Победа по очкам

– Кого? – спросил Пафнутьев, тоже улучив момент.

– Ну, не меня же! – рассмеялась девушка. – Меня беречься не надо.

– Не буду! – ответил Пафнутьев, глядя, как Маша повернулась и уплыла к себе в синее море.

Лубовский появился под вечер.

Солнце уже зашло за гору, и дом погрузился в теплые розоватое сумерки.

В ожидании хозяина все собрались на открытой площадке за круглым плетеным столом. Маша сидела на противоположном от Пафнутьева конце стола, была весела и беззаботна. Ничто в ней не напоминало о тех нескольких словах в море, которыми она обменялась с Пафнутьевым. Более того, в течение дня она как бы даже сторонилась его, словно произошло между ними нечто такое, о чем другим знать не обязательно.

Разговаривали о море, об Испании, о Москве, никого никоим образом не задевая, не трогая, не цепляя. В Испании такие слова даются легко. Если в Москве, напряженной и издерганной, нужно обдумывать каждое слово, то здесь в этом не было надобности – слова сами произносились беззаботные, в них просвечивались любовь, согласие, жизнь, не обремененная ничем непосильным. Если речь шла о любви, то эта любовь была светла, мимолетна, если кто-то осмеливался выразить какое-то недовольство, то касалось оно волнения на море, слишком яркого солнца или переохлажденного вина. Впрочем, повод для недовольства исчезал в теплом испанском воздухе сам по себе.

И опять за столом звучал негромкий смех, обходительные слова, комплименты, от которых девушки смеялись тоже легко и снисходительно. Знали они, прекрасно знали, что самые восторженные слова о них будут недостаточны. Какие бы слова ни были произнесены, девушки заслуживали большего.

Раздался негромкий шум мотора, и в воздухе появился вертолет с прозрачной кабиной. Он сделал круг над домом, все увидели Лубовского в белом костюме – он радостно приветствовал компанию и, похоже, торопился присоединиться.

Вертолет приземлился на дальнем конце площадки, из него тут же выпрыгнул Лубовский – стремительный, с маленьким плоским чемоданчиком в руке и с улыбкой на устах. Похоже, он и в самом деле был рад оказаться в своем доме, среди своих людей, даже невзирая на то, что среди них затесался чужак с намерениями явно недобрыми.

– Я вас приветствую! – сказал он, подходя к столу. – Не заскучали без меня?

– Маленько есть, – ответил Пафнутьев.

– Звонки были? – спросил он у Маши.

– Ничего серьезного, Юра, ничего дельного.

– Это хорошо. Отсутствие новостей – это лучшая новость, а, Паша? Ты со мной согласен?

– Что-то в этом есть, – осторожно ответил Пафнутьев. – Как прошел день?

– Отлично! Просто замечательно!

– Разбогател сегодня, а, Юра?

– Разбогател я чуть раньше… Сегодня мне богатеть надобности не было, – с холодком ответил Лубовский. – Так что сегодня я только закрепил кое-что… Сохранить богатство гораздо тяжелее, чем его нажить. Как у олимпийцев – стать чемпионом легче, чем им остаться. Согласен?

– И в этом что-то есть, – усмехнулся Пафнутьев, не торопясь присоединяться к мнению Лубовского.

– Будешь ужинать? – спросила Маша.

– Нет, я только от стола… От хорошего стола. – Лубовский поднял указательный палец. – Лучшие, понимаешь, люди Барселоны почтили своим присутствием… – Он замолчал, оборвав себя на полуслове, задумался, вспомнив что-то из сегодняшних своих похождений, повернулся к Маше, пристально на нее посмотрел, словно заметив в ней какие-то перемены. – У тебя все в порядке? – спросил он, усаживаясь в свободное кресло.

– А разве по мне не видно?

– Потому и спрашиваю… Да, Паша… Твоя мечта исполнилась – сегодня вечером ты сможешь наконец задать мне свои кошмарные вопросы…

– Не такие уж они и кошмарные, – миролюбиво ответил Пафнутьев. – Не такие уж и жестокие… Вопросы как вопросы, – продолжал бормотать он как бы про себя… – Обычные вопросы, для порядка, для отчета, чтобы потом лишних разговоров не было…

– Маша! – перебил его Лубовский. – Значит, так… В мой кабинет шампанское, две бутылки. Для меня и моего дорогого гостя… Не возражаешь, Паша?

– Упаси боже!

– Что еще… Сок, грейпфрут… И сама сообрази что-нибудь полегче… Сообразишь, да?

– Юра! Ну конечно! Какие-то у тебя сегодня вопросы…

– О, Маша! Разве это вопросы! Если б ты знала, на какие вопросы мне сейчас придется отвечать… О!

– Да ладно, – вяло протянул Пафнутьев, махнув полноватой рукой. – На какие захочешь, на такие и ответишь.

– Даже так?! – восхитился Лубовский.

– Юра, – укоризненно протянул Пафнутьев. – Только так. Правда, вопросы в протокол я буду записывать, но ты на них можешь не отвечать, если по каким-то причинам отвечать не желаешь.

– Опять протокол? – Лубовский состроил испуганную гримасу.

– А как же, Юра? Ведь только по протоколу и оценивают мою работу, зарплату начисляют…

– Если протокол хороший, то и премия может обломиться?

– Может, – неохотно согласился Пафнутьев. – Но это редко, очень редко, премиями нас не балуют. А если уж и выдадут, то совсем за другие заслуги.

– Какие же, интересно знать? – живо спросил Лубовский.

– Отношения с руководством, хороший почерк, своевременность появления перед начальственным столом…

– Понятно! – перебил его Лубовский. – Как и везде. Законы жизни едины – что для подследственных, что для следователей.

– Юра, не надо, – сказал Пафнутьев. – Остановись. Какой ты подследственный, если здесь, в Испании, набираешь номер телефона Генерального прокурора нажатием единственной кнопки?

– Заметил! – восхищенно воскликнул Лубовский, легко вскакивая с кресла. – С тобой, я вижу, надо держать ухо востро! А, Маша?

– С тобой, Юра, тоже. – Маша, почувствовав на себе повышенное внимание, удары держала спокойно.

– Он к тебе не приставал?

– Приставал.

– А ты?

– Откликалась, как могла.

– С вопросами тоже приставал?

– Нет, только телесно.

– Это как? – В голосе Лубовского прозвучала легкая обеспокоенность.

– Паша выносил меня на руках из моря, а Слава нас щелкал.

– Часто выносил?

– Частенько. – Вскинув голову, Маша твердо посмотрела Лубовскому в глаза.

– Ну, ладно… Выводы буду делать, когда посмотрю снимки.

– Кстати, не забудьте про меня, когда будете относить пленку в печать, – проворчал Пафнутьев.