По городам и весям: путешествия в природу
Шрифт:
И еще одно. Главным лесным продуктом, как во времена Киевской Руси, остается бревно. Железнодорожникам приходится везти подчас за тысячи километров воздух, воду, щепу и опилки, а в безлесных местах, дожидаясь этого бревна, простаивают десятки тысяч пилорам. Смешно сказать, но только в Москве их установлено около полутора тысяч!
Мы бросаем в лесу немалую часть срубленной древе-сины. Сколько из нее можно получить картона, бумаги древесных плит, химических продуктов! А сейчас эти отходы оставляются на съедение лесным жукам или сжигаются, причем на уничтожение их лесозаготовители тратят каждый год миллионы рублей! Как же мы отстали от скандинавов и североамериканцев в производстве бумаги и картона, в глубокой переработке древесины…
Сибирь строит сейчас много целлюлозно-бумажных комбинатов и целые лесопромышленные
Нет пока сдвигов и в восстановлении лесов. Опыт десятилетий показывает, что так называемое «естественное возобновление» — не более как миф. Возобновление после вырубок, конечно, идет, но идет слишком медленно, через смену пород. Лесозаготовителям пора полностью взять на себя восстановление вырубленных лесов, переходить на новые методы заготовки древесины, рубить, не уничтожая молодняк.
Я пишу об этих специальных вопросах так подробно потому, что заклинания защитников «зеленого друга» повисают в воздухе, и не все они понимают, что лучшее средство сохранения русских лесов — борьба за их рациональное, комплексное использование.
И последнее. Жизнь диктует, чтобы мы позаботились о судьбе лучших наших лесов — кедровых. Ведь запретил же Кемеровский облисполком рубки сырого кедра, как это было до 1937 года, сумели красноярские ученые отстоять хакасские кедрачи, берегут же читинцы знаменитые чикойские массивы! Всего три процента лесной территории страны занимают эти реликтовые леса, но их значение для настоящего и будущего нашего народного хозяйства трудно переоценить.
В Сибири сейчас живет около двадцати пяти миллионов человек, а это только начало. Нынешнее поколение сибиряков и люди будущей Сибири кровно заинтересованы в том, чтобы их земля была вечно плодородной и красивой, чтобы всегда получала она солнце и влагу нужной мерой, чтобы не скудела никогда се живая природа.
Кедровые леса, закрывающие горы Южной Сибири, охраняют истоки главных сибирских рек, регулируют водный и климатический режимы огромных пространств. Живая кедровая тайга — неисчерпаемый источник пищевого и технического сырья — со временем станет для сибиряков зоной спорта, лечения и отдыха. В эти леса поедут, да и сейчас уже едут ученые и художники, композиторы и государственные деятели, рабочие и писатели. И я верю, что сибирский кедр вечно будет помогать человеку освежать чувства и оттачивать разум…
Послесловие
Со времени путешествия, о котором я рассказал, в Кедрограде произошло много событий, немало волнений и бед пережили мои друзья.
Самое трудное выпало Виталию Парфенову, и я перепечатаю здесь одно место из своей статьи в «Литературной газете»:
«На днях в институте хирургии имени А. В. Вишневского сделали тяжелую операцию моему побратиму Виталию Парфенову. Месяц назад я вывез его из горноалтайской тайги, где молодежь создает принципиально новое, комплексное лесное предприятие. Правительство специальным распоряжением выделило ребятам территорию, но у них были недруги, которые хотели пустить в распил ценные массивы золотой кедровой тайги. Они сбросили над живым лесом сто тонн дуста, и Виталий по глубоким сырым снегам, по бешеным весенним речкам прошел за неделю двести с лишним километров, чтобы добиться наказания виновников этой авантюры, — ведь дуст потравил полезных птиц, боровую дичь, пушного зверя. Тогда у Виталия чулком, вместе с сапогами, снялась кожа, деформировались вены. Все минуло, в Кедрограде сейчас живет 900 человек, хозяйство крепнет, набирает сил, только с ногами у Виталия беда. И нельзя было, как он считал, ему уехать тогда, бросить дело. Чтобы главный инженер не убегал на лесосеки или в питомники, друзья уносили из его дома все брюки, и он неделями руководил хозяйством, лежа в постели. Однажды, поправившись, он
трое суток тушил горящую тайгу и потом снова слег.А год назад, когда из-за метелей не мог прилететь на вертолете хирург, Виталий заперся, прокалил на спиртовке опасную бритву, взрезал себе тромбы. Но вот навалилось. Ноги изменили цвет, температура — 40,2, пульс — 120. Тогда в Виталия впрыснули почти весь запас кедроградских антибиотиков. Сейчас жизнь друга в безопасности, и ноги целы, и он скоро отправится назад в тайгу, — этот живой парень из легенды, герой ненаписанной поэмы…»
Позже я снова побывал в Кедрограде, это была моя седьмая поездка туда, в действительную жизнь. Ребятам по-прежнему было трудно — не хватало техники, запасных частей, до конца преданных идее специалистов, времени. Не все еще местные руководители верили в хозяйство, требовали от него выполнения большого производственного плана, а опытные работы старались навалить сверх всего, в расчете на энтузиазм людей. Ребята крепились, но всему на свете приходит конец, даже энтузиазму.
Тогда их вынудили рубить кедр в размерах, противоречащих идее Кедрограда, и поневоле думаешь иногда, что трудности эти создаются лесозаготовителями нарочно — чтоб скомпрометировать дело и окончательно развязать себе руки в кедровой тайге.
Новое государственное предприятие стало рентабельным. В те годы от реализации леса, ореха, пушнины, живицы, маральих пантов, пихтового масла оно получило около миллиона старых рублей прибыли. Виталий Парфенов, на котором там многое, если не все, держалось, за создание комплексного лесного предприятия был награжден Почетной грамотой Алтайского крайкома КПСС.
Итак, новый способ хозяйствования в сибирских кедровых лесах был найден, закреплен практикой. Значит, мечта осуществилась? И недаром было все это — споры, муки, борьба с рутинерами, бесконечные заседания и совещания, коллективный гражданский подвиг группы молодых инженеров? Да! И теперь бы такие комплексные предприятия организовать по всей кедровой тайге, хотя б для начала десяточек на Сибирь, — однако ничего пока не слышно и не видно…
В ту поездку позволил себе недельку отдохнуть у Николая Павловича Смирнова. В его жизни произошло большое событие: он безвозмездно передал кедроградцам плоды своего сорокалетнего труда — прекрасно возделанный сад и питомник фруктовых деревьев. Ребята закладывали на теплых террасах Телецкого озера новые сады, их было уже почти сто гектаров. И еще одна, уже горькая новость. Решением Главлесхоза РСФСР уйменские кедрачи были отданы в рубку лесозаготовителям — ах как пожалеют все об этом!
А кедроградскую территорию увеличили в четыре раза, вместе с акваторией озера у них стало почти полтора миллиона гектаров. Здесь ребята затеяли хозяйственный комплекс, состоящий из четырнадцати отраслей. Столица первого в стране лесного предприятия нового типа также была перенесена из Уйменской долины на Телецкое озеро.
Перед отъездом мы с Виталием Парфеновым побывали в кедровом питомнике. Немало трудов было положено здесь, чтобы оборонить посев от птиц и грызунов, вырастить эти веселенькие, упругие грядки юных кедренышей. Тогда они, конечно, были в младенческом возрасте, однако настанет время, когда эти коренастые крепыши поднимутся на смену вырубленным и сгоревшим лесам. Их корни будут цедить влагу и держать горную почву, их почки выбросят малиновые бутоны-соцветия, их содружество заведет вокруг себя новые поколения зверья и птицы, а люди будущего добрым словом помянут тех, кто когда-то обновил и обогатил Алтай…
Такими словами закончил я много лет назад послесловие к путевому дневнику «Месяц в Кедрограде». Что же произошло за это время в хозяйстве, каковы итоги интереснейшего эксперимента? Можно твердо ответить, что идея была реализована. Хозяйство, расположенное почти в трехстах километрах от железной дороги и куда надо было завозить автотранспортом каждый гвоздь и каждый литр бензина, окрепло в какой-то период своей истории — выполняло все планы, получало устойчивые прибыли от многих отраслей, стало подлинным, рачительным хозяином этого района тайги. Его успехи были отмечены на ВДНХ дипломом первой степени, золотой, серебряной и пятью бронзовыми медалями, на основе его идеи и опыта было защищено около десяти кандидатских диссертаций. Министерство лесного хозяйства России начало создавать в кедрачах Южной Сибири еще пять предприятий подобного типа.