Победитель
Шрифт:
Ну вот сейчас, например. Конечно, все понимают – в чем-то нефтяник прав. С другой стороны – такова политика государства, политика страны. Кто он такой, чтобы верность этой политики подвергать сомнению? И даже полагать вовсе неверной! Должен ли человек, который мыслит подобным образом, занимать руководящие должности хотя бы даже и на производстве? А между тем Валерий Павлович совершенно определенно занимает какую-то руководящую должность, по всему видно…
Можно ведь допустить, что случайный собеседник решит вдруг, что – нет, не должен он ее занимать ни в коем случае! Уверившись в этом, ему не составит труда под удобным предлогом выведать фамилию этого смешного нефтяника, а потом
Но как-то не пришлось до поры до времени к слову, и ничего похожего Плетнев не сказал.
Попутчик оказался словоохотлив, однако не до такой степени, чтобы стать назойливым. Говорил он интересно. Кроме того, самому Плетневу сказать было особенно нечего. Ну правда, о чем он мог с Валерием Павловичем искренне поговорить? – о погоде? о ценах на рынках курортных городов? о футболе? Пожалуй все… Нефтяник пылко рассказывает ему о своих заботах, радостях и огорчениях, а Плетнев о каких своих может ему поведать? Что у пистолета Макарова подчас затворную раму заедает? Да уж…
Время незаметно подкатилось к обеду, и Валерий Павлович, взглянув на часы, заметил, что пойдет, пожалуй, прогуляется к вагону-ресторану. И не хочет ли Плетнев составить ему компанию?
– Да ладно вам, – остановил его Плетнев. – Давно тухлятины не ели? Вы с курорта, а я-то от родных, с домашними харчами… Идите лучше за чаем, а я тут пока разберусь.
Он выдвинул из-под полки продуктовую сумку (мама настояла, чтоб была отдельная, а не вместе с другими вещами) и начал доставать припасы. В первую очередь это была жареная курица и помидоры. Курицу готовила мама. Помидоры в картонную коробку из-под сапог укладывала Валька, увещевая его на тот счет, что их, во-первых, не так много, чтобы поднимать шум из-за пустяков, во-вторых, он прекрасно с ними справится в поезде, – еще и пожалеет, что не взял на пару килограммов больше, а в-третьих, что остатки доест в Москве, а то и приятелей угостит, и все ему позавидуют, потому что таких сладких, сахарных, душистых помидоров там сроду не видывали.
Кроме того, имели место огурцы, и тоже в немалом количестве, – если бы это были патроны для “Шилки”, ими можно было сбить пару-другую вражеских бомбардировщиков, – пакет редиски, большой пучок зеленого луку, шесть вареных яиц, две свежепросольных скумбрии, буханка черного хлеба, белая соль в пузырьке из-под нитроглицерина и четыре медовые груши, немедленно по извлечении из сумки привлекшие пристальное внимание невесть откуда взявшейся осы. Плетнев хотел ее прихлопнуть, но вместо того пожалел и просто выгнал в коридор.
Вернувшись с парящими стаканами и кое-как уместив их на заваленном снедью столе, Валерий Павлович не стал ни отнекиваться, ни церемониться, а только молча развел руками. На взгляд Плетнева, это было лучшее, что он мог сделать.
Они славно пообедали, напились чаю, и разговор – как все вагонные разговоры, одновременно необязательный и необходимый – невесть каким образом повернул на вопросы литературы. Здесь Плетневу тоже похвастаться было особенно нечем – служба не много оставляла времени для чтения. Но, во-первых, мамины уроки и настояния не прошли для него даром и, во-вторых, хоть и по случайному стечению обстоятельств, но он все-таки читал “Понедельник начинается в субботу”.
– Просто сумасшедшая книга! – хохоча, восклицал Валерий Павлович. –
А Выбегалло каков? Да вот вы зайдите ко мне на работу, я вам в одном отделе пяток таких покажу!..– А кот! – вторил Плетнев. – Который все про Полуэктовичей!..
Валерий Павлович обессиленно отмахивался и сгибался.
– Просто обалдеть можно, – в конце концов сказал он, отдуваясь. – А ведь есть еще продолжение. Не читали? “Сказка о тройке”.
– Нет.
– О-о-о! Это, я вам скажу… Ее не печатают. Больно уж…
И он, морщась, пошевелил пальцами.
– Что?
– Да больно уж… к жизни близко, вот что. Выбегалло – это все-таки милое такое преувеличение… из юмористической сферы… а тут дело к сатире ближе!.. да какой!.. “Народ желает бифштекс с лучком или без?” – должно быть, процитировал он и снова расхохотался. – Уморительное произведение. И печальное. Очень печальное. Там, например… Нет, нет, не буду, а то придется с самого начала все пересказывать! Вы лучше сами где-нибудь возьмите, она гуляет в самиздате. Это же просто чудо! “Ну и что? Обыкновенная говорящая рыба!..”
И опять засмеялся.
– В самиздате? – улыбаясь, переспросил Плетнев. – Понятно…
– Вообще, как ловко они подметили весь этот наш интерес к вещам загадочным, непонятным… а? Телекинез там всякий… телепортация… полтергейст! Неопознанные летающие объекты! Ведь щекочет сознание-то, щекочет!
– Честно сказать, я во все это не верю, – сказал Плетнев, пожав плечами.
– М-м-м… да ведь это не вопрос веры, – заметил Валерий Павлович. – Верить в это или не верить – одинаково непродуктивно. Доказательств нет – это другое дело. Но кто знает – может, еще и появятся, а?
– Не знаю…
– Вот, например, вы о лозоходцах слышали? Тоже ведь вещь совершенно фантастическая! Ходит человек со свежей ивовой рогулькой в руках и показывает – тут, мол, на воду надо бурить, тут – штольню бить за медной рудой… Не слышали?
– Нет.
– А ведь именно так и есть! Один из самых древних геолого-поисковых методов!.. Я давно этим увлекаюсь. Только у меня вместо веточки… – Он вскочил, снял с полки портфель, раскрыл и сунул в него руку. – У меня вот такая рамочка. Вот она.
И протянул Плетневу свое изделие из толстой медной проволоки – примерно в форме греческой буквы “омега”, только с прямыми углами. Ну, или если к концам ножек русской “П” еще по горизонтальной палке в разные стороны приделать.
– Почему нужна именно свежая ивовая ветка? – спросил он и тут же сам торжествующе ответил: – Да потому что она должна быть электропроводной! Древесный сок – хороший электролит! А у нас – медь! Вообще один из лучших проводников тока!
– И что? – спросил Плетнев, возвращая ему эту рамку.
– Сейчас расскажу. Фокус простой. Дело в том, что человек способен чувствовать изменение магнитного поля. Верите?
Плетнев усмехнулся.
– Вы же сами говорите, что это не вопрос веры или безверия…
– Вот как! – обрадовался Валерий Павлович. – С вами ухо востро!.. Тогда примите как постулат: способен! Только это не фиксируется нами на сознательном уровне… Не спрашивайте, зачем это понадобилось, и почему в процессе эволюции… и т.д. и т.п.! Я не знаю! Я не биолог, не медик! Я геолог… На сознательном не фиксируется, а до несознательного мы добраться не в состоянии. Казалось бы – тупик. Но нет! Мы можем выработать в себе рефлекс! Вырабатывать!.. вырабатывать!.. ходить с этой рамкой и прислушиваться к себе!.. и в какой-то момент оно увязывается! Вы начинаете движениями рук бессознательно отмечать факт изменения напряженности магнитного поля!.. Рамка тут, собственно говоря, ни при чем. На нее просто смотреть удобно. А так-то можно и без рамки… понимаете?