По городам и весям: путешествия в природу
Шрифт:
Мы не научились еще ценить по заслугам простор, хотя при современном урбанистическом укладе жизни это дар неоценимый. Вы замечали свое состояние, когда после сумрачного переулка, набитого людьми зала или автобуса, из маленькой комнаты, шумного цеха или тесной лаборатории вы попадаете в уголок земной природы, где глазу открывается простор? Душа отдыхает, наслаждаясь бездонностью неба, манящей обширностью открытого пространства. Влияние степных, горных или водных далей на психику современного городского человека мало изучено, однако врачи и ученые придают все большее значение благотворному действию простора, который, являясь частью природной среды, успокаивает нервную систему, освобождает от эмоциональных перегрузок, пробуждает волю к жизни и действию. Открытое пространство, кроме того, — хранилище и фабрика тишины, оно как бы растворяет в себе самый громкий звук, а на земле сейчас немало людей, считающих тишину лучшей музыкой.
Не могу припомнить ни одной столицы из тех, что я знаю, в которых бы так же легко и свободно дышалось, как в Стокгольме. Вспоминаю великолепный Париж с тысячами его индивидуальных каминов-коптилен и вековым черным налетом на домах; необозримо громадный, тем не менее такой тесный Токио, что кажется, душно и влажно там повсюду от дыхания и пота неисчислимых людских масс. В последние годы, говорят, японцы стали продавать свежий воздух в автоматах, а полицейские стоят на перекрестках в противогазных масках.
Вспоминаются другие европейские и азиатские задымленные города, большие, средние, маленькие, и об этой проблеме люди думают все настоятельнее. Ты можешь недоедать или недосыпать, можешь быть бедно одетым, несчастным в личной судьбе или преуспевающим, везучим, окруженным благами, но, чтобы жить, каждую секунду тебе нужна порция чистого воздуха, кислорода. Технический прогресс, улучшая жизнь людей, одновременно становится нашим конкурентом в потреблении этого невидимого и невесомого дара природы. Невесомого? Посмотрите, какую весомую меру для него обусловило развитие техники: реактивный лайнер при перелете через Атлантический океан или Сибирь сжигает сорок тонн кислорода! А ведь одновременно в атмосфере находятся многие тысячи самолетов, и число их непрерывно растет. Потребляют кислород автомобили, тепловые электростанции, заводы, фабрики, суда. А дыхание живых существ, естественные процессы гниения, окисления, вулканическая деятельность? Лесные, степные и тундровые пожары, число которых, несмотря на всю теперешнюю технику охраны и тушения, заметно не уменьшается на Земле, сжигают неимоверные объемы кислорода и уничтожают природную среду, вырабатывающую кислород. Есть тревожные наблюдения за повышением температуры Земли и научные расчеты, предрекающие неисчислимые беды земной жизни, если количество углекислого газа в атмосфере будет расти даже сегодняшними темпами. Атмосфера, правда, содержит еще колоссальные запасы кислорода, только это мало утешает, потому что каждый живет в своей микросреде; жители многих городов и промышленных районов мира уже ощутимо чувствуют на себе кислородное голодание, хотя и не всегда связывают с ним потерю аппетита, бодрости, трудоспособности, головные боли и обмороки…
В Стокгольме, повторяю, дышится легко, несмотря на обилие автомашин. Сказывается, конечно, близость моря с его свежими ветрами и огромными резервами чистого воздуха. Но Лос-Анджелес — тоже приморский город, а люди в нем задыхаются и даже гибнут от удушливой смеси из тумана, дыма, промышленных и автомобильных газов. Сравнительно недалеко от моря расположен и Лондон, первый на земле производитель смога; эта отравляющая смесь двадцать лет назад только за одну неделю убила четыре тысячи жителей британской столицы, а десять лет назад — семьсот человек.
Стокгольм не знает, что такое смог. Почему?
Осматривая город с высокой точки, обращаешь внимание на просторную планировку, на обширные, хорошо продуваемые ветрами акватории и все время никак не можешь отделаться от навязчивой мысли, что городу этому не хватает чего-то обязательного, характерного для всякого большого людского поселения. Ах, вот в чем дело! В Стокгольме нет ни одной дымящей трубы. Больше того, в городе нет и недымящих труб, которые в иных местах вроде бы бездействуют, а на самом деле постоянно выбрасывают в атмосферу хорошо очищенные от аэрозолей невидимые отравляющие газы. Как стокгольмцы обходятся без труб? Это же не курортный Канн или, скажем, Ялта, не административно-чиновничий Вашингтон или Бразилиа; Стокгольм — индустриальный центр Швеции, в нем много крупных промышленных предприятий. Интересно бы побывать на одном из них.
…«Альфа-Лаваль». Эта солидная фирма до недавнею времени называлась акционерным обществом «Сепаратор», и, оказалось, я близко, намного ближе, чем в этот раз, познакомился с ним почти сорок лет назад.
Дело было такое. После революции мои родители с Рязанщины переехали в Сибирь
налегке, взяв самое дорогое. Отец вез немецкий бондарный инструмент, мать — ручной шведский сепаратор. Со временем они завели коровенку, и сколько же радостей в раннем детстве доставила эта шведская машинка мне, моим сестрам и братьям! Мать, бывало, крутит ручку сепаратора, а мы сидим вокруг, слушаем его ласковое урчание и нетерпеливо ждем. «Separator» было первым иностранным словом, которое я прочел, еще не умея как следует читать по-русски…А тут я узнал, что «Альфа» — это название сепараторной тарелочки, «Лаваль» же — фамилия. Фирма основана в 1883 году, вскоре после того, как шведский ученый Густав де Лаваль изобрел первый в мире сепаратор для выделения из молока жировых шариков. Новшество произвело революцию не только в молочной промышленности. Появились сепараторы для очистки смазочных масел, мазута, производства дрожжей, потом промышленные центрифуги и установки для комплексных процессов: центриблад обезвоживает кровь при производстве кровяной муки, центривей извлекает протеин из сыворотки, центримил выделяет из туш забитых и павших животных технический жир, центрипюр используется в мыловарении, центрифайн очищает жир, центрифил перерабатывает рыбий жир и рыбную муку, центрифлоу извлекает протеин из мясных отходов и так далее. Все эти машины выпускают ныне заводы «Альфа-Лаваль». Да чего они только не выпускают в Швеции и других ста десяти странах! Теплообменники, пастеризаторы, охладители, насосы, дистанционно управляемые клапаны, доильные установки, автокормушки, автоматизированные молочные и сыродельные заводы, оборудование для выработки мыла, клея, крахмала, фруктового сока, антибиотиков, фармацевтических препаратов, варочные установки для получения целлюлозы, искусственных удобрений, пластиков, опреснители морской воды и — снова я должен написать — так далее.
Но все же основная продукция, составившая добрую репутацию «Альфа-Лаваль», — оборудование для переработки молока, извлечения и рафинирования жиров из различного животного сырья. Кстати, мы иногда слишком односторонне понимаем широкий и глубокий процесс охраны и приумножения природных богатств. Ведь инженер, создавший машину, помогающую извлечь максимум пищевого продукта из такого сырья, — защитник природы не меньший, чем лесовод, вырастивший добрый лес. Эта машина экономит земли, занимаемые сельскохозяйственными культурами, предупреждает истощение рыбных запасов морей, высвобождает почву для выпасов или того же леса. Даже пастьбу молочного скота она делает более эффективной, потому что сепараторы, установленные на фермах, дают возможность потребителю получить свежий молочный продукт с его первородными, наиболее ценными свойствами.
Да, «Альфа-Лаваль» делает большое дело, машинизируя и без конца совершенствуя переработку пищевого сырья, косвенно и своеобразно помогая сохранять природу. Но всегда ли мы в наш технический век учитываем последствия технизации при получении этого самого пищевого сырья или готовых продуктов?
Экспериментальная молочная ферма, принадлежащая «Альфа-Лаваль», расположена за городом в красивой, вполне сельской местности. Старинное кирпичное здание в лесочке, вокруг просторные поля и луга, низинки с пасторальными ручейками.
Ферма существует с 1894 года, на нее по традиции везут гостей «Альфа-Лаваль», и она привлекает своей показательной эффективностью. Заведующий фермой агроном Уве Хаммульссон демонстрирует кормушки, поилки, стойла, доильные аппараты. Мне показалось смешным и немножко печальным, что коровы дружно встают при появлении посетителей.
Сто семьдесят животных содержится здесь. Когда-то ферму обслуживали восемнадцать рабочих и доярок, сейчас всего два человека легко управляются с этим запертым в железные клети стадом. За год от каждой коровы получено по 6150 килограммов молока со средней жирностью 4,44 процента. Прекрасные, завидные результаты! Животных этих не надо пасти, они содержатся в стойлах круглый год. Автокормушка накормит, автопоилка напоит, вода смоет из канавок навоз. Доильные установки делают свое дело быстро, и вот уже молоко — продукт, ради которого вся эта механизация затеяна, течет по стеклянным трубкам в приемные баки.
Какое все же это чудо природы — молоко! Все знают о целительной силе кумыса или, скажем, оленьего молока, обладающего феноменальной жирностью и тоже лечащего туберкулез, знают о полезности творога, простокваши или сыра. Молоко — единственный в природе пищевой продукт, в котором есть все необходимое для пропитания человека. При любом отравлении молоко — первое лекарство. Рабочим вредных цехов — бесплатное молоко, детям тоже первым делом молоко — в яслях, садах, школах, лагерях.
Но когда мы выпиваем стакан молока, твердо знаем только то, что оно вкусно и питательно, и вовсе не задумываемся о других его тонких свойствах или тем более о составе этого замечательного и ценного пищевого продукта.