По прозвищу Святой. Книга первая

Надо ли говорить, что оба полицая лишились оружия?

Слухи распространились по окрестностям со скоростью кругов по воде от брошенного камня. Только круги исчезают, а слухи только ширились, росли и приобретали совершенно фантастические очертания.

— Как хотите, господин штурмбанфюрер, а не могут так люди, — рассказывал на допросе Георгу Йегеру один из выживших мельниковцев. — Его же пули не берут!

— Хочешь сказать, что в него трудно попасть? — через переводчика спросил Йегер. — Это я уже знаю.

Говорили по-русски.

— Нет, — покачал головой мельниковец. По-русски он говорил вполне нормально, хоть и вставлял иногда украинские слова. — Хочу сказать то, что говорю. Пули не берут. Он быстро двигается, це правда, но попасть в него можно. Я попал. Да тiльки толку ниякого — не берут его пули.

— Расскажи.

— Ну, стрелять я умею, не хуже чем он, — хвастливо заявил мельниковец, — отец ещё вчив, из обреза, не целясь… Тут, головне шо? Целиться не треба. Направление поймал — жми на спуск. Сердцем нужно стрелять, — он похлопал себя ладонью по левой стороне груди. — Обрез всегда со мной. Отец ещё учил, что зброя завжди…э-э… всегда должна быть под рукой…

— Короче, — поторопил Йегер.

— Короче, я притворился мёртвым. Там, в столовой. Лежал, обрез подо мной. А когда он подошёл ближе, выстрелил почти в упор. Выстрелил и попал. Точно в грудь.

Мельниковец умолк, вспоминая.

— И что?

— И ничего. Выстрел его отбросил на шаг, он споткнулся о ноги трупа, повалился на спину. Я вскочил и — в окно рыбкой, головой вперёд. Тiльки, коли на ногах вже був, — мельниковец от волнения перешёл на украинский. — Бачiв, як вiн встае. Живий та здоровий [1].

— Пуля из обреза?

— Так.

— Обрез из какой винтовки?

— Мосина, трёхлинейка. Я, господин штурмбанфюрер, из этого обреза кабана валил с одного выстрела, — мельниковец снова вспомнил русский язык. — Отец ещё делал в Гражданскую, сносу этому обрезу не было… Нет, как хотите, а не человек это. Срiбними [2] пулями треба в него стрелять. Срiбними!

За последние двое суток штурмбанфюрер почти не спал. Бесследное исчезновение в лугинских лесах отряда Тараса Гайдука, а затем дерзкое нападение на школу в Белокоровичах и окончательный разгром мельниковцев подстегнули его нервную систему не хуже таблетки первитина[3], запитой ста граммами коньяка. Собственно на первитине он всё это время и держался. Сказывалось ещё и ранение в голову, нужно было как-то снимать боль, а лучше первитина немецкая фармацевтическая промышленность ничего не могла ему предложить. Разве что морфий, но эйфория от него была слишком сильной, мешала думать, поэтому морфий штурмбанфюрер не любил.

Телефонный разговор с начальством — шефом армейской полиции шестой армии штандартенфюрером Паулем Кифером добавил головной боли. В прямом и переносном смысле.

На этот раз начальство изволило не орать, говорило спокойно и даже участливо, и это напрягало Йегера ещё больше.

— У вас там целая пехотная рота расквартирована, в Лугинах этих, — проявило осведомлённость начальство. — Двести человек! Вам этого мало, чтобы уничтожить каких-то партизан?

— Жизни немецких солдат бесценны, господин штандартенфюрер, — отвечал Йегер. — Рота капитана Оскара Хубера — это на крайний случай. Я исходил из того, что справлюсь сам.

— И как, справились? — насмешливо осведомился Кифер?

— Задача оказалась сложнее, чем можно было изначально предположить. Этот человек… Николай Свят, как он представляется. Младший лейтенант Красной армии. Как хотите, господин штандартенфюрер, но не верю я в то, что это обычный русский младший лейтенант. Он прошёл серьёзную диверсионную подготовку. Очень серьёзную. Судя по тому, как он действует… Обычный армейский офицер так не умеет. Я ведь его, считай, взял. Он не должен был уйти ни при каких обстоятельствах.

— Но ушёл.

— Да.

— И при этом оставил вас в живых. Как думаете, почему?

— Он со мной играет, господин штандартенфюрер. Показывает, что сильнее меня во всём. Давит на психику. Но он ошибается. Я его поймаю и убью.

— Вы это уже обещали… Думаете, он заслан к нам в тыл?

— Уверен в этом.

— Значит так, Йегер. По имеющимся данным, ваша шестьдесят вторая дивизия скоро выдвигается на фронт. Поэтому разберитесь уже с этими партизанами и этим вашим Святом, пока я сам с ними не разобрался. Оставлять за собой хвосты мы не имеем права. И вообще. Что получается, вы видите? Сегодня партизаны грабят состав с продовольствием для нашей армии, спасают евреев, уничтожают подчистую целый отряд местных националистов, этих, как их, мельниковцев, а завтра? Они же наглеют на глазах. А почему? Потому что безнаказанность порождает наглость, неужели я должен вам объяснять столь азбучные истины? В общем, действуйте. Партизаны должны быть уничтожены. А этот ваш русский младший лейтенант… диверсант этот, или кто он там… Не можете взять живым — убейте, так и быть. Но повторю — взять живым предпочтительней. Если он и впрямь прошёл такую подготовку, неплохо бы знать, где именно. Всё, действуйте. Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер! — ответил Йегер и повесил трубку. После чего подумал, выкурил сигарету и снова снял трубку. Назвал кодовое слово, и телефонистка соединила его со штабом роты капитана Оскара Хубера.

— Капитан Хубер слушает, — раздалось на другом конце провода.

— Хайль Гитлер, Оскар, это Георг.

— Хайль Гитлер, Георг. Слышал, партизаны активизировались? Мой патруль принёс мне листовку сегодня. Впечатляет. А двоих полицаев нашли мёртвыми здесь, в Лугинах. Закололи, как свиней. Как хочешь, Георг, а мне и моим людям всё это не нравится. Как-то неуютно мы начинаем себя чувствовать, если понимаешь, о чём я.

— Понимаю, Оскар. Не отлучайся никуда, минут через сорок подъеду.

— Жду.

Скоро я буду знать эту грёбаную местность наизусть, думал Йегер, глядя в окно «опеля» на убегающие назад поля, тополя вдоль дороги, и сплошные леса, встающие сразу за полями.

Хотя нет, это невозможно. Можно выучить дороги между всеми этими житомирами, коростенями, лугинами, овручами и прочими белокоровичами. Но сразу за дорогами (плохими, узкими и разбитыми) и не столь уж обширными колхозными полями начинаются знаменитые русские леса.

Леса, мать их!

Таких лесов нет больше нигде. Говорят, когда объединённые германские племена наголову разбили три римских легиона, Тевтобурский лес, где произошла битва, напоминал эти. Но с тех пор прошло без малого две тысячи лет, и, если Тевтобурский лес жив до сих пор, хоть и изрядно поредел и уменьшился в размерах, то от остальных обширных европейских лесов осталось одно воспоминание.

А здесь, в России, они практически такие же, как были во все времена — бесконечные, дремучие и непроходимые. Немудрено, что партизанам есть где укрыться и откуда нападать. К тому же все они, по сути, варвары, для которых лесная жизнь привычна. Грубые, неприхотливые, а самое главное, знающие эти леса, как свои пять пальцев. Ещё бы! Они здесь родились и ходят по ним с самого детства. Вот и попробуй их поймай…

Он сам не заметил, как задремал и открыл глаза только тогда, когда «опель» остановился возле уже знакомого двухэтажного штаба роты Оскара Хубера.

— Так что, — осведомился капитан. — Ты понял, наконец, что военное дело должны делать профессионалы?

— Я это знал с самого начала, — буркнул Йегер. — Просто берёг жизни твоих солдат.

— И что в результате? Хорошо, сам жив остался.

— Да, — согласился Йегер. — Вот что, Оскар. У меня прямой приказ от начальства разобраться с партизанами в ближайшие дни. Скажу по секрету, скоро наша шестьдесят вторая дивизия опять отправляется на фронт, и мы должны зачистить все хвосты. Так сказано. Здесь, в нашем тылу партизан быть не должно. Справишься силами своей роты или нужна помощь?