Победный ветер, ясный день (Том 2)

Трясущимися руками Лена открыла бардачок и спрятала туда трофеи. А потом повернулась к Пашке.

– Я отвезу тебя домой, - сказала она.

Пашка молчал.

– Я отвезу тебя... Мне нужно возвращаться в Питер, мой хороший...

Пашка молчал.

– Вот что... Я отвезу тебя домой. Сейчас. И оставлю адрес и телефон... Если что...

Ч-черт, я сама приеду... очень скоро. Обещаю...

Пашка молчал.

Так, в полном молчании, они добрались до улицы Связи и остановились перед Пашкиным домом. Но он так и не подумал выйти из машины. Даже тогда, когда Лена открыла ему дверцу. Он так и сидел, впаявшись в сиденье и прижав к груди Ленин рюкзак. Как будто этот рюкзак был его последней надеждой, последним оплотом.

– Выходи, - теряя терпение, сказала Лена.

Пашка помотал головой и еще крепче прижал рюкзак к себе.

– Павел, ну ты же взрослый парень... ну нельзя же так...

Она потянула за лямку: напрасный труд - Пашка скорее расстался бы с жизнью, чем с проклятым рюкзаком. Глупее ситуации и придумать было невозможно.

Лена тянула рюкзак к себе, а Пашка отчаянно сопротивлялся. А потом...

Она даже не поняла, как произошло это "потом": должно быть, Пашка ослабил хватку, или она потянула слишком уж сильно...

Но рюкзак неожиданно вывалился из рук мальчишки и упал. И все его немудреное, знакомое до последней шпильки содержимое вывалилось на землю. Вот только...

Вот только...

– Что это?
– прерывающимся шепотом спросила Лена у Пашки, присев на корточки и разглядывая вещь, которая никогда ей не принадлежала.

Никогда.

– Что это?
– еще раз переспросила Лена, а Пашка молча сглотнул.

Рядом с машиной, в пожухлой от пыли придорожной траве, лежал пистолет...

Часть III

КАРТАХЕНА

...Ну, конечно же, он назывался совсем по-другому - этот ветер.

Он назывался совсем по-другому, ив нем не было никакого намека на бреши в унылой груди Монсеррат - гор, которые втюхиваются мирно пасущимся стадам туристов как национальная святыня. И никаких запоздалых зимних переживаний по поводу косноязычной каталонской поговорки: "Тот не будет счастлив в браке, кто не приведет свою невесту в Монсеррат".

Но на чертовы горы вкупе с поговоркой Бычьему Сердцу было ровным счетом наплевать. Перспектива женитьбы была самой туманной из всех туманных Антохиных перспектив. Представить себя с кольцом на толстом безымянном пальце было так же нереально, как представить себя в постели с Мадонной. Или - с Уитни Хьюстон. Или... Или с сэром Элтоном Джоном на худой конец... Мысль об Элтоне Джоне, который до сих пор рифмовался лишь с резиновым изделием № 2 да еще с уничижительным эпитетом "штопаный", не на шутку обескуражила Бычье Сердце. Да что там, она просто с ног его сбила. До сих пор педрилы-мученики всплывали, как утопленники, лишь в мутной воде его ментовских угроз задержанным, в качестве портяночного фольклора - и вот, пожалуйста...

В постели с сэром Элтоном Джоном, мать его за ногу!

Не думать о такой хрени, не думать!

Это - провокация!

И чтобы не поддаться на провокацию, Бычье Сердце резко переключился на вполне благостные, густо заросшие кувшинками, пасленом и резедой vulgaris мысли о таком же благостном и безупречном с точки зрения сексуальной ориентации убийстве Романа Валевского, после чего спланировал на мужественно-прошлогоднюю, без всякого подвоха, смерть Вадима Антропшина. Тут-то его и поджидала неожиданность: покойный яхтсмен предстал перед незатейливым Антохиным воображением в ореоле снастей, шкотиков и парусов, отдаленно напоминающих китайские переносные ширмы; со спасательным жилетом, надетым на обветренный тельник. И этот тельник... Этот тельник сразу же напомнил ему...

Сразу же напомнил... Вот ч-черт, он напомнил Антохе престарелую рэпершу Натика!

Дражайшую мамочку гнуснеца Лу Мартина.

Да, именно так.

А потом из широких штанин Натика вывалился и сам Лу. Лукавый хлыщ, извращенец, самая подходящая кандидатура на роль рваной грелки для сэра Элтона Джона... Круговорот дерьма в природе, ничего не скажешь. За что боролись, на то и напоролись.

Здра-а-авствуйте, девочки!..

Бычье Сердце бессильно выругался про себя. С такими гнилозубыми ассоциациями недолго и в психушку угодить. Кыш, голубиная стая, кыш!

Но прогнать тщедушный призрак Лу Мартина удалось только с третьей попытки: первые две, ознаменовавшиеся зуботычиной и хуком в скулу, бесславно провалились. Потеряв всякое терпение, Бычье Сердце отшвырнул стул и принялся колотиться дурной башкой в тонкую стену кабинета.

Полегчало не сразу, но полегчало: Лу Мартин - с вещичками-на-выход наконец-то убрался из воспаленных извилин майора Сиверса. А вместо фантомного Лу в дверном проеме кабинета нарисовался вполне реальный череп.

Череп был гладко выбрит и принадлежал оперу Рамилю Рамазанову, сентиментальному татарину со слегка косящими глазами дамского угодника и вероломной бороденкой Чингисхана.

– Ты чего это?
– спросил Рамазанов.

– Ору тебе, ору, не слышишь, что ли?
– тотчас же выкрутился Бычье Сердце, на секунду и сам удивившийся этой своей лихости.

Постыдная тайна (а, как ни крути, Лу Мартин уже успел стать его постыдной тайной) сделала простодушного майора не в меру изворотливым.

– И чего орешь?
– Сонные зрачки Рамазанова демонстративно не хотели замечать благоприобретенной сиверсовской изворотливости.

– Дело есть. Поможешь по дружбе?

Рамазановская дружба была товаром сомнительным и к тому же скоропортящимся, и к тому же - измерялась в декалитрах: за мелкие и крупные услуги сослуживцам не правильный татарин Рамазанов брал водкой. И не просто водкой, а дорогим матово-импортным "Абсолютом". Бычье Сердце сильно подозревал, что запасов "Абсолюта" у ушлого Рамиля скопилось на несколько бутлегерских войн: уж слишком часто к нему обращались за информацией конфиденциального характера. В отделах ходили мутные слухи о некоей мифической картотеке Рамазанова, в которой были собраны x-files на всех и вся. И если покопаться, то там наверняка можно было бы отрыть компромат не только на всех начальников жэков, депутатов Законодательного собрания и отцов города, но и на Иисуса Христа и примкнувших к нему апостолов.

– Дубль два, - промямлил Рамазанов.

"Дубль два" на рамазановском жаргоне означало две бутылки "Абсолюта".

– Идет, - легко согласился Бычье Сердце.

– Кто тебя интересует?

– Неплох Владимир Евгеньевич.

– У нас проходил?

– Нет...

Это была чистая правда: ни в каких трениях с законом таинственный Неплох В. Е. замечен не был, более того, человека с такой жизнеутверждающей фамилией, казалось, вовсе не существовало. Во всяком случае, все запросы майора Сиверса так и остались без положительного ответа. Неплох В. Е. оказался фантомом, Казанский собор тебе в зад, чертов Лу, убедительно ты соврал, ничего не скажешь. Вопрос только в том, случайно или нарочно ты это сделал...

– Хорошая фамилия, - походя заметил татарин.

– Неплохая, - опять легко согласился майор.
– Так сколько тебе понадобится времени?

– А что, срочно надо?

– Срочно.
– Бычье Сердце вздохнул: за чертову срочность чертов Рамиль брал по двойному тарифу.

– Сегодня вечером, и то - тебе как другу. Дубль три.

Это была хорошая скидка, и Бычье Сердце оценил красоту жеста.

Еще больше он оценил информацию, которая приплыла к нему в руки, освободившиеся от груза трех бутылок "Абсолюта". Впрочем, самым ценным в ней было то, что Неплох В. Е. и в самом деле существовал. И даже какое-то время числился в руководителях небольшой, но довольно процветающей фирмы, которая занималась оборудованием яхт, продажей спортивных судов и снаряжения для дайвинга. Фирма называлась вполне подходяще и даже романтично - "Солинг", что не помешало ей самым примитивным образом развалиться и уйти в небытие вместе со своим горе-директором господином Неплохом. После того как "Солинг" прекратил свое существование, с горизонта исчез и сам Владимир Евгеньевич. Из города он испарился, как кучевое облако в летний полдень, да так больше нигде и не всплыл, даром что был крупным специалистом по дайвингу. Во всяком случае, в акватории Российской Федерации его следов обнаружено не было.