Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)

Кроме израильтянина никто из четверки другого и не ожидал.

Не выставлять на общее обозрение инвалидов, больных и стариков стало нормой. Только сами странные посетители никакого внимания на это не обращали. Осторожно вытащили "телеглаза" из коляски и бережно усадили за стол.

С официантом беседовал Крончер: у них, у иностранцев, это лучше получалось. И долларов больше, и язык, соответственно, развязан.

Потом Алекс принялся рассказывать про то, как проходит реабилитация солдат и офицеров - инвалидов в Израиле...

Чернышев готов был его сожрать с потрохами: неужели он не видит, что человеку больно, когда ему напоминают о его ущербности?

Анастасия сидела молча, и вообще словно отсутствовала. " Что это с ней приключилось?
– подумал Виктор. Ему казалось прежде, что кроме своих коней, она в упор вокруг никого не видит.

А Алекс нес свое: армия, видите ли, не только платит пенсию, но и берет на себя оплату учебу в университете. По скидке предоставляет машины со специальным устройством, и парализованные могут перемещаться из коляски на автосиденье сами.

"Телеглаз" сначала слушал недоверчиво, а потом все более и более внимательно, даже стал расспрашивать.

Выходило - многие инвалиды занимаются спортом - плавают, играют на своих колясках в теннис, в баскетбол.

– У нас это тоже начинается...- кивнул "Телеглаз".

– Наши на международных Олимпиадах инвалидов всегда срывают кучу медалей. Страна ведь крохотная, а за полвека шесть войн...

– Ну что у вас там за войны...

– Не скажи. В семьдесят третьем по обе стороны Суэцкого канала билось больше танков, чем под Прохоровкой...

– Ну да?!

Из спиртного "Телеглаз" заказал себе только баварское пиво, и кажется, разочаровал этим Виктора...

Потом все повторилось в обратном порядке. Они усадили инвалида в коляску, погрузили в машину и вновь выехали на Триумфальную.

И тут им, наконец, улыбнулась удача. Мало того - дважды подряд.

Едва завидев первый "амбуланс", их попутчик оживился:

– Вот он... Как раз этой марки...

Их "газик" рванул следом. Чернышев хотел лучше рассмотреть машину. В это время появился и второй "амбуланс". Лиха беда - начало...

Чернышев и Анастасия переглянулись: еще бы! Они видели такую машину! В Медицинском центре! У Рындина!

Они отвезли инвалида домой.

– Если что снова, - вздохнул "Телеглаз" - я готов...

– Главное, - не сдавайся !
– пожелал Алекс.

Виктор незаметно стукнул его в спину.

– Ты чего там выпендриваешься ?
– зло накинулся он, когда они садились в машину.
– Что, не понимаешь, что есть вещи, о которых лучше не говорить ? Не колоть глаза несчастьем ?

Алекс, кажется, в первый раз за все время в Москве, завелся:

– По-твоему, несчастье от этого исчезнет ? Легче станет кому - то ? он поддал носком колесо рядом стоявшей машины, а, садясь, громко хлопнул дверцей.

– Слушай, ты, - отчеканил металлическим голосом Виктор, - ты в чужой монастырь со соими порядками не лезь !

– А это что, твой монастырь, что ли ?
– бесцеремонно откликнулся Алекс.
– Ты, что ли, в коляске ездишь ?

Виктор посерел: послать бы сейчас этого наглеца далеко...

– А ну прекратите !
– вмешалась Анастасия.

– Я лично прекращать не собираюсь.
– окрысился Алекс, - - Если инвалиды живут среди нас, а мы не делаем вид, что они не существуют, они и вправду верят,что такие же, как мы, а мы - как они....

Раздосадованный Виктор махнул рукой:

– Да ну тебя... Тоже мне гений психологии нашелся...

Они уже гнали в сторону Садового кольца.

В этот момент Виктора окликнули по сотовому телефону.

– Чернышев, ты?

– Ну!

Звонил майор Ловягин из РУОПа, крутой, но уж больно неприятный мужик - маломерок.

– Тут тебе есть работенка...Начальство уже распорядилось. Приезжай бери...
– Он в нескольких словах пересказал происшедшее с Ковальским. Место это, оно где-то в районе Каширки. Давай, жду.

– Едем в РУОП...
– только и сказал Чернышев.

К разговору об отношении к инвалидам больше не возвра щались. Только Крончер спросил неожиданно:

– Как ты считаешь, Виктор? Мне что ж лучше по-прежнему делать вид, что мы все- гиды? Или мы все трое все-таки полицейские?

– Знаешь, - Виктор посерьезнел.
– У тебя в Москве представитель полиции. Вот ты ему и задай этот вопрос. А пока все будет по-прежнему...

– Вон он сидит там, в коридоре. Я попросил подождать.

Ловягин ничем не выдал своего торжества, в конце-концов, он все-таки сбагрил этого мужика с его дурацкими фантазиями .

Чернышев отлично понимал разыгрывающееся перед ним действо. Майора Ловягина он давно отделил от фанатов: "темная лошадка".

Вообще-то, и не он, Чернышев, это первым заметил: чем меньшего роста человек, тем неукротимее кипят в нем амбиции.

– Тебя представить ему?

– Я уж сам.

– Давай. Он - Ковальский Андрей Станиславович. Видимо, поляк...

Станиславыч отогрелся в "газике" душой. Интеллигентного человека сразу видно. У этого и тон другой, и жесты без приблатнености.

"Сразу видно, - культурный человек..."

Напарники Чернышева - мужчина и женщина - ему тоже понравились. С ними он чувствовал себя гораздо увереннее.

– Да я по запаху это место найду, где я вылез из жижи...

Он даже хотел рассказать анекдот про ночного варшавского золотаря, ехавшего во главе зловонного обоза на бочке с дерьмом, но раздумал. Пришлось бы вспоминать встретившуюся на въезде в город пани-курву. А тут дама...

Он закашлялся.

– Поганое место...

Как и Ловягин, Чернышев тоже подумал: на Каширку надо, в больницу... Там рядом Онкологический научный Центр.

Другого похожего места в этом районе не было. Да и милицейский патруль, доставивший Ковальского в Тридцать Четвертое, подобрал его в районе Каширского проезда. По-видимому, выбравшись из подвала, бедолага перебежал Каширку и направился по Старокаширскому шоссе к Варшавке. В одном из домов между обоими шоссе был и мебельный магазин. Возможно, Ковальский говорил именно о нем.