По рукам и ногам

Я кашлянула в кулак и оглянулась на хозяина. Он обычно о таких вещах не спрашивал.

– Сердце колотится, словно у зайца. Боишься, что ли? – озадаченно пробормотал на ухо Кэри. – Не знаю. Не думаю, что она готова к подобного рода «мероприятиям». А хотя… Наверное, стоит попробовать, почему бы и нет?

Защищает? Или… Или как это понимать? Он колеблется, но…

– Опыт надо приобретать, он сам собой не появится, – хихикнул Феликс и вышел, бросив на пороге озорное: – Жду.

– Кэри, я расценю это, как предательство. Я еще не…

– Да знаю я, – неожиданно оборвал Ланкмиллер, – что ты еще не. Никто пока твою задницу трогать не собирается, а если и соберется, то не переживай, у Феликса в этих делах столько опыта, что хоть отбавляй. А вообще, у меня уже два месяца с ним секса не было, сейчас отхвачу по полной, хорошо, если завтра буду в состоянии сидеть. Думаешь, я в восторге от этих изысков?

Кэри поднялся с дивана и начал рубашку расстегивать торопливыми движениями. Я прыснула в кулак и искренне его пожалела.

– А как же так вышло, что вы спите вместе?

– Так вышло. Он неплохой, но некоторые недостатки приходится терпеть, – отрезал хозяин. – Идем. Сейчас не время.

– Подожди, – настойчиво позвала я, потом подошла в плотную, лбом уткнувшись ему в грудь, – Кэри…

Ладони сами собой скользнули по горячей мускулистой спине. Я вдруг поняла, что не хочу там быть, в спальне, и видеть, как они… Мучитель обреченно выдохнул, прислоняясь своим лбом к моему. Руки его скользили по бедрам и животу. А платье короткое и свободное, ему сейчас совсем ничего не мешает вытворять всякие непотребности. Грудь нехорошо, слишком нервно и отрывисто вздымалась. Я стала слишком быстро возбуждаться.

– Если мы займемся друг другом сейчас, это будет не слишком справедливо и не слишком честно, – с явной досадой в голосе покачал головой Ланкмиллер, отстраняясь и своим хрипловатым голосом распаляя еще больше.

А Феликс приготовил занятный сюрприз. Я так поняла, всяких цепей и наручников в этом доме было больше, чем в государственной темнице. Поэтому в спальне именно меня, лишив последнего и единственного, а потому драгоценного, на вес золота, предмета одежды, «приковали» к стене, да еще в таком неудобном положении, что до пола я доставала только коленями и ни сесть, ни встать было невозможно. Руки очень быстро затекли, а кисти я скоро вообще перестала чувствовать.

Нейгауз обещал, что я позже к ним присоединюсь, если желание возникнет. Порой на ум ему приходили неудачные шутки.

Я чувствовала себя невозможно лишней. Настолько, что даже и верилось-то с трудом. И пусть они меня не замечали – или вид делали старательно – но настолько были поглощены друг другом, что мое присутствие казалось уже сплошным уголовным преступлением. Или будто мы тут порно снимаем, а я операторской работой промышляю. Потрясающе-потрясающе лишняя, что даже немного обидно…

Щеки вообще еще никогда полыхали так. Сроду никогда. Всем телом будто овладел какой-то паралич: и ведь ни голову не опустить, ни глаз не отвести.

Феликс был удивительным. И его полу-отцовские, исполненные заботой чувства к хозяину – тоже. А выражал он их, так вообще, ну просто безумно «удивительно». Что ж, в меру своих возможностей и в меру своей испорченности…

Он склонился над Ланкмиллером, прикусывая его нижнюю губу, навскидку, жестоко довольно, а руками расправляясь с ремнем.

Очаг дальнейших действий перешел на кровать. Я подумала, что ей здорово достается по ночам, а она чудом еще не скрипит. Ну если только чуть-чуть, но это все равно препошлейшие стоны, шлепки и глухое порыкивание успешно заглушают.

Феликс что-то шептал жарко и сбивчиво. Поцелуи, укусы, объятия.

И оба они так тяжело дышали.

А Нейгауз-то, оказывается, еще тот мастер БДСМа, со всеми этими плетками и «прищепками» так ловко управляется, что не полыхай во мне жгучий стыд, с удовольствием бы насладилась зрелищем. Мучитель все это, до каждого шлепка и зажима, заслужил больше, чем полностью.

Запах слегка переменился, я узнала нотки, знакомые еще с бордель-кафе. О черт, неужели они используют такую же смазку. А хотя, это Феликсова инициатива, так что очень даже может быть.

Дальше смотреть и слушать стало уже совсем стыдно. Тело била необъяснимая болезненная дрожь. Я безотрывно уставилась в пол, почему-то часто моргая и чувствуя себя совсем без сил.

– Эй, ты живая там? Соскучилась?

Когда все у них закончилось, Феликс похлопал меня по щекам, немного приводя в чувство.

– Невозможно, – буркнула я, обводя мутным взглядом гейскую обнаженку, – может развяжешь? Рук не чувствую.

Цепь звякнула и упала, но я даже не сразу разницу почувствовала. Не ожидала, что тело минут за двадцать – или сколько они там развлекались – может так бессовестно затечь. Именно поэтому, сделав два неуверенных шага на совершенно деревянных ногах, я сразу же повалилась на «ложе услад». Да еще в такую позу… Которую Ланкмиллер очень горячо любил.

– Ах, Кику, какой вид, – восхищенного вздохнул он, ощупывая мою задницу. Как будто с ней за такой промежуток времени случится что-то кардинальное могло. Лучше б сиськи ощупал.

Я невнятно заскулила о том, что в ближайшее время без посторонней помощи положение свое переменить не смогу и вообще, пусть имеют хоть капельку сострадания. И в ответ на это получилась подмята под хозяина. Ишь ты, горячий какой…

Он выцепил мою руку из смятых простынь и, ухмыляясь самодовольно, губами коснулся кончиков пальцев. По запястью скользнул язык.

– Так лучше? – хитрые какие глаза.

– У-угу… – я неуверенно кивнула, силясь до смешного слабыми движениями руку обратно отнять.

Чувствительность вернулась вероломно быстро и даже какая-то слишком острая, но тело все равно не слушалось, и мысли в какую-никакую кучу не собирались тоже.

– Так что, присоединишься к нам? – голос мягкий, ладони горячие.

– Ты сейчас это всерьез спрашиваешь? – а вот я неслышно почти говорю.

А все потому что все замирает от того, что он делает. Сжимать колени бессмысленно, и я попросту на это плюю, еще и потому, что наплевать в скором времени придется на многое.

– А ты, значит, отказаться хочешь?