Стрeлить охота?

Я подтвердил его догадку. Он начал свистеть, подманивая кедровку. Вот она застрекотала, ближе, ближе. Стреляю я ничего и попробовал взять ее, когда она запестрела невдалеке на голом березовом столбе. После выстрела кедровка лишь испуганно вспорхнула, но Николай не дал ей далеко улететь — подманил еще ближе. Снова мимо. Забирая винтовку, проводник сказал:

— Однако полезная птица.

Может быть, в утешение за неудачные выстрелы я сам только что подумал об этом. Откровенно говоря, мне никого убивать не хотелось в этой живой тайге и даже стыдно стало за свой порыв. И еще раз проводник угадал.

— Такая погода — пусть все живет, — сказал он и минут через пять извинительно добавил: — Поэтому я и прицел вам сдвинул на дальний бой…

Погода вскоре испортилась, и в тот день нас здорово мочило. Дождь тут двойной. Прошумит над лесом, пробарабанит по спинам, а потом еще долго стекает по веткам. С полудня зарядил беспрерывный. Уже на берегу Нырны мы попробовали переждать его в избушке орешников, но потеряли терпение и подались дальше. Раз десять перебродили Нырну, потому что тропа вилась с берега на берег, вышли к реке Уймени.

Река вздулась от ливня и все еще «набирала», как говорят в Саянах. Чтобы обогнуть огромную скалу, надо было дважды переправиться через реку. Мы не решились на этот подвиг и полезли на бомa. Вы никогда не ходили по бомам? И не ходите, если нет необходимости. Перед нами был Собачий перевал, названный так, наверно, потому, что кому-то очень уж хотелось обругать его.

Бом — это узенькая каменистая тропа, вырубленная в скале над пропастью. Справа на тебя давит гранитная стена, слева — влекущая своей доступностью пустота, а внизу, под обрывом в сотню метров, грохочет на камнях взбухшая Уймень. Если у вас большой вьюк, придется тащить его на себе. В прошлом году геологи не сняли тут с лошади ящик с образцами, и она полетела в пропасть.

А вообще лошадь хорошо идет по бомам. Она не волнуется, как человек, осторожно, наверняка ставит ногу и своим невозмутимым видом успокаивает хозяина. Есть на боме Собачьего перевала скользкий и каменистый крутяк, к которому из-под скалы подступает вода. Здесь лошади теряют свое обычное спокойствие и рвут вперед, высекая копытами искры. Ни в коем случае не наматывай тут на руку повод — легким движением головы конь может тебя сдернуть вниз.

Все, однако, обошлось благополучно. По узкой долине Уймени мы уже в темноте добрались до Бигежи — небольшого, в несколько домиков, таежного поселка. Утром мы должны были поехать еще выше по течению, к притоку Уймени Ирбуте, — там начинаются горельники.