Поцелуй чернокнижника

Он застонал, крепче сжимая ее волосы одной рукой, в то время как другая двигалась вниз по ее спине. Его пальцы прошлись по нежному изгибу ее поясницы, и он привлек ее к себе, прижимая ее живот к твердому доказательству своего желания.

Адалин застонала и обвила руками его шею, прижимаясь к нему, как будто он был единственным, что удерживало ее на земле, всем, что не давало ей упасть. Но она падала — в его поцелуй, в его вкус, в его запах, в его прикосновения. Ей казалось, что ее тело больше не принадлежит ей.

Всего одним поцелуем Меррик поглотил ее.

Тело горело, когда похоть захлестнула ее. Ее груди были тяжелыми, соски напряженными и ноющими, а одежда казалась слишком горячей и тесной, натирая чувствительную кожу. Все, чего она хотела в тот момент, — это сорвать все и почувствовать его руки на обнаженной плоти. Она была захвачена водоворотом ощущений, и ей хотелось затеряться в нем навсегда.

Вот только… у нее не было вечности. У нее были месяцы, может быть, всего недели.

Что я делаю?

Опустив руки, она прижала ладони к его груди и отстранилась от него, прерывая поцелуй. Хватка Меррика на мгновение усилилась, но он отпустил ее, дав Адалин немного пространства между ними. Как только их связь прервалась, как только прекратились эти захватывающие ощущения и странная энергия, которую он излучал, больше не передавалась непосредственно в нее, Адалин почувствовала себя… опустошенной. Как будто ей не хватало части самой себя.

— Нам не следовало этого делать, — сказала она, тихо задыхаясь, когда протянула руку и коснулась своих губ. Припухшие губы покалывало, казалось, он заклеймил их обжигающим поцелуем.

Его язык выскользнул и медленно провел по губам.

— Почему?

О Боже, почему это одна из самых сексуальных вещей, которые я когда-либо видела?

— Ты знаешь почему, Меррик.

— Все, что я знаю, это то, что это было правильно, Адалин.

Так и было. Это казалось таким правильным. Это было идеально.

Это не меняло того факта, что она умирала.

— Мы не должны, — повторила она.

Меррик нахмурился, и его ноздри раздулись от тяжелого выдоха.

— Ты планируешь провести свои последние дни, отказывая себе в удовольствиях? Отрицая свои желания? Отрицая жизнь? Это место — шанс для тебя протянуть руку и взять все, что находится в пределах досягаемости, просто потому, что ты хочешь этого.

Адалин уставилась на него, ее горло сжалось, на сердце было тяжело.

Почему сейчас? Почему, когда мир изменился, а ее время ограничено, она должна была встретить кого-то вроде него — мужчину, с которым она чувствовала себя более живой, чем когда-либо прежде? Мужчину, чей голос заставлял ее дрожать, чей взгляд заставлял ее таять, чьи прикосновения воспламеняли ее тело.

Это было… несправедливо.

Почему бы не уступить ему? Почему бы не уступить тому, чего хотела она, чего хотели они оба? Ее безмерно тянуло к Меррику. Но могли ли они сохранить свои отношения чисто на физическом уровне? Могли ли они удержать себя от формирования более глубокой эмоциональной связи?

Адалин не была уверена, что сможет.

Что, если он не сможет? Она уже знала, что Дэнни будет опустошен, когда ее не станет, и не хотела оставлять после себя еще одного человека, которому ее неизбежный уход причинил бы боль.

— Мне нужно время подумать, — сказала она, отворачиваясь от него и подходя к пианино. Она нажала кнопку «стоп» на кассетном проигрывателе, заглушив музыку. Взяв плеер, она вернула его в рюкзак и застегнула молнию. Она чувствовала взгляд Меррика на своей спине, когда обувалась, взяв сумку.

Она посмотрела на Меррика как раз в тот момент, когда вспышка молнии осветила окно позади него, на мгновение превратив его в темную, безликую фигуру с ярко — голубыми глазами. Эффект быстро исчез, и он снова стал просто Мерриком, хмуро уставившимся на нее, но не заметно расстроенным или сердитым.

От грома задребезжали стекла.

— Что бы тебе ни понадобилось, Адалин, — сказал он, — просто дай мне знать.

Она поспешила через комнату, ее ботинки тяжело стучали по полу, и остановилась в дверях.

— Еще раз спасибо тебе, Меррик. За то, что позволил нам остаться.

Меррик сунул руки в карманы и кивнул.

— С удовольствием.

Но его глаза говорили: «Это могло бы доставить удовольствие и тебе».

Она оставила его там. Что бы ни произошло между ними, она не жалела об этом. Она никогда не пожалеет о том поцелуе, который они разделили. Ее единственным сожалением было то, что, что бы она ни выбрала, таких поцелуев в будущем больше не будет.

Глава Седьмая

Шторм затих на седьмой день — если бы он затянулся хоть немного дольше, Адалин, вполне возможно, причинила бы вред своему брату. Пребывание взаперти сводило Дэнни с ума. Он болтал без умолку, скулил, и бесконечно донимал сестру просьбами поиграть или просто поговорить — отчаянно нуждаясь хоть в чем-то, чтобы заполнить бездонные часы. И, конечно, Адалин часто поддавалась.

К счастью, Дэнни обладал достаточным самосознанием, чтобы понимать: если он не найдет себе продуктивного занятия, то рано или поздно вляпается во что-нибудь. Он знал, что еда и кров, предоставленные Мерриком, — слишком ценны, что их нынешняя безопасность — слишком эфемерна, чтобы рисковать ей из-за скуки.

Когда он не цеплялся за Адалин, то часто искал общества Меррика. Порой он расхаживал перед дверью его кабинета, переполненный нетерпением, лишь для того, чтобы, едва увидев мужчину, обрушить на него поток вопросов и поддразниваний. Дэнни довольно быстро привязался к Меррику, а тот, несмотря на свою суровость и грубоватые манеры, был с мальчиком терпелив. Иногда — почти по-отечески.

С тех пор как они официально поселились здесь, Дэнни занял комнату рядом с Адалин. Она гордилась его попытками обрести хоть каплю самостоятельности — за шесть месяцев они не расставались ни на шаг, и она знала, насколько ему было страшно. Сколько ночей он просыпался в холодном поту, с застрявшим в горле криком. Но беспокойство не отпускало ее. Ей было легче, зная, что он рядом. Что он — на расстоянии вытянутой руки. Что он в безопасности.

Тем утром, впервые за шесть дней, солнце пробилось сквозь облака, даруя передышку после затяжного шторма. Проснувшись, Адалин отдернула шторы, села на край кровати и затаила дыхание, наслаждаясь золотистым светом, струившимся в окно. Она не могла вспомнить, когда в последний раз позволяла себе просто сидеть и впитывать тепло солнца. Дело было не только в погоде, изменившейся после Раскола — казалось, теперь почти каждый день был затянут серыми тучами, — а в самой сути выживания. Расслабляться стало опасно. Даже наслаждаться простыми радостями — опасно.