Поцелуй ночи

– Карин понимала, что ты особенная, но в силу болезни не могла воспринимать проявления твоего дара адекватно. Ее болезнь прогрессировала, а вместе с ней и агрессия. Я чувствовала, что однажды, во время очередного припадка, ты можешь пострадать, и потому старалась постоянно быть рядом. – Она вздыхает. – Даже не представляю, что было бы, не успей я ее остановить…

– Ты не обязана была возиться со мной. Я тебе – никто.

Она ударяет по тормозам. Так внезапно, что я всем телом подаюсь вперед и повисаю на ремне безопасности.

– Начинается! – Возмущенно стонет Ингрид. – Ты – главное в моей жизни, Нея!

Я все еще сижу, уперев ладони в панель.

Мне не хочется смотреть на тетю, что бы она ни говорила. Никто не сделал для меня столько, сколько Ингрид, но даже эти слова не способны сейчас растопить мое сердце.

– Я всю жизнь думала, что моя мать мертва. – Рычу я.

– Прости. – Тетя выкручивает руль, трогает с места автомобиль и паркует его возле ограды. – Я хотела, как лучше. Думаю, сейчас ты сама все поймешь.

Мы проходим по аллее, и я вижу здание с фото из Интернета. Оно окружено деревьями, тянущими друг к другу ветви, точно люди, которые собрались водить хоровод. Когда мы подходим к двери, я начинаю чесаться: моя одежда будто обсыпана изнутри стеклянной крошкой – так и хочется содрать ее с себя вместе с кожей.

Неужели, я сейчас увижу ее? Женщину с фото, женщину из моих воспоминаний – мою мать.

Наверное, мне положено ощущать трепет, но внутри лишь парализующий страх. Я – манекен из витрины магазина. Зритель, пришедший в зоопарк посмотреть на дивное животное. Кто угодно, только не дочь, ожидавшая встречи с родителем больше десятка лет.

– Добрый день! – Ингрид подходит к стойке администратора, предъявляет документы: свои и мои.

Пока она беседует с работницей клиники, я оглядываю зеленые стены учреждения. Воздух здесь неживой, прелый. Но мои внутренности точно покрыты льдом, а ноги с трудом передвигаются.

– Побеседуйте с доктором Сван. – Слышится голос администратора.

– Благодарю. – Отвечает Ингрид. – Жди здесь, Нея.

Я оборачиваюсь вокруг своей оси. Стены сжимаются. Опускаюсь на кресло, обитое холодным, скрипучим дерматином.

Зачем, вообще, я здесь?

Господи, зачем?

Голова кружится от того, что каждая деталь этого пространства кажется мне знакомой. Униформа сотрудников, таблички на дверях кабинетов, ухмылки санитаров, присматривающих за больными, сидящими в зале отдыха за стеклом.

– Последние дни она в стабильном состоянии, так что, думаю, можно попробовать. – Раздается мужской голос.

Я оборачиваюсь, вижу мужчину рядом с Ингрид и встаю.

– Линнея? – Он протягивает мне руку. – Ханс-Эрик Сван, лечащий врач Карин. Рад тебя видеть.

– Здравствуйте. – Жму его руку. – Я… Я могу с ней…

Слова жгут язык.

– Да, пройдемте.

Доктор Сван уводит нас по коридорам на второй этаж. Если на первом этаже было много пациентов в больничных пижамах, то тут абсолютно тихо. Все двери закрыты.

– Не думаю, что личный контакт в данный момент безопасен, - объясняет мужчина, - мы только снизили дозу медикаментов.

– О полной отмене не идет речи? – Интересуется Ингрид.

– В прошлый раз нам дорого это обошлось. – Он качает головой. – Санитар чуть не лишился глаза.

Я встаю на цыпочки, чтобы заглянуть в окошечко одной из дверей, но вижу лишь тень в углу палаты. Мне приходится ускорить шаг, чтобы нагнать Ингрид и доктора.

– Она не любит эти лекарства… Они притупляют чувства.

– Чрезмерно обостренные чувства вызывают галлюцинации и заставляют ее вести себя ужасающим образом, Ингрид. Не мне вам рассказывать, к чему это может в очередной раз привести.

– Да, понимаю.

Доктор Сван останавливается и оборачивается ко мне.

– Рекомендую вам, моя дорогая, не выказывать никаких эмоций. Хорошо? Слезы, причитания и крики могут расстроить больную.

Не успеваю я ответить, как за одной из дверей кто-то начинает орать дурниной. Точно маленький ребенок, у которого отобрали игрушку.

– Это София, - спокойно говорит мужчина и жестом подзывает санитара, - позаботьтесь о ней, пока не начала биться головой.

Тот кивает, удаляется и через мгновение возвращается уже с двумя помощниками и шприцом в руке.

– Вам не стоит это видеть, - улыбается доктор.

Когда троица врывается в одну из палат, мы уже движемся дальше по коридору.

– Ваша мать, Линнея, живет в выдуманном мире, чтобы вы понимали. Не расстраивайтесь, если она не отметит факт вашего присутствия. И не пугайтесь, если что-то пойдет не так, как вы ожидали.

За одной из дверей кто-то громко ругается, за другой – кто-то шипит. Или шепчет. У меня шея устает вертеться по сторонам. Кажется, что за каждой из этих дверей таится опасность.

– Последний ее психопатический эпизод многому научил нас, поэтому, давайте, начнем с того, что вы пообщаетесь с Карин на расстоянии, ладно? – Он подзывает к нам одного из скучающих на посту дежурных санитаров. – Стен!

Тот откладывает газету и подходит к нам.

– К госпоже Остлунд посетители, поможешь нам?

Тот оглядывает нас и коротко кивает.

– Сюда.

Мы подходим к одной из дверей. Стен сначала заглядывает в окошечко, затем уже вставляет в скважину ключ. Дверь открывается.

Доктор входит первым, за ним Стен, следом Ингрид и я.

При виде сидящей в углу на кровати женщины мои внутренности начинают сжиматься, кожу саднит еще больше, а легкие буквально воспламеняются от вдоха.

Она похожа на забитого зверька – почти не реагирует на наше появление. Черты лица заострены, взгляд устремлен в пустоту, кожа на тощих руках пересушена и сходит хлопьями.

– Здравствуй, Карин. – Говорит доктор. – К тебе тут пришли.

Я замираю у входа.

Заметив мое замешательство, в разговор решает вступить тетя.

– Карин, это я – Ингрид. Как ты?

Ноль эмоций.

Глаза женщины пусты. В резких чертах едва угадывается брюнетка с лучезарной улыбкой со старых фотографий.