По светлому следу (сб.)

Ровно в полночь Ершов включил рацию и настроился на волну, на которой обычно поддерживал связь с Жиенбаевым. Хотя было очевидно, что Жиенбаев сегодня не свяжется, с ним, он все же пробыл на приеме около пятнадцати минут. А стрелка часов все двигалась вперед и до условленного часа разговора Жиенбаева с его резидентом оставались считанные минуты.

Когда часы показали без десяти минут час, Ершов подумал было, что либо Жиенбаев не решился сегодня войти в дом Арбузова, либо ему не удалось добраться до Аксакальска. И вдруг кто-то негромко, но довольно решительно постучал в окно.

Ершов подошел к двери и, не открывая ее, спросил:

– Кто там?

– Товарищ Арбузов тут живет? – услышал он приглушенный голос.

– Тут, – ответил Ершов, инстинктивным движением нащупывая пистолет в кармане брюк.

– Я от Жиенбаева, – продолжал тот же голос. – Поручено мне передать вам письмо и привет от него.

– Входите, пожалуйста, – проговорил тогда Ершов и торопливо открыл дверь.

На улице и в коридоре было так темно, что майор не мог разглядеть, кто стоял перед ним. А посланец от Жиенбаева – или, может быть, сам Жиенбаев – поспешно вошел в коридор и спросил:

– Вы Мухтаров?

– Так точно, – ответил Ершов, чувствуя, как учащенно стало биться его сердце.

– Погасите свет во всем доме и проводите меня к радиостанции.

Ершов вошел в дом первым и потушил свет. Затем он провел ночного гостя в комнату, в которой стояла рация, и прикрыл за ним дверь. Спустя некоторое время за дверью послышался глухой торопливый стук ключа радиотелеграфа.

Ершов тотчас же поспешил к входным дверям, которые он оставил открытыми. Осветив карманным фонарем коридор, майор увидел Малиновкина.

– Весь дом надежно окружен, Андрей Николаевич… – срывающимся от волнения шепотом доложил лейтенант.

– Поставьте людей у всех окон, – приказал Ершов. – Сами идите во двор и станьте у среднего окна. Два человека пусть осторожно войдут со мной в дом.

Когда Ершов вернулся в комнату, за закрытой дверью все еще раздавался стук радиотелеграфного ключа. Лишь спустя десять минут стало слышно, как выключили рацию.

– Мухтаров! – раздался повелительный голос.

Майор торопливо вошел в комнату и стал возле выключателя.

– Я сейчас должен уйти, Мухтаров… – продолжал все тот же голос.

Но Ершов, не дав ему договорить, быстро повернул выключатель.

– Нет, никуда вы не уйдете, господин Призрак! – проговорил он громко.

В ярком свете электричества Ершов увидел перед собой средних лет мужчину, одетого в казахский национальный костюм, и тотчас же узнал в нем Темирбека, хотя внешне он был уже совсем другим человеком: исчезло прежнее угрюмое выражение лица, выпрямилась сутулая спина, расправились плечи. Неузнаваемо изменился и голос, но для Ершова не осталось теперь никаких сомнений, что Темирбек и Жиенбаев – одно и то же лицо. Да он и не очень удивился этому. С тех пор как стало известно, что Темирбек поставил мину на тормозной площадке поезда с аммонитом, он допускал такую возможность.

Жиенбаев же, казалось, растерялся на какое-то мгновение, услышав такие слова от своего «помощника», а еще больше оттого, что увидел стоявших рядом с ним автоматчиков. Но в следующее мгновение неуловимо быстрым движением он вскочил на подоконник и, прикрыв лицо полой широкого халата, высадил плечом оконную раму. Со звоном посыпались во двор осколки стекла, и тотчас же раздался звонкий голос Малиновкина:

– Стой, мерзавец! Теперь-то ты никуда не ускользнешь от нас, хоть ты и Призрак!

1955

КОГДА УТИХЛА БУРЯ

Подозрительный рыболов

На нем был легкий, хорошо сшитый серый костюм. В зубах дымилась дорогая папироса. Короткими взмахами весел он гнал вниз по течению Волги легкий однопарный ялик, на корме которого лежали спиннинг с набором блесен, десятка полтора кружков, бадейка для живцов, багор, зевник, экстрактор и другие рыболовные принадлежности.

– Опять, видно, к нам за живцами этот чудак! – усмехнулся рослый, широкоплечий бригадир рыболовецкой колхозной артели, принимавший улов на моторный бот.

Ялик в самом деле подплыл к рыбачьей флотилии. Гребец пустил весла по борту и, добродушно улыбаясь, поздоровался с бригадиром. Поинтересовавшись, как идут дела в артели, протянул папиросы, предложил закурить и спросил:

– Не раздобуду ли я живцов у вас?

– Это можно, – отозвался бригадир, подтягивая мокрую снасть, свисавшую за борт. – Сколько вам?

– Да вот не знаю, какой жор будет, – задумался рыболов, поднимая со дна ялика пустую бадейку. – Погода-то, кажется, к ветру?

– Да, к вечеру ждем ветра, – подтвердил бригадир, сбрасывая снасть на палубу.

– Сильного? – заинтересовался рыболов.

– Порядочного. Баллов так пять – шесть, с дальнейшим усилением.

– Надолго, значит?

– Может и на недельку заладить.

Рыболов, видимо, остался доволен полученными сведениями. Приветливая улыбка не сходила с его сытого лица. В порыве благодарности он снова достал папиросы и почти все роздал рыбакам. Ему наполнили бадейку живцами. Он поставил ее на прежнее место в ялике и, уже попрощавшись, будто невзначай, спросил:

– А насчет ветра по местным приметам предположение делаете или как?

– Мы кустарщиной не занимаемся, – усмехнулся молодой рыбак в полосатом тельнике. – Нас метеорологическая станция обслуживает. Прогноз дает на несколько дней.

Рыболов еще раз кивнул колхозникам и взялся за весла.

Когда он отъехал довольно далеко, седой коренастый рыбак, член правления рыболовецкого колхоза, сомнительно покачал головой, вынул изо рта трубку и заметил:

– Не нравится мне этот рыболов.

– Чего так, Семен Петрович? – спросил бригадир.

– Все ветром интересуется. Вчера, думал, случайно это, а сегодня опять вот.

– Ну так что же? – удивился бригадир, снимая фуражку и вытирая потный лоб. – Для рыбака погода – дело важное.

– Так-то оно так, – задумчиво произнес Семен Петрович, – только присмотрелся я к его рыболовному снаряжению: как в магазине – все новенькое. Да и кто же кружками на течении ловит. Видом опять же не похож он на местных любителей, тех, что я знаю.