По законам братства
Шрифт:
– Ты бы прилег, – заглядывала в палату медсестра.
Генка согласно кивал и оставался сидеть рядом с кроватью Володи.
– Ну, ты как, брат? – спрашивал он каждый раз, когда тот просыпался.
– Хорошо, – неизменно отвечал Володя и снова проваливался в затяжные жаркие сны.
Глава 2. Командирское «Делай, как я!»
В начале марта Володю выписали. Как сильно потерпевшие от болезни, они с Геной отделались выговором и воспитательной беседой о недопустимости порчи государственного имущества. Последовало почти чистосердечное раскаяние и почти искреннее заверение в том, что впредь никогда, ни за что, ничего…И почти такое же искреннее прощение и вера в то, что мальчишки впредь никогда и ничего. Володю
В первый же выходной он дошел до ближайшего киоска «Союзпечать», потом до следующего. Он искал красивую открытку – обязательно с веткой сирени. Нина, красавица, при воспоминании о которой сердце срывалось и повисало на нитке, заслуживала только такой пышной разноцветной лиловой ветви, с переливами от бело-розового, лилового и до пурпурного. По главной улице города они с кадетами спустились к Главпочтамту и сели там за длинные лакированные лавки и столы, лоснящиеся и от лака, и от полировки локтями и самыми мягкими частями тела. Кадеты подписывали конверты, вкладывали в них заранее приготовленные письма и подписывали только что купленные открытки. Совать нос в чужие письма было не принято, но все знали, как зовут дам, которые живут в сердцах каждого суворовца, спрятанных под черные шерстяные плотные кители.
«Милая Ниночка…, – Володя быстро и аккуратно подписывал открытку, торопился, чтоб написать и сразу опустить в ящик. Не раздумывать долго, чтоб не пожалеть потом о сказанных нежных словах и не смочь уже исправить то, что выдаст его с головой. Преподаватель по истории однажды сказал, что самое верное и точное то, что говоришь в первые пять минут. Если начинаешь исправлять и добавлять, в итоге получится совсем не то, что чувствуешь и что хотел сказать. – Я буду ждать. Целую…»
С Ниной он учился в восьмом классе в северном поселке Кытлым, недалеко от Карпинска, когда в очередной раз родители переехали на строительство дороги и двухэтажных деревянных домов, похожих на те, в которых жила Володина семья в городке Сосновом. Володька любил спортивную гимнастику, на физкультуре был во всем первым. Соперников ему не было, кроме девочки Нины. Она всем мальчишкам давала сто очков вперед и в беге, и в лыжных гонках, и в плавании.
Он провожал ее до дома по недружно рассыпанному между холмов и лесочков поселку, млел от любого прикосновения ее руки, и этот одно- и двухэтажный поселок среди гор и тайги казался целым миром. Зимой все от земли до неба было белым: горы окружали со всех сторон, и их белые вершины сливались со снежными облаками и нетронутыми, засыпанными лесами. Летом и осенью взгляды натыкались на каменные утесы, блуждали в лесах, которым не было конца и края, их разноцветье делало картинку осени объемной и многомерной, а они мечтали о том, как будут жить в большом городе, ездить на трамвае, гулять в туфлях на каблуках по широким асфальтированным проспектам, освещенным фонарями, и о том, что будут счастливыми.
– Я буду военным, обязательно командиром. У меня дед и отец мечтали, чтоб я погоны носил.
Она плакала, когда после восьмого класса он уезжал в Суворовское училище, но подождать два года были готовы оба. Через речку мост был разрушен, и никто в эту сторону не шел – не за чем, перейти на другую сторону нельзя. Перепрыгнуть было невозможно – впереди четыре метра бурной воды с камнями. Здесь, на камнях, они прятали свою нежность.
– Не забывай меня, – просила она. – А я приеду после школы в институт физкультуры. Ты там только не влюбись!
– Что ты. Это ты не забудь меня. А то вон, Борька Серов вьется вокруг тебя, глазами ест. Как только уеду, воспрянет. Врезать, что ли ему? Для острастки! Чтоб не крутился под ногами?
Он пригладил растрепавшуюся челку, расправил ее на лоб, обнял Нину и поцеловал в щеку.
Володя опустил голову. Почему-то он запомнил свои сандалии, которые были на нем в тот день. Недалеко от Кытлыма – районный город Карпинск. Там, на хлопкопрядильной фабрике после окончания восьмого класса работала Володькина старшая сестра Аня. С первой получки она купила маме прекрасный платок с цветами. Ее
старый праздничный платок прилично полинял, цветы на нем поплыли, и весь рисунок изменил очертания. А новый – богатый, роскошный, цвета были хоть неброскими, но благородными. А Володе Анюта купила добротные кожаные зеленые сандалии, очень даже модные. Мама переживала, что на лето ему нечего надеть. Володя навсегда запомнил Анюткино благородство, хотя сама она не раз потом говорила, что не помнит этого важного для него события.Уезжали Снегиревы из Кытлыма со всем скарбом, насовсем: детям надо было учиться дальше. Володе поступать в суворовское, Сане нужна музыкальная школа. Впереди у них – новая стройка. Май и июнь были дождливыми и холодными. Сначала ехали по поселковой дороге, которая от наезженных колес походила на рельсы, колеи были глубокие и вязкие. Между «рельсинами» – вязкая жижа и никуда не уходящая вода. А на выезде из поселка, через пролесок пошла дорога на Свердловск. Но и там было ехать не проще. Она была затоплена, а насколько – неизвестно. Водитель грузовика наощупь пробирался, чтоб случайно не попасть в яму, которую из-за воды не видно. Обочины скорее напоминали берега небольшой реки, которая манила вперед еще не разбитой гладью.
Володя вложил открытку в конверт, облизал полоску клея и плотно прижал, чтоб не отклеилось. Все мальчишки бросили свои письма в огромный деревянный ящик, с деревянными же потрескавшимися кантами более светлого оттенка, стоявший здесь, наверное, с тех времен, как почту только открыли.
– Что ты ей написал? – спросил Генка.
–Много будешь знать – скоро состаришься, – усмехнулся Володя. – Я ж не спрашиваю тебя, что ты написал Наде.
– У меня не находятся красивые слова. Что можно говорить настоящему мужчине, чтоб не выглядеть в глазах девушки глупо и смешно? Я не нахожу красивых слов, говорю о любви, как на политинформации.
–Кстати, на последней политинформации ты был красавец! Здорово говорил о новых успехах в космосе. И отлично ты придумал: прочитал из газеты отрывок из рассказа Максимова…Как он назывался?
Ребята зашли в кафе – мороженое. Сняли шапки и расселись за два столика, пригрелись. Рядом сели Саша Мухаметжанов и Толя Морозов.
– «Письмо из танка», – вспомнил название Гена.
–Да. Точно. Здорово получилось!
–Так у тебя учусь. Ты про войну во Вьетнаме так рассказал, что мурашки под гимнастеркой шуршали.
–Да. Американцы жгли напалмом живых, мирных людей!.. Непостижимо. Представь только, что твоя мамка с братишкой там!
***
Родился Олег Малышев на Смоленщине, в простой деревенской семье. Отец плотничал, мать работала в полеводческой бригаде. Жили трудно, ведь кроме него подрастали еще двое ребят, мал- мала меньше. Так что с юных лет Олегу приходилось не только присматривать за братом и сестренкой, но и помогать родителям по хозяйству.
После окончания средней школы до призыва в армию оставался год. На семейном совете решили, что он поедет в Омск, к тетке по материнской линии. Там будет поступать в автодорожный институт. Как-никак имеет права шофера 3 класса и разряд автослесаря, одиннадцатиклассников не выпускали из учебного заведения без рабочей специальности.
Как только Малышев прописался в Омске, сразу пришла повестка из военкомата. Юноша терялся в догадках. Что бы это значило? Вопрос разрешился сам собой, когда встретился с военкомом. Оказалось, шел отбор молодых ребят для учебы в авиационном центре местного ДОСААФа. Не задумываясь, согласился. Небо –мечта почти всех мальчишек!
– Учеба в автодорожном подождет, – говорил он тетке, – а вот стать летчиком – не каждому предложат.
Медицинскую комиссию прошел без проблем, стал курсантом. Время учебы пролетело незаметно. Юноша освоил несколько типов спортивных самолетов, стал одним из лучших пилотов авиационного учебного центра. Об этом красноречиво говорила выпускная характеристика, которую с удовольствием читал отец односельчанам: