Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)
Шрифт:
– Чего он тебе вспомнился ?
Рындин раздумывал:
– Инстинкт, - он угрюмо усмехнулся.
– Доктор этот за несколько дней до этого прислал мне клиентов. Сестра и брат, наши, русские, и с ними еще израильтянин какой - то. Должен был внести деньги за девицу. Мне все это показалось подозрительным. Короче, - сразу не понравилось...
– Что до меня, - откликнулся собеседник, - я всегда придерживаюсь сталинского принципа: доверяй, но проверяй...
Они еще выпили.
– Андрей, - чтобы успокоить ноющую боль, Рындин слегка коснулся угла разбитой губы рукой, - у тебя среди ментов большие
Приятель по капле смаковал коньяк.
– Постараюсь...
– Он был немногословен. Но на его слово можно было положиться.
– Ладно.
И стал собираться.
– Может, и ти менты, что на место явились - подполковник там был какой-то из МУРа и еще из нашего отделения что - то будут знать, - высказал предположение Рындин.
– Мне они, вряд ли, скажут...
Приятель был уже одет. На улице его ждала машина.
– Поправляйся и ни о чем не думай. Я позвоню.
На его взгляд, говорить больше было не о чем. Все остальное Рындину предстояло решить самому.
Он протянул руку Рындину.
– А черт!
– локоть отозвался болью.
– Держись, - потрепал его по плечу пориятель.
– Я знаю, кому я поручу твое дело. Есть у меня один майор. Этот из под земли достанет, если ему запла тят...
– На этот счет пусть не сомневается.
Майор Ловягин позвонил в дверь. Прислушался.
– Ну ?!
– раздалось за дверью.
– что, чокнулся в такую рань ?
Это рань для нее - двенадцать дня...
Открыв дверь, девица в накинутом сверху на голое тело кумачовом халате обомлела.
На пороге стоял милицейский майор. Маленький, глаза стылые, водянистые, нижняя челюсть, как у обезьяны - выдвнута вперед, пятернями, какими он двери касался, можно было вручную локомотивы перегонять...
– Чего ?
– спросила она довольно нагло, но в голосе ее он все равно уловил страх.
Страх животного перед охотником. Шлюхи - перед ментом.
Под его колючим взглядом она почувствовала себя не дорогой проституткой Марианной, а прежней Маринкой, начинавшей на шоссе с "дальнобойщиками" и которую один водитель передавал другому на перевалочных пунктах...
Оглядев ее снизу вверх, а потом сверху вниз, майор усмехнулся: на голову выше его, халат японский кумачовый с крупными черными цветами, ноги - босые, жевательная резинка во рту. Девица аж жевать ее перестала, когда его увидела...
Веснушчатое лицо ее с курносым носом от испуга просело, а здоровенный, как ящик от комода,рот выдавил от растерянности грязно молочного цвета пузырь, который тут же лопнул с мерз ким звуком.
– А ничего, - закрыл он уверенно за собой дверь.
Квартира была однокомнатная, маленькая, уютная, с поли рованным, должно быть, оставленным прежними хозяевами румын ским гарнитуром. На стене висели постеры: "Мадонна", " Квин", две увеличенные фотографии Маши Распутиной, а на огро мном, как баскетбольная площадка, ложе валялась нижняя одежда. Дверь шкафа была тоже настежь открыта. Перед самым приходом Ловягина девица уже собиралась вставать.
– Ну - ну !
– сказал он и двинулся в обход комнаты. Делал это медленно,
– Я ведь к тебе не просто так явился, - сказал он, улыбнувшись, и его тяжелая, как у боксера, нижняя челюсть прираскрыла крупные желтоватые зубы.
– Помнишь, - к китайцу приходила ?
Он поддел сапогом легкие кружевные трусики на полу и точным ударом закинул их на кровать.
Она не произнесла ни слова, только втянула в себя воздух и тоскливо зыркнула по сторонам, словно бежать куда собиралась, да некуда было.
Майор остановился возле нее и с улыбкой ее рассматривал. Однако, обычно жесткий и гипнотизирующий взгляд его сейчас выражал что-то вроде своего рода сочувствия.
– Я ведь в осмотре места проишествия принимал участие. Ну, когда прихлопнули его, китайца твоего...
На секунду она словно остолбенела.
– С которым ты в тот день трахалась... Помнишь?
Девица изменилась в лице, рот у нее был раскрыт, глаза бегали по сторонам. Но майор словно бы и не замечал этого: его другое интересовало.
– Тут вот вопрос у меня один: ты ведь пистолет тогда взяла? Да?
– Да, - словно булыжник сглотнула она..
– Я так и понял тогда. И куда дела, а ?
– Да я...
– Я ж тебя не спрашиваю, что - ты ?... Я тебе другой вопрос задаю: где пистолет? Он мне нужен. Сейчас.
Она явно не знала, что сказать и как открутиться. О мог этого не видеть.
– Ну, слушай, - терпеливо, словно учитель, внушающий непонятливому ученику, продолжал он,- Мы тут двое. Без посто ронних, без шума... Если бы хотел что другое, я бы понятых при влок, всякое другое... Хочешь без неприятностей, - тащи его сюда.Давай по- хорошему...
Зевнув, он по-свойски слегка похлопал себя по незакрыто му рту:
– Давай, телись. Что поделаешь, дело житейское. Выпить у тебя чего-нибудь найдется?
– Вроде было...
Она все еще не могла решить, как быть. А он не только не помогал ей уселся посреди комнаты на стул, прямо на белье ее там раскиданное и улыбался, как сытый кот., В ответ она махнула рукой: семь бед - один ответ...
– Подвиньсь...
Далеко идти не пришлось. Она нагнулась, заглянула под кровать.
Полы кумачового японского халата с крупными черными цветами разошлись в разные стороны и показались литые и белые крестьянские ляжки...
Расспрямляясь, гыкнула:
В руках была картонная коробка из под импортной обуви. Она смахнула крышку.
Он! "Макаров..."
– Дай-ка тряпку какую-никакую...
Она подала полотенце. Ловягин начисто обтер пистолет, достал из кармана носовой платок, завернул в него его и сунул в припасен ный пакет.
– Вот так - то лучше... А то - опасно... Себе навредить можно... Как тебя звать-то?
– Маринка...
– Так вот, Марина..
Он почесал висок, подумал и ласково даже обяснил:
– Раз ты так, Марина, то и мы так ! Долг платежом красен ! Следствию помогла, и оно тебе поможет. И кто бы те бя не спросил: брала ли ты пистолет и отдавала ли кому- ни будь, смело говори - нет! В деле будет записано: " орудие убийства найдено под окнами в снегу при повторном обыске..."