Почти цивилизованный Восток
Шрифт:
– Договор исполнен? – спросил он.
– Исполнен! Исполнен! – Крысолов закивал, перетаптываясь с ноги на ногу. – Похоронишь! Меня и золото! Похоронишь!
– Обещаю.
– Клянись!
– Клянусь. Но не уверен, что его не попытаются выкопать.
Крысолов захихикал.
– Пусть попробуют. Пусть, пусть… попробуют.
Он вытащил дудку и кинул в Эдди. Поймать получилось, и та отозвалась на прикосновение силой. Болью. Обидой.
Ничего, Эдди потом разберется.
– Сначала я сыграю для них. Эй, дети, подойдите ближе. Садитесь… закрывайте глаза… вы ведь устали?
Устали.
Дудка
Пуховое одеяло.
Закрывайте глаза.
Уходите… вы свободны, свободны…
На сей раз не было звезд. Просто… просто смех. И легкое прикосновение. Шепот. Спасибо? Да… они так устали. И время отдыхать.
Время уходить.
Эдди опустил дудку.
– А я?! Договор! Договор!
– Помню. Но и ты мне кое-что обещал, - Эдди поднялся. – Ты говорил, что видел человека, убившего ту девочку.
– Видел, видел, - закивал Крысолов. – Приходит тут… наглый… не боится. Приходит и уходит.
– Откуда?
– Оставлю тебе… - он протянул руку в темноту и выволок толстую крысу. – Покажешь. А я…
– Как он выглядел.
– Вот так! – Крысолов вдруг пошел рябью и вытянулся. Он становился выше. Стройней. И грязные лохмотья превратились в дорогой костюм. И ведь что-то такое, донельзя знакомое…
Эдди понял, что именно, когда нос Крысолова потянулся, превращаясь вороний клюв белой маски.
Твою ж…
Крысолов захихикал.
– Хитрая сволочь, но ты найдешь… найди… и вырви этому ублюдку сердце!
– Ты его ненавидишь?
– Я их всех ненавижу… благо-р-р-родные… но я отомстил. Хорошо отомстил.
Эдди вздохнул и поднял дудку.
Дунул.
И тень рассыпалась жирным пеплом. А тьма… тьма будто поредела, утративши часть своей сути.
Эдди отряхнулся. И поднялся. Свечи коптили и воняли, но хотя бы горели. Снова вспыхнул огонек под стеклом лампы. Да и вообще получилось разглядеть хоть что-то.
– Орвуд! – собственный голос отразился от стен и оглушил.
– Тут! – донеслось откуда-то… от двери. Теперь она тоже была видна белесым бледным прямоугольником.
– Это хор-р-рошо… иди сюда. Только осторожно. И света какого принеси. Обыкновенного.
Орвуд появился не один, но в сопровождении того самого чахоточного, который нес две лампы. Следом и Саттервуд сунулся. Ему-то чего не сиделось?
Впрочем, ежели охота, то пускай.
– Здесь… как-то неуютно, - дернув плечом произнес чахоточный. – Будто…
– В душу нагадили?
– Примерно так. Некромантия не мой профиль, но подобного…
– Дверь была заперта, господа! – поспешил заверить Саттервуд. – Мы строго следили за тем, чтобы дверь всегда была заперта!
– Вот не надо, - отмахнулся чахоточный. – Это вы полиции будете рассказывать.
– Зачем полиция?!
– Незачем, - отозвался Орвуд, озираясь. – Это дела давние.
Очень давние.
С писком по штанине вскарабкалась крыса, чтобы уцепиться за куртку и подняться выше. Устроившись на плече, крыса тонко запищала.
– Это… это…
– Нежить, -
сказал Орвуд. – Но вряд ли опасная и, полагаю, находится под контролем?Эдди кивнул, так на всякий случай, хотя насчет контроля уверенности не было.
– Все равно…
– Эдди, позволь представить. Уильям Фитцпатрик Хитцвард, наследник клана Хитцвардов…
– Эдди, - представился Эдди.
И огляделся.
Находились они в очередном подвале, не сказать, чтобы большом. Это во тьме он казался необъятным, а так шагов десять в длину и столько же в ширину. Стены кирпичные, старые. Кирпич при этом бурый, грязный будто и с потеками. Из стен торчат какие-то крюки, с некоторых и цепи свисают.
Эдди втянул затхлый воздух.
– Скорее всего здесь рабов держали, - заметил Орвуд. А дверь вновь загородили.
– Все в порядке? – донесся голос Орвуда-старшего.
А после и он появился.
Огляделся.
Хмыкнул.
– Давненько я не видел подобного, - он вытащил из кармана платок, который прижал к носу. – Извините, смертью здесь уж очень… крови много в свое время пролилось.
– Рабов?
– Не уверен, что только их, но… освоение Нового света – время весьма… смутное, мало изученное. В свое время сюда уходили те, кто полагал, будто в свете Старом тесно и душно. Много контроля. Много… запретов. А здесь… здесь держали тех, кто позже умирал.
Он убрал платок и принюхался.
– Мы этого не знали! Мы не имеем отношения к тому, что здесь происходило! – поспешил встрять Саттервуд.
Его не слушали.
Орвуд-старший решительно прошел к стене, чтобы положить на нее руку. Мгновенье. И запах смерти сделался ощутим.
А потом и вовсе часть стены отодвинулась с протяжным скрипом. Из провала пахнуло… так пахнуло, что Эдди попятился. Орвуд же поднял руки.
– Отойдите, - произнес он, не оборачиваясь.
И желающих ослушаться не нашлось. А Эдди подумал, что магия смерти – это даже красиво. Впечатляюще. Темная, черная, густая. Почти как та, что… он разжал руку, взглянув на добытую дудочку. И что с ней делать-то? У него есть одна. Вторая… куда?
Вернуть?
Кому? Он и имени-то того, погибшего, шамана не знает. Нет, выяснить можно. Должны же записи сохраниться. Или вот у орков поспрашивать. Они-то наверняка знают, кто уходил к городу, чтобы не вернуться. Только… не примут.
Черная.
Порченая человеком. И пусть не виновата, но часть этого человека прочно проросла в кости. Выбросить? А найдет кто. Уничтожить? Жаль. Она ведь и вправду…
– Все, - Орвуд-старший отступил от двери, смахнув пот. – Остаточные эманации… у вас высокий уровень самоубийств?
– У нас приличный отель! – вяло возмутился Саттервуд.
А Эдди припомнил те души, которые он отпустил. Ведь много. Ему и тогда показалось, что как-то слишком уж много. А потом решил, что дело в отеле. Большой. И людей в нем великое множество, вот и…
– Не уверен… но остаточные эманации смерти имеют обыкновение подниматься и влиять на людей, особенно, если те обладают зачатками дара. Многие весьма чувствительны. И в итоге случаются… душевные расстройства. Или даже хуже.
– Мы… мы понятия не имели…