По рукам и ногам
Шрифт:
Нечестно. О, как же это было нечестно – сейчас о таком спрашивать. Я настолько не хочу отказываться, что вся дрожу. Быть одной сейчас – тоже до смерти не хочу; этот хмель из головы за каких-то пятнадцать минут не выветрится. Значит, придется плохо.
Я ответила на вопрос, ногтями в отместку беспощадно впиваясь в его спину.
========== Часть 38 ==========
Воспоминания были такие раскаленно-отвратительные, что собирать их «через не хочу» приходилось по осколкам, и те - нечеткие. Смутные образы, душная комната и разврат сплошной.
А я ведь так и думала, что с утра придет что-то вроде похмелья.
Если вчера мне и море было по колено, и драть я себя позволяла, как шлюху последнюю, то взвесив все это на трезвую голову, к выводу пришла неутешительному: шлюха и есть. И без поблажек.
Это, может, уже и слом. Это, может, уже и Ланкмиллерское хваленое «привыкнешь» и «привяжешься». Честно признаться, признаться самой себе, «хозяином» я его, пусть и про себя, все чаще и чаще называю.
Что-то внутри неотвратимо рвется и трескается.
***
Я чопорно обследовала свое тело и пришла ко вполне удовлетворительным результатам
Связанные руки, тело немного ломит, колени стерты. На заднице и ляжках несколько следов от стека. Это можно считать удовлетворительным.
На пороге явил себя Ланкмиллер. Вид у него был ну совсем не «товарный». Вот совсем-совсем. Будто он это после драки или попойки знатной. И, судя, по выражению лица, «нормально сесть» Кэри сейчас действительно не в состоянии.
– Ненавижу это состояние… которое на утро после таких вот перепихов наступает. Ощущение всегда просто-такт отборно-гадкое. И на душе, и…
Вот те раз. Значит, и у него тоже? О, я даже подозреваю, где именно обретается очаг его «отборно гадкого ощущения».
Я уткнулась лицом в подушку, потому что хозяйское появление сразу всколыхнуло в сознании бурю осевших уже, кажется, образов. Он тем временем подошел к окну тяжелые занавески убрать и сам прижмурился от яркого света, хлынувшего из окна. И только тут заметно стало, что спина у него вся кровоподтеками исполосована – будь здоров. Нейгауз, вне всякого сомнения, переборщил. И порядочно. Края у них воспалились и вид имели нехороший. Такие обычно скоро гноятся и очень долго заживают, причиняя кучу проблем вплоть до очень-очень неприятных последствий.
Я поморщилась и снова, еще гуще покраснев, уткнулась в подушку. Спокойно. Все равно рано или поздно просить придется. Лучше уж сейчас, пока он не настроен отпускать издевательские пошлые шуточки и «хозяин» пока в нем снова еще не вылез.
– Кэри… Вытащи… – еле-еле выдавила я. – И руки развяжи, пожалуйста.
Ланкмиллер подавил усталый смешок и скомандовал коленно-локтевую принять для удобства.
– И расслабься, знаешь ли, тебе же легче будет.
Я только тихо зашипела. Не слишком приятная процедура. Но Кэри вообще обещал моей заднице неприкосновенность. Дообещался, блять. Когда и руки были развязаны, я снова ничком повалилась на кровать. Провалится бы сейчас отсюда куда подальше. Хоть в ад.
Кэри лег рядом, предусмотрительно на живот.
– А Феликс где? – негромко и чуть издевательски поинтересовалась я. Неужто отпустил любовника своего по дому шататься?
– В душе, –
коротко бросил Ланкмиллер, и я юлить больше не стала.– Погляжу, ты не в восторге от пережитого.
– Иногда это действительно бывает приятно, но Феликс нынче ночью не в том настроении был, чтоб свои порывы сдерживать. У тебя-то там ничего, случайно, не сломано?
– Нет, вроде, – я чуть удивленно передернула плечами. Кроме нездоровой психики, все у меня цело. – Как у вас вообще все так вышло? В смысле… давно вы… вместе?
– О, уже да. Очень. Он же партнером моего отца был и хорошим другом, к нам приходил часто и часто меня забирал к себе на несколько дней. Я иногда неделями у него жил. Все с самого детства к этому шло, Феликс и не скрывал.
– А отец твой? Он об этом знал? Знал, и…
– Отец… – задумчиво выдохнул Кэри. – Согласно его политике никто в доме в чужую личную жизнь не вмешивался. Нейгауз хороший человек, и ты об этом знаешь. Он в трудную минуту не бросает. А странности у каждого свои.
Замечательно. Ебись свое дитя с кем хочет, а я в сторонке постою. Да он великий был политик, я смотрю.
– Скажи, ты вообще не устаешь от такой жизни странной? Нет, хорошо, президент компании и все такое: снятие нервного напряжения, расслабление… И прочие другие отмазки ваши. Но ты в разврате просто уже утонул. Признайся честно, не устаешь?
– Да ты дашь расслабиться, как же. А хоть бы и устаю… – он осекся и задумался на некоторое время. – А знаешь, поедем сегодня в Викторию. Вдвоем. Поможет тебе отвлечься от того, что тебя гложет. Что, кстати?
Да он же мужик, мать твою! Не должен же он таким проницательным быть. Черти бы его… Я кашлянула и совсем неделикатно сменила тему.
– Кэри. То, что у тебя на спине, надо бы обработать…
– Переживаешь? – мучитель довольно покосился на меня.
– Просто если ты сдохнешь, мне совсем не хочется уходить с аукциона в какой-нибудь публичный дом стран ближнего зарубежья, – ядовито заверила я, чуть было не пихнув его пяткой в бок.
– Ты очень добрая, Кику, – медленно и как-то не особо радостно протянул он. – Я отыщу какую-нибудь аптечку, а ты пока убери эту простыню. Кутаешься в нее, как приведение. Отвратительно.
– Что ж мне, голой, по-твоему, ходить? Ты все вещи мои попрятал! Точнее не мои, а… В общем-то, во что в этом доме можно бы одеться.
– Мне этот вариант по душе, но если очень уж хочешь, платье должно быть под кроватью, – Кэри направился к двери. – Не так что-то? – уже на выходе заметив мой буравящий взгляд, он обернулся. – Не нравлюсь?
– Вид у тебя тот еще, – мрачно фыркнула я, нарочно сильнее только кутаясь в простыню.
– На свой посмотри. Хотя бы лицо вымой, – холодно парировал он, и дверь за собой закрыл.
Я поперхнулась от осознания того, что у меня там на лице может быть. С трудом отыскав обещанную одежду, я уже было направилась Ланкмиллера искать по доброте душевной, но на выходе из спальни столкнулась с Феликсом, который выше пояса голый был, ниже – в полотенце. И с мокрыми волосами.
У меня аж сердце подпрыгнуло почему-то, и тут я поняла, что смелости действительно хватит обо всем сейчас его попросить.
– Феликс, стой! – я мгновенно схватила его за руки, приподнимаясь на цыпочках, чтоб ему меня лучше видать было. – Стой-стой-стой, надо поговорить.