Поцелуй чернокнижника

Она нажала кнопку воспроизведения и обернулась к нему, кладя свободную руку ему на плечо. Он обнял ее, осторожно положив ладонь ей на поясницу. Адалин подняла глаза, встретилась с ним взглядом — и снова улыбнулась.

Тихое потрескивание магнитофонной пленки сменилось знакомыми вступительными нотами «К Элизе»¹⁰ — мелодией, которая и сама, как и они, пережила время. Все вокруг будто ожило, наполнилось легкостью, и Меррик повел Адалин в кружащемся танце, похожем на вальс, который то ускорялся, то замедлялся в такт музыке.

С каждым поворотом ее улыбка становилась шире, глаза сверкали от восторга, и она смеялась, пока бальный зал кружился вокруг них. Он тоже рассмеялся — ее радость была заразительной. Она двигалась с ним в идеальной гармонии, словно чувствовала каждое его намерение. Сердце Меррика забилось быстрее, а кровь в венах разгорячилась.

?

Они остановились под музыку, которая закончилась всего через несколько минут после ее начала. Хотя заиграла следующая песня, они не шевелились, тихо дыша.

— Я бы поклялась, что ты из другого времени, — сказала Адалин.

— Хотя мне не слишком приятно, что ты намекаешь на мой возраст, — усмехнулся он, — иногда мне и правда так кажется.

Она усмехнулась.

— Я не это имела в виду.

Она убрала руку с его плеча, чтобы коснуться его волос, убирая их со лба. — Ты совсем не выглядишь старым.

По его коже пробежали мурашки, и он едва сдержался, чтобы не закрыть глаза. Это прикосновение значило слишком много; это означало, что ей становилось с ним все комфортнее.

— А ты выглядишь… прекрасной, — сказал он, поднося ее руку к губам и нежно целуя костяшки пальцев.

Ее дыхание сбилось. Взгляд скользнул к его губам. В глубине ее глаз вспыхнуло желание, и это вызвало ответное желание в его сердце — зажгло его в его душе. Его магия нарастала, усиливая жар в венах, растекаясь по рукам и собираясь в кончиках пальцев, как будто отчаянно нуждалась в ней, отчаянно нуждалась в связи, превосходящей все, что он когда-либо знал.

Она подалась к нему, приоткрыв губы, и Меррик крепче прижал ее к себе, притягивая ее бедра к своим.

Очевидно, это было слишком. Слишком быстро.

Она отстранилась, ее глаза широко раскрылись.

— Я… Я должна проверить Дэнни. Убедиться, что он хорошо себя ведет.

Ее тело напряглось, когда она приготовилась отстраниться от него, и это пробудило в нем нечто большее, чем просто потребность — то же чувство собственничества, которое он испытывал при мысли о том, что другие мужчины вожделеют ее. Это время, эти мгновения принадлежали Меррику и Адалин, и он не хотел от них отказываться. Не тогда, когда они были конечны. Не тогда, когда они могли закончиться навсегда в одно мгновение. Это было инстинктивное побуждение, все еще свежее, все еще новое, и его было трудно игнорировать.

— Ты боишься меня? — тихо спросил он.

— Я… — она вспыхнула, взгляд метнулся в сторону, потом вернулся к нему. — Нет.

— Тогда почему ты убегаешь?

— Я… я не боюсь. Просто… Я не боюсь тебя, Меррик. Я боюсь того, что ты заставляешь меня чувствовать.

— Если ты чувствуешь хоть отголосок того, что ощущаю я, Адалин, — тогда тебе нечего бояться.

Он перевернул ее руку и мягко поцеловал в ладонь, затем, не отрываясь, провел губами по кончикам ее пальцев, скользнул к запястью, задержался на коже там, где бился ее пульс.

Она задрожала, дыхание сбилось. Сердце стучало быстрее, и он ощущал этот пульс прямо под своими губами.

Никогда за тысячу лет он не хотел женщину так сильно, как Адалин. Никогда он не пылал таким жаром, никогда его мысли не были так затуманены желанием. Между ними не должно было быть никакой связи, особенно учитывая, как мало времени у нее осталось. Это могло привести только к осложнениям, к нежелательной, неоправданной боли.

У нее — недели. У него — вечность, чтобы носить в себе ее утрату.

Так зачем идти дальше? Зачем подпускать ее ближе?

Потому что я хочу ее. Потому что она не покидала мои мысли с того самого момента, как вошла в дом.

Потому что, несмотря ни на что, я собираюсь взять каждую крупицу ее тепла, пока она рядом — и отдать ей все, что могу, взамен.

— Адалин, — сказал он, его голос был одновременно грубым и шелковистым, веки отяжелели.

Их глаза встретились на долю секунды, прежде чем она взяла его лицо в ладони, притянула к себе и прижалась губами к его губам.

Веки Меррика закрылись, когда ее тепло и мягкость окутали его, и энергия, которая, казалось, всегда присутствовала, когда они соприкасались, затопила его. Он поднял руки, запустил пальцы в ее волосы и склонился над ней, углубляя поцелуй, усиливая вызванные ошеломляющие ощущения. Он делился поцелуями с другими женщинами, но это было что-то совершенно новое. Что-то совершенно другое. Его песня маны переплелась с ее песней и нашла отклик в сердце, распространившись по всему его телу и проникнув в нее.

Безумная мысль промелькнула в его голове — это не поцелуй, это судьба.

Восхитительный жар спиралью разлился по Адалин, туго скручиваясь в ее сердцевине. Она жадно приоткрыла рот и поцеловала его с полной отдачей, наслаждаясь каждой деталью этого момента — твердостью его рта, мягкой щетиной короткой бороды, щекочущей ее ладони, твердостью его подбородка, покалыванием кожи головы, вызванным его хваткой за ее волосы, каждым поглаживанием, покусыванием и облизыванием его губ, зубов и языка.

Он завладел ее ртом с такой силой, что она ослабела и задрожала от желания.

Но было что-то большее, что-то мощное, что пронеслось сквозь нее и наполнило тоской, предвкушением, неудовлетворенной потребностью — как песня без конца. Это притягивало ее ближе, манило, пело для нее, и она охотно потянулась к этому.

Связь установилась мгновенно. Адалин задрожала от восторга. Ощущение пронеслось сквозь нее подобно стремительному оркестровому крещендо, набирая силу, пока не заполнило каждый дюйм ее тела. Она не осознавала ничего, кроме Меррика.