Побеждаю и сдаюсь

— Не думаю, что захочу вернуться. Никогда не хотела королевской власти, знаешь ли… Но кто бы меня спрашивал?

— Я прослежу за Малой Берлогой, — пообещал Ульвар. — Она всегда будет готова к вашему визиту. И за Отамой с малышкой. А когда потеплеет, отправлю её к вам.

Леолия поморщилась.

— Мне кажется, эта девушка поедет с нами…

Сын удивлённо посмотрел на неё.

— По такой распутице? С младенцем? Мам, ну ты чего? Непременно по дороге с ребёнком что-нибудь случится. Оставьте её на меня. Если я её замуж не выдам, то пришлю через пару месяцев.

Королева хмыкнула.

— Ты прав. Прости, что взваливаю это всё на тебя. И да… Не обязательно же казнить… Можно, например, в бессрочное заключение… Впрочем, я устала обо всём этом думать.

Ульвар кивнул.

— Можно. Я разберусь.

Они ещё раз обнялись, и бывшая королева вышла из кабинета. Ей предстояло разослать письма об отречении оставшимся хранителям и успеть вернуться к мужу, пока тот не уехал… Королева сбежала вниз по лестнице, удивляясь непривычной лёгкости своего шага.

Леолия оказалась права: Эйд обрадовался. Судорожно прижал её к себе, как будто боялся потерять навсегда. И женщина ощутила такое давнее, такое забытое счастье, какого не помнила с того момента, как чайка от Ларана влетела в окно. И чувство вины: не донесла до конца иго правления.

— Знаешь, — призналась она мужу, когда они уже ехали в карете по Северной дороге, — где-то в глубине души мне кажется, что ты меня осуждаешь. Ты ведь всегда шёл до конца…

— Не всегда, — тихо ответил тот, — и часто, дойдя до конца, жалел, что дошёл. Иногда для того, чтобы сойти с пути, нужна мудрость большая, чем для того, чтобы продолжать путь.

Лео вздохнула и прижалась к нему, чувствуя себя снова семнадцатилетней.

* * *

Ульвар сидел на подоконнике и смотрел на отречение от престола, лежавшее на столе. Он так долго этого добивался! И сейчас, когда мать, наконец, сделала нужный шаг, ему не верилось, что всё вышло так просто. Хотя Уль знал: не просто. Очень непросто. Кажущаяся простота стала результатом многолетних интриг, грандиозных по дерзости шагов и тонкого расчёта, помноженного на превосходное знание близких людей.

— Спасибо, мам, — прошептал он и с удивлением увидел, что его пальцы дрожат. — Спасибо, что не встала на моём пути. Я бы очень расстроился, если бы понадобились более жёсткие меры.

Он закрыл глаза и глубоко выдохнул. Сегодня можно отдохнуть. Завтра надо будет закрыть вопрос с Отамой и отправляться в Шёлковый щит. Пришло время спасать Джайри. Ульвар чувствовал усиливающуюся тревогу при мысли о ней.

Наследник, а, вернее сказать, отныне король, пусть и не коронованный пока, вытащил из кармана письмо герцогини Ювины. В нём хранительница Южного щита в очень деликатных выражениях писала, что Альдо оболгали, что он не виновен, и просила королевского правосудия. Ульвар уже ответил на послание герцогини сердечными и печальными обещаниями во всём разобраться.

Вот только…

Это всё ни на что не повлияет. Неважно, виноват лорд Рандвальд или нет. Уж кто-кто, а Ульвар точно знает, что Альдо никакой не заговорщик. Ну и что с того?

Ульвар жалел Ювину — герцогиня была доброй и хорошей женщиной, лично ему не причинившей зла. Да и вообще вряд ли причинившей зло кому-либо. Насколько, конечно, власть герцога давала такие возможности. У принца вообще было доброе сердце способное сострадать… Но всё это не играло никакой роли.

Справедливость вообще понятие эфемерное. Ты хочешь есть, и кухарка режет сворачивает горло курице, которая и вовсе не мыслила когда-либо причинить тебе зло и просто грелась на солнышке и клевала зерно.

— Мир жесток и несправедлив, — прошептал Ульвар. — И порой для того, чтобы стать справедливейшим и добрым королём, сначала нужно пролить реки крови…

Но… Джайри. Сейчас это было важнее всего остального. Всё остальное — подождёт. Теперь — подождёт.

Кроме Отамы, конечно.

* * *

Они, наконец, уехали. И Отама вздохнула с облегчением.

Герцог Эйдэрд был очень добр к ней, но это не мешало девушке до дрожи бояться своего благодетеля. Невидящий взгляд, всегда суровое лицо, громадный рост и разворот плеч такой, какого она не могла даже вообразить до их встречи. Действительно — медведь, а не человек. И слова ласкового не скажет — молчун. И непонятно было, чего хочет, почему помогает. А когда непонятно, то страшно. И вот вроде ты должен быть благодарен за себя и за дочурку, и ты благодарен, но… Всё равно страшно.

Но если Эйдэрд был могуч и непонятен, но Чёрная королева…

Отама готова была пищать от страха каждый раз, когда желтоглазая королева обращала на неё свой холодный пристальный взгляд. Хорошо ещё, что королева не так уж часто видела девушку и её ребёнка. Как правило, она приезжала тогда, когда те уже спали.

Оставшись одна в пустующем особняке, Отама невольно перевела дыхание. В отличие от его хозяев, этот просторный, вместительный дом не внушал девушке никаких опасений. Мрачный, суровый — да. Но и простой, уютный, надёжный. Он напоминал ей руки любимого человека. Того самого, который их с дочкой в итоге предал.

Но ведь дом — не человек, предать не может?

Девушка была уверена в этом, пока не обнаружила обратного.

Вечером она покормила ребёнка, убаюкала и спустилась вниз, проверить — заперты ли двери. Обошла первый этаж, зашла на кухню, взяла немного вина, окорок и кусок хлеба. Уезжая, Эйдэрд разрешил ей пользоваться в особняке всем, а слугам велел относиться к нищенке как к госпоже. Но, когда она, заперев комнату и разложив еду на столике, подошла взглянуть, хорошо ли спит малышка, то обнаружила вдруг, что колыбель пуста.

Отама захлопала глазами, затем глупо принялась искать ребёнка по всей комнате. Сердце колотилось до шума в ушах. В комнате потеряшки, конечно, не оказалось.

Девушка выбежала, сбежала вниз, начала кричать, надеясь, что Астрелия отзовётся плачем. Но всё было напрасно. Отама пробежала во флигель, где спали слуги. Блэкхэм, седой и угрюмый дворник, выслушал плачущую девушку. И спокойной ночи наступил конец. Зажгли факелы, спустили собак…

Когда под утро принц Ульвар въехал в ворота, то увидел, что снег в саду перекопан, перетоптан, даже с нижних ветвей сумрачных елей стрясён. Он усмехнулся, спрыгнул с коня и прошёл внутрь особняка.

Отама, бедная, зарёванная, сидела на диванчике в холле, а рядом на корточках расположилась высоченная Гида, поившая несчастную мятным напитком.

— Что происходит? — дружелюбно обратил внимание слуг на себя Ульвар.

— Дитё её потерялося, — Гида обернулась.

Уголки её вечно унылого рта были направлены вниз.

— Оставь нас, — велел Ульвар жёстко.

Он не любил Медвежий щит и медведцев в целом ещё со времён, когда был наследником Эйдэрда. Гида поднялась и вышла, тяжело ступая большими ногами. Ульвар подошёл и погладил Отаму по светлым волосам. Девушка судорожно всхлипнула, схватилась за его руки. Подняла умоляющие серые глаза.