Победитель
Шрифт:
– Стой здесь! – приказал Плетнев и поспешил навстречу.
Они встретились на пересечении аллей. Остановились в нескольких шагах друг от друга.
Наклонив голову, Вера немного насмешливо смотрела на него.
– Здравствуй! – радостно сказал Плетнев. – На работу?
– Здравствуйте-здравствуйте, – ответила она, улыбаясь. Сумочку она держала обеими руками и покачивалась с пятки на носок. – А куда же еще?
Он почему-то стушевался.
– Ну да… конечно.
– Что к нам не заходишь? – спросила Вера так насмешливо, как будто ответ на этот вопрос должен был вскрыть какие-то
Плетнев развел руками.
– Ты же сама говорила: я собой не командую.
– Жалко, – со значением сказала она и снова наклонила голову. – А то мог бы, например, мной покомандовать…
Он невольно сглотнул слюну и ответил неожиданно севшим голосом:
– Да ну. Какой из меня командир!..
Она рассмеялась.
– Мне понравился, – и заключила с притворным вздохом: – Ну, что ж делать!
Плетнев разозлился. Ты смотри, а! Ну как будто не было ничего! Вот они, женщины! Он-то себе места не находит! А ей все равно!..
– Вот именно, – сказал он, улыбаясь. – Тут других командиров полно.
– Это верно, – легко согласилась она. И вдруг сказала неожиданно ласково: – А знаешь, мне другие не нужны!.. Тебя зовут.
Кивнула в сторону Главного корпуса, усмехнулась и пошла по аллее прочь.
Плетнев тоже обернулся.
Точно: Голубков призывно махал рукой. Из подъезда выходили посол Рузаев и начальник представительства КГБ Мосяков.
* * *
Две черные “Волги” задержались у ворот под неприветливыми взглядами гвардейцев, а потом медленно въехали на территорию дворца Арк.
– Видал? – спросил Голубков, кивнув в направлении двух вкопанных танков и БТРа, дружно целивших всеми своими стволами в сторону въезда. – Серьезно живут.
Плетнев кивнул.
Территория представляла собой плодовый сад, рассеченный узким проездом. Нарядное и довольно причудливое здание дворца обрамляли цветники. Виноградные лозы увивали его до второго этажа.
Машины подъехали к боковому крыльцу.
Из первой неспешно выбирались посол и резидент. Плетнев и Голубков, похоже озираясь, уже стояли у дверей.
Компактная группа двинулась к ступеням внешней лестницы, ведущей на второй этаж дворца. По ней уже сбегал встречавший офицер охраны. Он и поднимался первым. Бойцы шагали по бокам и немного сзади от Рузаева и Мосякова. Переводчик Рахматуллаев, как существо в определенном смысле малоценное, в соответствии с инструкцией замыкал шествие.
Лестница привела в просторный холл второго этажа.
– Ждите здесь, – приказал Мосяков у высоких золоченых дверей, за которыми располагалась комната приемов.
Двери раскрылись, а потом закрылись за ними.
– Да-а-а, – протянул Голубков, озираясь.
Холл был действительно обставлен с роскошью – золоченые вазы с цветами на золоченых же тумбах… драпировки… тяжелые парчовые занавеси…
– Вожди-то, бляха-муха, – удивленно пробормотал он как бы про себя. – Не бедствуют!.. А ковров-то, ковров!.. Да-а-а… Никакого коммунизма не надо.
– Ну почему не надо? – усомнился Плетнев. – Просто пока на всех не хватает. В качестве первого шага осуществлено построение коммунизма в одном отдельно взятом дворце.
– Точно! В отдельно
взятом!.. Но вообще-то, я тебе скажу… – протянул Голубков, пристально рассматривая ковер под ногами.– Ну?
Голубков пошаркал подошвой и с осуждением покачал головой.
– Такой коврик на пол ложить – себя не уважать. Нет, я бы такой коврик…
Плетнев рассмеялся.
* * *
Комната приемов представляла собой уменьшенную копию Зала приемов. Ковры, оружие на стенах. Стол, стулья, красная кушетка. Два окна, задернутых точно такими же шторами, как в Зале. Кроме золоченых входных дверей была еще одна – поскромнее.
Расселись за большим круглым столом, на котором стояли бутылки с водой, серебряный поднос с несколькими перевернутыми вверх тормашками чистыми стеклянными стаканами, пепельница. На приставном столике в бордовой вазе благоухали чайные розы.
– Вчера вечером, после вашего прибытия, я довел до Амина мнение советского руководства, – сказал Рузаев. – Нельзя допускать столь острых разногласий между вами. Это совсем не в интересах мирового коммунистического движения.
Рахматуллаев, сидевший между послом и Тараки, примерно на равном расстоянии от каждого, синхронно переводил русскую речь.
Тараки жестом оборвал его и начал говорить сам.
– Нет, мы с ним не договоримся!.. Пока я был в Гаване и Москве, он успел отстранить от должностей всех моих сторонников! Теперь требует смещения министров! И хочет, чтобы я сам их отставил – тех, с которыми я делал революцию!.. Он уже называет их “бандой четырех”!.. На это я не пойду. Это мои друзья, мои братья…
Рузаев и Мосяков переглянулись. Повисла пауза, которую нарушил резидент:
– Между прочим, вы знаете, что вчера он отдал приказ сбить ваш самолет? К счастью, нам удалось вовремя предотвратить эту акцию…
У посла округлились глаза.
– Сергей Степанович, вы что?! – с тихой яростью прошептал он. – Вы зачем это говорите?! Не нужно это переводить!
– Нет, – твердо возразил Мосяков. – Переведите! Владлен Евгеньевич, я вам потом все объясню…
Помедлив, чтобы убедиться, что указание резидента оказалось последним, Рахматуллаев перевел.
Тараки поменялся в лице.
– Это правда?
Мосяков развел руками:
– К сожалению…
– Тем не менее, не следует обсуждать это сегодня, – недовольно сказал посол. – Сегодня вы должны показать, что владеете ситуацией и…
Тараки нервно сцепил пальцы рук и захрустел суставами. Рузаев невольно поморщился.
– …и отвечаете за свои поступки. Так или иначе, надо его выслушать. Всегда можно достичь какого-нибудь компромисса…
Послышался шум подъехавшего автомобиля. Тараки резко встал, подошел к окну и отодвинул штору.
– Амин амад, – упавшим голосом сказал он, поворачиваясь от окна.
– Амин приехал, – перевел Рахматуллаев.
Не обращая внимания на присутствующих, Тараки смотрел во двор. Белый джип “тойота” въехал на парковочную площадку. За рулем сидел одетый в военную форму адъютант Амина Вазир, рядом с ним охранник – тоже в форме. Амин – в штатском – расположился сзади.