Поцеловать небеса. Книга 1
Шрифт:
– Так ты трахалась с ним или нет? – орал он, стоя посреди комнаты в своих спортивных вонючих штанах, брызгая слюной вокруг себя.
Дочь тихо сидела за письменным столом, делала уроки. И вот то, что он сейчас помешал моей дочери, взбесило меня окончательно.
Эх кровь моя, кровушка! Эх сердце мое гордое, русское, запитанное отцовскими горьковскими корнями! Постои за себя!
Я внимательно посмотрела на Николая и тихо сказала:
– Тварь! Я убью тебя сейчас!
И я была действительно к этому готова…
Я подошла к этому пьяному, мерзкому мешку, схватила его за шиворот, и начала бить головой обо все острые углы в квартире. Внезапно, на глаза попалась моя
Я подтолкнула Коляна к ней, развернула лицом к клавиатуре и начала сильно колотить его головой об металл. И если бы не моя дочь, которая видела в это время лицо Коляна и кричала мне:
– Мама, остановись! Ты убьешь его!
Я бы действительно его убила…
Мне пришлось остановиться. Я повернула к себе его гадкую рожу… и окаменела. Он весь был залит кровью… Мне показалось, что у него вытек глаз…
Но никакой жалости не было во мне. Там я впервые поняла, что способна убить человека с особой жестокостью. И эта мысль, впервые, не показалась мне неприятной.
– А теперь, скотина, пошел вон!
Я вытащила его в коридор, который сразу покрылся кровавыми каплями, и выпихнула на площадку, раздетого, разбитого и босиком.
Колян, конечно, не ожидал такого поворота событий, и он был в корне со мной не согласен. Всю ночь он ходил по подъезду от своей двери до двери друга, стучал, матерился, напрашивался на дополнительную порцию моей страсти.
Пришлось вызывать милицию… и мне повезло. Приехали серьезные ребята из ОМОНа. Они совсем не стали спрашивать – в чем тут дело? Просто выловили Колю в подъезде, скрутили, предусмотрительно взяли его ботинки, куртку и увезли в неведомую даль…
Это был мой первый серьезный бенефис, но я так и не уснула. Мешали бурные аплодисменты собственного разума. Дело в том, что у Коляна, кроме сестры, было еще два брата. Один из них жил в городе, а другой в соседнем колхозе. И когда он только успел им сообщить? А может Мария, прознав про дела наши семейные, сделала это? Сам Колян вернулся наутро. Трезвый, злой, разбитый, но гордый.
– Опохмелиться есть? – деловито осведомился он.
– Нет. Но могу сходить. Может и я выпью. Так все осточертело!!!!
– Сходи.
Вид Коляна не сулил ничего хорошего, вот почему я ушла из дома, взяв с собой дочь. Мы обе понимали, что нам сегодня же надо убираться оттуда вон. Вот только вопрос – куда? Я вспомнила, что Василий оставлял мне номер своего пейджера, и скинула ему сообщение, просьбу о встрече. Но, по сути, это ничего не решало.
Я так и не купила спиртного в тот день… Мы зашли в магазин, зачем-то взяли молока, хлеба, дешевой колбасы и спокойно повернули обратно.
Но это было уже как в кино, при замедленной съемке, когда весь зрительный зал точно знает – чем закончится траектория полета объекта в кадре. И смотрят лишь потому, что хотят убедиться в правильности своих предположений.
Воздух наполнился запахом неодолимой тревоги.
Когда мы вошли в подъезд, то сразу услышали угрожающую возню на нашем близком втором этаже. Медленно, шаг за шагом, я поднималась наверх по лестнице.
– Вот она! Держи ее!!!!
Страшный топот надвигающихся ног вывел меня из транса. Но я уже бывала в таких ситуациях. Бежать сейчас было бесполезно. Они бы нагнали меня сразу, на улице. Я решила рискнуть и кинулась к лифту. Нам повезло, дверь сразу открылась и я нажала на кнопку девятого этажа… Все, что мы успели увидеть, это двух крепких мужчин с резиновыми дубинками. С шумными проклятьями они пнули закрывающуюся дверь лифта. Я держала кнопку девять, мой палец словно приклеился к ней. Они держали кнопку вызова, но девятка
одержала победу.– Мама! Мама, кто это??? Я боюсь!!! Что им надо???
– Не бойся, это братья Коляна. Пришло время платить по счетам, доченька…
– Они нас убьют!!!
– Пусть сначала поймают!
Я слышала, что за лифтом бегут. Но они были старше меня, и гораздо медленнее лифта. Когда мы достигли девятого этажа, почти не дав открыться дверям, я сразу нажала на кнопку первого. И это был огромный риск. Ведь один из них мог ждать меня прямо внизу, у выхода из подъезда…
Меня колотило от страха, а ноги начинали предательски подгибаться. На мне были обуты мои единственные новые сапоги на высоченных каблуках, купленные по совету Марии, а на улице уже лег первый снег… Да, борьба будет неравной. Но я поставила на молодость и страх!
Как только дверь лифта распахнулась на первом этаже, мы рванули из подъезда с такой силой, что никто не смог бы нас ни остановить, ни поймать! Ребят с дубинками на пути замечено не было.
И напоследок, выстрелом стартового пистолета, я услышала пискляво-противный голос Анечки, Машкиной дочки:
– А вот они! Вот они! Тетя Вика, а вы куда????
Сучка! Убила бы ее!!!
Мы бежали очень быстро, не оглядываясь, вниз, к кирпичному, туда, где жили раньше. Падали, катились кубарем, кричали и плакали, лишь бы скорее попасть в тот самый двор. Там был телефон, и я хотела как можно быстрее вызвать милицию! Дело в том, что я уже прописалась временно у Коляна и имела там некоторые права.
За нами никто не бежал. И это стало нашим спасением. Безнадежно сломался правый каблук. А в милиции нам ответили, что свободных машин сейчас нет…
Я принялась звонить вновь и вновь, и им пришлось выслать к нам патруль, сняв его с какого-то объекта.
Мы боялись сделать хоть шаг в обратном направлении. Я держала в руках ненужный пакет молока и рыдала от собственного бессилия.
Но нам пришлось вернуться к тому дому, чтобы встретить милицейскую машину.
Вместе со служителями закона, мы торжественно поднялись на второй этаж. Там происходило следующее: два брата Николая, сын Марии и его агрессивная девушка, Катерина ловко, споро выбрасывали на площадку все наши вещи. Причем выбрасывалось все прямо в общий, на две квартиры, тамбур, под ноги соседям, а мебель аккуратно выносили под дверь лифта…
Я даже не могу сегодня подобрать слов для того своего состояния…
На милицию никто не обратил никакого внимания.
– А она тут временно прописана, пьет, куролесит. Вот помогаем переехать! – так сказала Катерина, чье участие в пьесе было мне отчасти понятно. Ведь это будет и ее квартира после смерти Коляна. Катерина была в том нежном возрасте, когда еще имеешь смутное представление о превратностях судьбы.
Сам Колян стоял посреди всего этого хлама и смущенно улыбался мне побитой рожей. Его улыбка говорила мне больше всяких слов. Он был не согласен с мнением толпы, но был слишком слаб, чтобы противостоять ей.
Что ж, теперь я еще и узнала, что испытывали дворяне после революции, когда к ним вваливались такие вот холуи и преспокойно вышвыривали под ноги нажитое, созданное, сохраненное годами…
– Что же мне теперь делать? – дернула я за рукав милиционера. Но он сам был так растерян и так торопился на брошенный объект, что ответил нелепое:
– Вы тут зарегистрированы, заходите и живите, или напишите заявление в милицию. Нам пора ехать.
И они действительно уехали.
Тем временем, работа не останавливалась ни на минуту. Вылетали на площадку мои коробки, пакетики, фотографии. Неприятно-резко вспомнился случай на узбекской таможне.