Поцелуй чернокнижника

— Что?! Ни за что!

Меррик поднял ладони, как бы оправдываясь:

— Прости, но правила есть правила. Если хочешь ужин завтра — придется снова немного поработать.

— Ужас… — простонал Дэнни.

Адалин не смогла сдержать улыбку.

Во время ужина разговор продолжался, но с каждой минутой Адалин все больше молчала. На нее накатила усталость, а головная боль становилась все сильнее, и вскоре к ней добавилась тошнота. Она ела медленно, но после четверти порции отложила вилку. Еще один кусочек — и ее могло вывернуть.

— Дэнни, доешь, — сказала она, подвигая брату свою тарелку.

Он нахмурился, бросив быстрый взгляд на еду, а потом — на нее.

— Ты в порядке, Адди?

— Я только приму ванну и лягу спать. Кажется, я немного переоценила свои силы.

Он тут же вскочил.

— Что-то случилось?

— Все нормально. Останься и доешь. Мне просто нужно отдохнуть.

Меррик отодвинул стул и поднялся.

— Я хотя бы помогу тебе дойти наверх.

— Не нужно, правда. Останься, наслаждайся ужином. — Она попыталась улыбнуться, но выражение ее лица выдавало напряжение. — Мне просто нужно немного побыть одной.

В их взгляде — и у Меррика, и у Дэнни — читалось беспокойство, словно они готовы были в любой момент встать и пойти за ней, но промолчали.

Спустя мгновение Меррик тихо кивнул.

— Пожалуйста, будь осторожна. Если что — мы рядом.

— Спасибо, — шепнула она.

Адалин вышла из кухни, прошла по коридору и поднялась наверх. В своей комнате она собрала чистые вещи и отправилась в ванную.

Горячая вода смыла с нее пот, пыль и копоть прожитого дня. Это было почти волшебство — наличие горячей воды в таком месте. И все же, как бы ей ни хотелось понежиться, тело казалось тяжелым, словно энергия вытекала из нее с каждым вдохом.

Головокружение усилилось. Ей оставалось только добраться до кровати.

Она вытерлась, надела пижаму и вернулась в спальню. Скинула вещи на пол, забралась в кровать, укрылась одеялом — и в тот же миг провалилась в бессознательное забытье.

Казалось, она только закрыла глаза, когда ее пронзила резкая, вспышкообразная боль.

Адалин вскрикнула, инстинктивно сжав голову руками, зубы стиснулись от боли. Это было нечто невыносимое, гораздо хуже всего, что она когда-либо чувствовала.

Я умираю. О боже, я умираю.

Слезы скатились по ее щекам, когда она перекатилась на спину. Казалось бы, простое движение — пустяк, ничего не значащее — обернулось сокрушительной волной головокружения. Мир закружился, и в ее голове вспыхнула новая вспышка боли, такая резкая, словно кто-то вбил в ее череп отвертку.

Она попыталась приподняться, но тускло освещенная комната, которую она раньше видела лишь сквозь полузакрытые веки, закружилась бешеным калейдоскопом, и Адалин рухнула через край кровати.

Падение было тяжелым. Едва успев опереться на локти, она наклонилась, и ее вырвало.

Давление в черепе стало невыносимым, пульсация ударяла в виски и затылок, словно череп вот-вот треснет, расколется пополам под напором внутренней пытки.

Глава Восьмая

Незадолго до этого.

Прибравшись на кухне с помощью Дэнни, Меррик вернулся в свою спальню, чтобы принять душ и переодеться. По пути он остановился, чтобы проведать Адалин. Когда она не ответила на тихий стук, он приоткрыл дверь и обнаружил ее в постели, спящей.

Прошла неделя с тех пор, как Адалин и Дэнни приехали, неделя с тех пор, как приступ лишил ее сознания, и Меррик использовал свою магию, чтобы отогнать болезнь. За все это время он не видел у нее никаких признаков недомогания, но сегодня… сегодня она казалась нездоровой. Хотя Адалин настаивала, что с ней все в порядке, он ей не поверил — ее выражение лица и поведение противоречили словам.

Она просто переусердствовала, слишком поспешила, подумал он, пятясь из ее спальни и тихо закрывая дверь.

Но странное чувство поселилось в груди, когда он направился к своей комнате — это была тревожная, беспокойная энергия, всего в нескольких шагах от откровенного страха. Хотя это чувство оставалось неясным, отказываясь выдавать свое истинное происхождение, он знал, что оно связано с Адалин. С ее болезнью.

Бессознательно его разум вернулся к текстам, которые он изучал на прошлой неделе, — во всех из них с разной степенью твердости говорилось, что магия чернокнижников не подходит для исцеления.

Он вошел в душ и долго стоял под горячими струями воды, позволяя им ниспадать на себя, как будто это могло смыть беспокойство, как будто это могло заглушить шепот в глубине сознания.

Ты сделал только хуже. Ты ей совсем не помог. Ты ускорил ее гибель.

Зарычав, он ударил кулаком по стене. Плитка разлетелась, оставив несколько неглубоких порезов на костяшках пальцев. Керамические осколки с грохотом посыпались в ванну. Несколько секунд все, что он мог делать, это стоять там, его кровь текла водянистыми ручейками, которые в конце концов закрутились в канализации у ног. Он тяжело выдохнул и, наконец, убрал руку. Магия с треском вырвалась из его сердцевины и побежала по руке, он сосредоточил силу на разбитых плитках. Осколки всплыли снизу и вернулись к поврежденной части стены.

Голубое свечение вокруг керамики исчезло, как только кусочки оказались на своих местах, обнажив целые, неповрежденные плитки.

Почему он не мог сделать для Адалин то, что мог сделать с разбитым стеклом, с разбитой плиткой? Почему он не мог сохранить ее в полном здравии точно так же, как сохранил этот дом?

Должен был быть способ. Должно было быть средство, с помощью которого он мог бы преодолеть недостатки своей магии, средство, с помощью которого он мог бы вылечить ее.

Он вышел из спальни после того, как вытерся и оделся. Проходя мимо ее двери, он остановился и прислушался, позволив даже звуку собственного сердцебиения исчезнуть из восприятия.

Тихое дыхание Адалин было едва слышно за дверью, и этот звук давал лишь толику утешения, на которое он надеялся. Меррик быстрыми шагами пошел дальше по коридору. Ее присутствие покалывало ему спину, становясь слабее, но настойчивее с каждым шагом, который он делал, удаляясь от нее. И это чувство в его груди, эта тревога, этот ужас усилились.

Хотя Меррик намеревался войти в кабинет, он обнаружил, что спускается по лестнице и идет по южному коридору, не останавливаясь, пока не оказался в бальном зале. Шторы были задернуты, позволяя лишь слабому вечернему свету проникать по краям окон, но полумрак почти не отражался на его глазах. Он не мог вспомнить, когда в последний раз пользовался этой комнатой — в последний раз, когда он даже входил в нее, — до прихода Адалин. Она вдохнула в нее жизнь.