Почтовые

— Но меня направили к вам из центра занятости. Сказали, есть работа.

— А кто вам направление подписал? — неожиданно оживилась девушка. — Иван Константинович?

— Нет, женщина какая-то, — я протянула бумажку.

Девушка взглянула на подпись:

— Надо же, Валентина Игнатьевна.

Помолчав секунду, она подняла трубку многоканального офисного телефона и, набрав короткий внутренний номер, сказала:

— Муса, тут тебе, похоже, стажера нашли. Направление Кондратьева подписала. Да, сама. Я что, по-твоему, подпись вашей Игнатьевны не узнаю?

— С ума сойти, — обратилась она ко мне, положив трубку, — впервые за последние три года в Специальный отдел стажера прислали.

Я молчала, размышляя над названием отдела. Воображение рисовало металлические двери, кодовые замки, номенклатурные справочники, на худой конец — сердитого вахтера с толстым журналом посещений.

Но тут дверь резко распахнулась, будто отлетев от удара ногой, и в конуру отдела кадров вошел невысокий, приземистый, очень смуглый мужчина неопределенного возраста, одетый в синий складской халат. Ему можно было дать и сорок, и шестьдесят лет: черные короткие волосы, подстриженные ежиком, скуластое восточное лицо, глаза такие темные, что не различить зрачков, тяжелые монголоидные веки. Загорелое лицо с глубокими складками от носа к углам рта неожиданно располагало к себе.

— И кто тут у нас? — спросил он негромким спокойным голосом.

— Вот, — кивнула на меня девушка, — Еремеева Татьяна, экономист, двадцать три года.

Муса Ахмедович молча и с удивлением рассматривал меня.

— Валя прислала? — уточнил он, потом наклонил голову и слегка прищурился, словно никак не мог сфокусировать взгляд на моем лице.

— Она, — твердо ответила девушка, предвкушая новость, которая понесется дальше по отделам.

— Как вы попали к Валентине Игнатьевне? — спросил Муса. — В последнее время она не занималась соискателями.

— Пришла за направлением на работу в центр занятости, — я пожала плечами. — В сто шестнадцатый кабинет.

— Валентина Игнатьевна вам в кабинете направление выдала? — продолжал спрашивать Муса Ахмедович.

— Нет, в коридоре. Она пила воду, — сказала я, — из фонтанчика. Такого, знаете, питьевого. И вдруг поперхнулась. Я просто помогла ей откашляться.

Девушка слушала мои ответы в восторженном изумлении, а Муса Ахмедович — с усталой задумчивостью.

— Валентина Игнатьевна пила из фонтанчика? — спросила девушка.

— Ну да, — неуверенно ответила я, чувствуя себя очень глупо. — В коридоре кулер, то есть нет, фонтанчик.

Я замолчала, припоминая, кулер там или фонтанчик. А если фонтанчик, откуда он? Сейчас везде кулеры вроде. Что за анахронизм в этом центре занятости?

— Так, ладно, — быстро сказал Муса, прекратив мои мучения, — вы нам подходите. Ваши документы?

Выхватив из моих рук папку, он резко развернулся и направился внутрь отделения Почты, скомандовав:

— За мной.

— Я могу узнать, что за вакансия стажера? — спросила я, еле поспевая за ним. — Я думала, меня по специальности возьмут. Послушайте! Куда мы идем?

— Работа интересная, условия отличные, — сказал Муса, ускорив шаг. — Стажер в Специальный отдел. Через месяц переведем в специалисты. В трудовой напишем как положено: почтальон второго класса. График работы ненормированный. Зарплата — копейки. В общем, те еще галеры. Устраивает?

«Нет», — хотела ответить я, но почему-то в полном изумлении промямлила:

— Да.

Муса Ахмедович рассмеялся:

— Не стоит переживать. Конечно, у нас в отделе ненормированный график, но не сразу, а только после прохождения стажировки, да и зарплата достойная. Честно, честно! Знаете, наша работа в Специальном — это лучшее, что с вами могло случиться в жизни. Поверьте мне, старому человеку.

И «старый человек» припустил так, что профессиональный бегун бы заплакал от зависти. Мне пришлось изо всех сил поспевать за ним по узкому коридору, чтобы не отстать. Я надеялась, что не упаду, и радовалась удобным ботинкам. Муса, казалось, не замечал скорости, он даже не запыхался.

— Долго нам еще? — задыхаясь от бега, спросила я.

— Хотелось бы мне знать, — развел руками Муса.

Коридор все не кончался. Он тянулся и тянулся, как пожарный шланг, уходя то вправо, то влево. Двери, двери, поворот. Снова двери, снова поворот. И так по новой.

«Мистика какая-то, — подумала я, — что за здание такое длинное? И сколько же у них кабинетов?».

— Что-то не так? — спросил Муса Ахмедович, продолжая идти.

— Мне кажется, мы проходили эту дверь, — я ткнула в зеленый дермантин, надеясь, что не сошла с ума.

— Верно, — Муса с облегчением остановился. — Думал, не дойдем. Ну, я рад! Что же, вот мы и пришли.

Я присмотрелась: на двери висела табличка «Специальный отдел. Ревизионное управление». И ничего более, никаких кодовых замков или строгой и подозрительной вахтерши, только хлипкая дверь, обитая дешевым зеленым дермантином.

— Проходите, не стесняйтесь, — сказал Муса и вошел первым.

Я прошла в кабинет и с удивлением завертела головой. Сразу после учебы в университете я проработала год экономистом в крупной сети продовольственных магазинов. И уж на кабинеты там насмотрелась: стандартная офисная мебель, кресла на колесиках, куча канцелярии, шкафы с папками. Картины, статуэтки, календари, цветы, кубик Рубика — это уже на усмотрение хозяина стола, стены или, если повезет, всей комнаты.

И все же Почта смогла меня удивить.

Кабинет ревизионного управления был совсем небольшим.

— Не душно? — спросил Муса. — Сейчас открою окно.

Он распахнул круглое оконце высоко под потолком. Для этого ему пришлось встать на стул.

Там, за этим странным не то чердачным окошком, не то иллюминатором светило солнце, освещая стилизованные под дерево панели на стенах и пыльную люстру с тремя рожками, точно такую же, как у моей бабушки на кухне. В углу стоял, занимая половину тесной комнаты, большой деревянный стол, заваленный бумагами.

Стол был монументальный — настоящий партийный письменный раритет из красного дерева с зеленой суконной столешницей, прямо как из старых фильмов. С тремя выдвижными ящиками, закрытыми на ключ.

— Да что же такое, — проворчал Муса Ахмедович и сдвинул старый дисковый телефон, подзорную трубу, пустую чернильницу и циркуль к краю стола, — порядка нет! Всякий хлам развели. Сейчас, погодите, я освобожу тут. А то даже подписать заявление негде.

Он подошел к шкафу с папками, открыл стеклянную дверцу и убрал часть бумаг на пустую полку. Потом выпихнул из-под стола тумбу и переставил на нее глобус и какой-то прибор, то ли компас, то ли манометр. Расчистив небольшой кусочек столешницы, он с радостным вздохом выхватил из кипы листов чистый и сказал: