Победа по очкам
Шрифт:
– Деньги потрясающие! – искренне воскликнул Пафнутьев.
– Будет на кону один миллион или пять миллионов… Зависит от вашего усердия, Павел Николаевич. Если вы блестяще справитесь с поставленной задачей… Это будет оценено по достоинству. А миллион я готов вам дать хоть сейчас в качестве аванса.
– Боже! Иисусе Христе! – в ужасе воскликнул Пафнутьев. – Куда с ним, с миллионом-то?! Ведь меня любая таможня за одно место схватит!
– Положите в банк. Здесь, в Испании. Я могу вам посоветовать хороший банк.
– Какие деньги, какие деньги! – Обхватив голову руками, Пафнутьев начал горестно раскачиваться из стороны в сторону. –
– Я даже мог бы вам сказать, кому именно… – подтвердил Лубовский. – Но не скажу. Не потому, что не доверяю, не надо вам этого знать, спокойнее будет спать.
– Спать – это хорошо, – единственное, что нашелся ответить Пафнутьев.
– Павел Николаевич, я пригласил вас именно для этого разговора. Вы должны разбомбить эту статью и разбомбить уголовное дело. Вам это под силу. Не потому, что я в вас верю, нет, вера – это пустое. Я знаю. И всем вашим руководством это будет принято с облегчением и даже с одобрением.
– Да, это не исключено, – кивнул Пафнутьев.
– Не надо лукавить, Павел Николаевич… Исключена как раз любая другая реакция руководства. Под руководством я понимаю всех от вашего уровня и вверх до бесконечности. Вы меня понимаете? – Лубовский указал пальцем куда-то вверх, в беспредельную высоту.
– Вполне.
– Павел Николаевич, хотите, признаюсь… Я – торгаш. Я хороший торгаш. И мы сможем с вами сторговаться.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответил Пафнутьев.
– Не надо мне сейчас ничего отвечать. Все, что вы сейчас скажете, будет случайным и легковесным. Ответ дадите завтра утром, перед моим отлетом в Лондон.
– Вы летите в Лондон? – восхитился Пафнутьев. – А как же визы, таможни и прочее?
– Перед моим отлетом встретимся с вами на одну минуту. Ровно на одну минуту. И вы дадите мне ответ. Я готов, не дожидаясь вашего возвращения в Москву, положить в лондонский банк миллион. Под ваше слово. Я убедился, что вы профессионал высокого класса. Мы с вами где-то… Сопоставимы. Да, Павел Николаевич, да. Ваша дурашливость, шутовство, кураж… Это не глупость, это класс. Я кое-что от вас почерпнул. Если хотите, скажу круче – за эти несколько дней я прошел вашу школу. Не надо отвечать. – Заметив, что Пафнутьев порывается что-то сказать, Лубовский выставил перед ним обе свои ладони. – Завтра утром, примерно в семь, мы с вами встречаемся за этим столом. Вы можете кивнуть головой сверху вниз, можете кивнуть из стороны в сторону… Я все пойму. Заметано?
Пафнутьев кивнул головой сверху вниз.
А потом был долгий вечер, сумерки, темнеющее море, невдалеке проходили какие-то суда, скорее всего прогулочные, туристические. С них неслась музыка, доносилось дыхание чужой праздной, праздничной жизни. Пафнутьев спустился к берегу, присмотрел себе камень, пристроился на нем и замер. Шелестела у ног маленькая прирученная европейская волна, где-то в море кричал и плескался Слава, к Пафнутьеву несколько раз спускалась с площадки Маша, спрашивала, не хочет ли он чего, Пафнутьев молча и печально качал головой из стороны в сторону – ничего, милая Машенька, не надо.
– Ты помнишь, что я тебе сказала? – спросила Маша негромко.
– Да.
– Я не себя имела в виду.
– Знаю.
– Ты надежный человек?
– Да.
– Я могу быть спокойна?
– Да.
– У тебя завтра большой день, – произнесла Маша без вопроса, это и не был
вопрос, это было предупреждение. Она подняла руку и помахала в воздухе. – Больше не пей. Пока!Пафнутьев с трудом оторвал от камня тяжелую свою ладонь, махнул приветственно и тут же снова уронил ее на теплую шершавую поверхность.
Слава выбрался наконец из воды, молча прошел мимо Пафнутьева, поднялся по ступенькам на площадку, сел в кресло рядом с Лубовским, закинул ногу на ногу.
– Как вода? – спросил Лубовский.
– Нормально.
– Неплохой был мужик. – Лубовский кивнул в сторону сидящего у воды Пафнутьева.
– А что с ним случилось?
– Автомобильная авария.
– Надо же… Когда?
– Завтра.
– Отказался?
– Еще нет, но откажется. Он не пойдет на это. Не сможет. Соглашаются или сразу, или никогда. Он из вторых.
– А что с машиной?
– Разбилась… Сгорела… Восстановлению не подлежит.
– Понял, – кивнул Слава.
Закат погас, и только над морем еще какое-то время теплилось золотистое свечение. Но и оно продолжалось недолго, наступила южная ночь. Пафнутьев прошел в выделенную ему комнату и тут же улегся спать – не стал он смотреть испанское телевидение, не стел слушать испанские мелодии и любоваться испанскими красавицами – так уж получилось, что напоминали они ему цыганок с Киевского вокзала Москвы.
Лубовский остался сидеть в комнате, просмотрел весь закат до конца, и даже когда наступила ночь, он все еще сидел в кресле. Свет не зажигал, и только по еле заметному светлому пятну можно было догадаться, что в комнате кто-то есть.
Ему надо было принять решение отчаянное, рисковое, но крайне необходимое. Несколько раз в его жизни наступали такие вот моменты, когда ничего не оставалось делать, как поступить жестко и быстро. Он знал, он твердо знал, что Пафнутьева нельзя отпускать в Москву – тогда уж наверняка ему не вернуться никогда. Он никому не предлагал столько, сколько предложил сегодня Пафнутьеву. И запроси тот вдвое больше, Лубовский если бы и колебался, то только для виду. И деньги такие у него были, и отдать их ему было не жалко. Запроси Пафнутьев этот остров с домами, машинами, бассейнами и красавицами – отдал бы, не колеблясь.
Но знал старый плут Лубовский – не возьмет Пафнутьев ничего.
И в Москву его отпускать нельзя.
Если же Пафнутьев останется здесь, на испанской земле, где бы его ни похоронили, у Лубовского появляется много времени и много возможностей. Он может спокойно вернуться в Москву, встретиться с президентом, если тот пожелает его видеть, получить то самое назначение, ради которого он уже вложил не один миллион, и прикрыть дело уже политическим решением – по нецелесообразности дальнейшего расследования.
И весь тут сказ.
Лубовский тяжело поднялся из кресла, подошел к стеклянной стене, долго смотрел в темноту моря, на горизонт, по которому медленно передвигались огоньки судов. Потом снова вернулся в кресло и опять надолго замер. Да, пока подыщут нового следователя, если еще кто-то будет этим заниматься, пока тот изучит все десять томов дела, если он этим займется, пока…
И так далее.
А может быть, Пафнутьев все-таки дрогнет, позарится на хорошие деньги? – мелькнула мыслишка, но Лубовский тут же ее отверг. Понимал, не возьмет Пафнутьев денег, не сможет. Захочет, но не сможет. Так что пословица, когда говорят, что если что-то нельзя купить за деньги, то можно купить за большие деньги…