По пути в бессмертие

Иван. Будь другом, пусти меня в квартиру. Может, я письмо какое найду с адресом.

Ковшов без слова вынимает связку ключей и отмыкает многочисленные запоры, какими Марина оборонила жилье Рахманиновых. Они входят в пустую квартиру.

271. (Съемка в помещении.) КВАРТИРА РАХМАНИНОВЫХ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭПИЗОДА.

Ковшов зажигает свет.

С ДВИЖЕНИЯ.

Иван идет по квартире, оставленной Мариной в строгом порядке. Ковшов следует за ним в отдалении. Иван трогает книги, журналы, заглядывает в ящики столов, шарит в буфете и находит в конце концов искомое: связку писем, перевязанных резинкой. Он берет верхнее письмо, обратный адрес написан не по-русски.

Иван. Не по-нашему написано.

Ковшов. Это по-немецки. Я тебе переведу.

Иван. Ты что, немецкий знаешь?

Ковшов. Маленько. Я у Эйнема работал, на кондитерской фабрике. Он сам из немцев и много немчуры при себе держал.

Ковшов берет конверт, достает из кармана карандаш и, помусолив его, пишет адрес. Иван заглядывает в Маринин чуланчик.

272. (Съемка в помещении.) КВАРТИРА РАХМАНИНОВЫХ. КОМНАТА МАРИНЫ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭПИЗОДА.

Иван трогает Маринины вещи, прижимает к небритой щеке кофточку, перебирает платья, косынки, прижимается лицом к подушке, хранящей запах ее волос, рассматривает карточки на маленьком столике, обнаруживает собственное изображение. Видит фотографию Рахманинова, поворачивает ее лицом к стене.

Голос Ковшова. Держи адрес…

273. (Съемка в помещении.) КВАРТИРА РАХМАНИНОВЫХ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭПИЗОДА.

Иванчитает адрес.

Иван. Теперь понятно. Меня Иваном звать, а тебя?

Ковшов.Григорием.

Иван. Давай, Гриша, плеснем на сердце.

Они проходят на кухню.

274. (Съемка в помещении.) КУХНЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭПИЗОДА.

Иван достает из кармана бутылку самогона, кусок сала. Берет стаканы, наливает.

Иван. За что выпьем?

Ковшов. За временное отступление от коммунизма. Чтоб подольше длилось.

Иван. Я за это пить не стану. Ты не знаешь, Гриша, как трудно сейчас в деревне. Кулаки всю силу взяли. А бедняцкий элемент обратно в кабале.

Ковшов.Меньше бы пили. Кто работать горазд, тому жизнь сейчас светит.

Иван. У тебя, Гриша, нет классового подхода. Ладно, не будем ссориться. Давай выпьем каждый за свое.

Они пьют. Иван достает из кармана листок бумаги.

Иван. Послушай, Гриша, стихи. И если дерьмо, скажи честно:

При знаме, если умирать, Стоять я буду, не робея. И, дух последний испуская, Образ Марины обнимать.

Ковшов.Это чьи? Демьяна Бедного?

Иван(потупившись). Мои. Дошел до точки.

Ковшов. Дашь переписать слова? Если женщина получит такое и не заплачет сердцем, значит, она чурка.

Иван(растроганно). Спасибо, Гриша.

275. МОНТАЖ ХРОНИКИ.

Мы видим кадры любительского кино, снятого в семье Рахманиновых, перемежающиеся с кадрами кинохроники конца 20-х годов. Нелепо смонтированная, иногда не в фокусе, хроника семьи перебивается летописью века… Борис и Федор Шаляпины с уморительными рожами выползают из кустов. Камера дрожит, опрокидывается в небо. А вот — вся семья Рахманиновых за столом, на террасе Сенара Шаляпин величественно и грациозно кланяется. Выходит из кадра. И тут же в кадр входит прямой, как жердь, Рахманинов, неуклюже кланяется. К нему подбегает Шаляпин, показывает, как надо кланяться артистически. Рахманинов, не меняя выражения лица, механически повторяет поклоны… И вдруг — немецкая хроника конца 20-х годов: безработица, инвалиды войны, демонстрация с портретами Ленина… Ирина в свадебном платье в окружении семьи. А вот она уже беременная. И вот уже Ирина держит дитя в кружевном конверте. Рядом с ней счастливый Рахманинов… Ожесточенно жестикулирующий Муссолини на балконе… Демонстрация с портретами Сталина… Первые еврейские погромы в Германии. Зарождение нацизма… И снова — любительское кино в Сенаре. Внучка Софья — уже двухлетняя — держит теннисную ракетку выше своего роста. Рядом с ней присел дедушка. А вот вся семья играет в жмурки. Среди них — Шаляпин и постаревший, поседевший Зилоти.

276. (Съемка в помещении.) СТОЛОВАЯ СЕНАРА. ВЕСНА. ДЕНЬ.

Нянька Пелагея кормит с ложки манной кашей двухлетнюю Софью. Девочка капризничает, отплевывается. Входит Ирина.

Пелагея(сердито). Вот я тебя щас серому волку отдам! (Ирине.) Беда с ней.

Ирина(заглянув в тарелку). Ты опять столько масла навалила! Она же давится от жира!

Пелагея. Кашу маслом не испортишь.

Ирина.Сколько раз я тебе говорила, Пелагея! Не раскармливай ребенка!

Пелагея(упрямо). Я у енерала двоих детей…

Ирина(перебивая). Не могу я больше слышать про твоего «енерала»!

Ирина выходит.

277. (Съемка в помещении.) ГОСТИНАЯ В «СЕНАРЕ». ВРЕМЯ ТО ЖЕ.

На диване — Наталья и Марина. У Марины на коленях большая пачка писем.

Ирина(входя). Мама, я эту няньку больше видеть не могу. Мало того что она глупа, так она еще и упряма!

Наталья.Где же мы русскую няню возьмем?

Ирина.А зачем у нас няня, когда у нас Марина есть?

Наталья(вздыхает). Марина, может быть, нас покинет.

Ирина.Как так?

Марина. Да вот, не знаю еще. А надо бы в Россию возвращаться. (Смотрит на письма.) Да и Ивана замучила…

Ирина. Неужели он все еще ждет тебя?

Наталья.Ждет. Вон сколько писем написал! (Улыбается.) Даже стихи стал писать от тоски.

В комнату влетает Татьяна.

Таня:Мама! Мариша! Сирень зацвела!..

Все три женщины вскакивают и устремляются из комнаты.

278. (Натурная съемка.) САД В «СЕНАРЕ». ВРЕМЯ ТО ЖЕ.

Наталья, Марина, Ирина и Татьяна бегут через сад. Куст сирени, привезенный Мариной из Ивановки, расцвел. Распустилось всего две-три кисти.

Наталья.Зацвела все-таки. Три года не цвела.