По воле северных богов
Шрифт:
Бывали дни, когда Тир вроде бы чувствовала себя лучше и тогда рьяно принималась за домашние дела. Ладью опять вытащили на сушу и, подготовив к зимовке, спрятали в высокий сарай у берега. Почему-то это обычное дело довело Тир до слез, она забилась в уголок, села возле крутого ребристого борта и долго плакала, словно схоронила кого-то. Медленные слезы катились из ее глаз, она даже не пыталась их вытереть, настолько морально и физически измучилась за последние два месяца, что провела дома. Уже два месяца…
«Осень… Пора свадеб… Что-то сейчас делает Хью? Хью…»
Тир стиснула зубы и зажмурила глаза.
«Не сметь!» — в который раз прикрикнула она на себя.
— Что
— Ох, Аса…
— Пойдем, пойдем. Я тебе бульончика свеженького сварила. Сухариков солененьких сделала.
Тир испытала ставшее уже привычным чувство острого голода, круто замешанное на дурноте. Она сглотнула, подняв на повариху измученное лицо. Потом со вздохом встала и побрела в дом. Аса усадила ее за стол на кухне, налила еду, поставила тарелку с сухарями, а потом сама уселась напротив госпожи.
— Ешь, ешь. Тебе толстеть надо, а не худеть.
За последнее время Аса имела возможность убедиться в своих подозрениях. Все говорило о том, что Тир беременна — и дурнота, и тяга к солененькому, а главное то, что с момента ее возвращения домой месячные крови ни разу не приходили к ней — простыни оставались чистыми. Аса уже много раз порывалась просветить свою не столь умудренную женским опытом хозяйку, но всякий раз сомнения удерживали ее. Как-то примет бедняжка это известие?
— Ну, Хьюго Гилфорд! — часто бормотала она, и это звучало в ее устах как проклятие.
Глядя на мучения Тир, Аса не могла не злиться на мужчину, из-за которого это все и произошло с ней, хотя Эрик, видя эти ее настроения, много раз пытался убедить жену в том, что вина англичанина не столь уж и велика… Рыжеволосый бородач теперь тоже знал о беременности хозяйки. Аса как-то в сердцах проболталась. Когда Тир в очередной раз отказалась есть то, что упорно подсовывала ей повариха, и та, хлопнув дверью, умчалась к себе в комнату, с ее языка сами собой слетели слова:
— Никогда еще не видела такой ужасной беременности! Что за чертенок растет у нее внутри, выпивая все соки?
Эрик как стоял, так и сел.
— Так это беременность, — потрясенно выпалил он.
— А ты думал божий поцелуй? — сердясь еще больше оттого, что проговорилась, взвилась жена. — Скоро это всем станет очевидно. Чертов крестоносец обрюхатил девку, а сам… Ух! Нет управы на ваше жеребячье племя!
— А что госпожа сама думает о своем положении? — робко поинтересовался викинг.
— Ничего не думает. Дуреха так ни о чем до сих пор и не догадывается. А я боюсь сказать!
Это было почти две недели назад…
Тир не столько ела бульон, сколько грызла сухарики, но Аса была рада и этому. Взгляд молодой женщины вяло скользил по сверкающей чистотой кухне.
— Мне никогда не стать такой хозяйкой, как ты, Аса.
— Зачем тебе? Ты госпожа.
— Все равно надо хорошо разбираться во всем. Твоя крошка Куини держит в своих маленьких ручках такой огромный дом…
— Дом, в котором живет сэр Хьюго Гилфорд, о котором ты мне почему-то ничего не рассказала… — тихонько проворчала повариха.
Тир вспыхнула, как маков цвет, и потупилась. Потом Аса увидела, как краска схлынула с ее лица, а горькая складка привычно залегла у рта. Дородная повариха ждала, но Тир так и не проронила ни слова.
— Ну, молчи, молчи, — рассердилась толстуха и, поднявшись, подошла к плите, где в большом котле варился ужин для всех обитателей большого дома.
Аса попробовала густое ароматное варево и удовлетворенно прищелкнула языком.
— Готово!
Тир почувствовала, как дурнота снова подкатила к горлу и поскорее
схватила еще один сухарик. От них ей действительно становилось легче. Аса ухватилась за ручки котла, чтобы сдвинуть его с огня. Тир подхватилась, чтобы помочь, но повариха, ругаясь на чем свет стоит, отогнала ее, и уж тут молодая женщина раздраженно вспылила.— Что я инвалид что ли? Носишься со мной, будто я бер…
Внезапно Тир замерла и, качнувшись назад, медленно опустилась на табурет. Аса с состраданием смотрела на ее потерянное лицо.
— Я беременна? В этом все дело? Ведь так?
— Да, голубка. Беременность, конечно, у тебя, скажем прямо, получилась не легкая, но скоро дурнота должна пройти. Уж поверь мне.
— Я беременна… — потрясенно повторила Тир и закрыла лицо ладонями.
Аса с замиранием сердца ждала продолжения. Плечи молодой госпожи затряслись. Толстуха быстро перекрестилась, шепча про себя молитву. Что-то принесет бедняжке открывшаяся ей правда? Новое горе и унижение или быть может… Внезапно Тир вскочила и порывисто обняла дородную англичанку.
— Ах, Аса!
Потом отстранилась и, сжав поварихе плечи, энергично тряхнула ее.
— У меня будет ребенок. Его ребенок! Его частичка! Плоть от плоти его, кровь от крови! Плод нашей любви…
Тир отпустила плечи Асы, а после осторожно прижала руки к своему еще плоскому животу. Через мгновение добросердечная толстуха с облегчением увидела на ее осунувшемся лице улыбку…
Настроение госпожи теперь менялось день ото дня. Одним утром она могла проснуться совершенно счастливой и щебетать весь день, сверкая улыбками. Расспрашивать Асу о ее беременностях, о родах, живо интересоваться всем, что касалось чисто женских проблем, которые раньше будто и не существовали для нее. На другое утро она вставала мрачнее тучи и сидела в одиночестве на берегу, пока Аса со скандалом не уводила ее в дом, подальше от холода и пронизывающего ветра приближающейся зимы. В эти дни прошлое брало верх над будущим. Тир вспоминала яростное негодование Хьюго, когда она в запальчивости спора угрожала избавиться от возможной, тогда еще лишь предполагаемой беременности. Хью хотел от нее ребенка!
«Он нужен мне, даже если ты откажешься от него!» — вот его слова.
«Наверно, он был бы рад, узнав…» — думала она и, смыкая веки, видела огромного черноволосого мужчину с крохотным ребенком на руках. Вот он поднимает голову и тепло, с любовью улыбается ей… Каким полным могло бы быть счастье.
В эти мгновения она уже готова была оставаться его любовницей, терпеть унижения, покорно принять его жену… Лишь бы хоть иногда видеть его, быть с ним. Она вскакивала на ноги и, стискивая кулаки, замирала, устремляя взгляд за волнующийся горизонт.
«Хью! Любимый!» — беззвучно летело над морем, но даль молчала…
Близился к концу ноябрь. Тир наконец-то отпустила дурнота, и она дневала и ночевала на кухне, отъедаясь за все прошедшие голодные месяцы. Животик у нее уже заметно округлился, грудь отяжелела и налилась. Пару раз Аса заставала ее обнаженной перед зеркалом, когда молодая женщина с острым любопытством разглядывала свою меняющуюся фигуру.
Она должна была разрешиться от бремени по весне, но уже сейчас домашние дарили ей подарки, чтобы хоть как-то поднять настроение. Тир всегда была справедлива и честна со своими рабами, надежна и щедра по отношению к дружине и теперь пожинала плоды. Женщины натащили ей крохотных распашонок и чепчиков. Старая мать Гаррика соткала цветное, очень нарядное и теплое одеяльце, а Сигурд поразил всех, когда однажды вечером внес в главный зал крепкую, украшенную затейливой резьбой колыбель…