Под кровью — грязь

Наташка обернулась к Блондину:

– Ты чего молчишь?

– Что? – Блондин не разобрал за шумом ветра и мотора, что у него спросила Наташка.

– Чего молчишь, Блондинчик? – крикнула Наташка.

– А чего говорить?

– Чего на тебя этот так набросился?

– Кто?

– Ну, этот… – Наташка беспомощно пошевелила пальцами.

– А как его, кстати, зовут?

– Черт его знает! – Наташка изумленно подумала, что действительно не знает имени того, кто их всех собрал вместе. – Он что, тебе тоже не говорил, как его зовут?

– Да нет, – придет – уйдет, скажет, что делать – и все.

– И у нас также. Ладно, чего он к тебе прицепился? Ты этого водилу здорово замочил. Я как увидела кабину, чуть не кончила. Честное слово! – Наташка потянулась рукой к крови на панели управления, но вовремя остановилась.

– Он мне с самого начала сказал мочить его только на улице, не в машине, чтобы ничего не попортить. А я…

– Чего ты?

Блондин взглянул на Наташку и отвернулся. Капли воды собирались у него на ресницах, заливали глаза.

– У тебя платок есть? Лицо мне вытри, – попросил Блондин.

– Ага, сейчас, – Наташка полезла в карман, – притормози, я вытру.

Платок промок сразу же, а дождь продолжал заливать лица и кабину.

– Давай отъедим под деревья и переждем, – предложила Наташка.

– А если он надолго?

– Ну, постоим минут пятнадцать. Мне как раз нужно отлить, – соврала Наташка.

Она еще и сама не поняла, зачем хочет, чтобы Блондин остановил машину. Вернее, знала. Или не знала, а просто инстинктивно делала то, что ее тело считало необходимым делать. В горле пересохло. Запах крови туманом стоял в ее мозгу, жар сконцентрировался внизу живота, сердце колотилось, словно обезумев.

– Тормози. Давай быстрее, тормози.

– Ты чего? – Блондин осторожно съехал на обочину под деревья.

– У тебя проблемы со Стрелком? – охрипшим голосом спросила Наташка.

– С чего ты взяла? – Блондин отвел взгляд, но Наташка схватила его за правую руку, и он вскрикнул, – Осторожнее, су…, больно же!

– Я ведь не дура, – Наташка осторожно погладила руку Блондина, – я ведь видела, какими глазами вы друг на друга смотрите.

– Ну и что? – Блондину был неприятен этот разговор. Если он еще мог рассказать о своих переживаниях этому – черт, как же его зовут? – то этой прошмонтовке открываться не стоит.

– Я тебе могу помочь. Хочешь? Я помогу тебе его замочить. Хочешь? Хочешь?

– Чего это ты? Сдвинулась? Чего ты решила?..

– Представляешь, мы его замочим, – прошептала Наташка почти в самое ухо Блондина. – Так, чтобы мозги полетели в разные стороны. Представляешь?

– Ты хотела поссать? Давай быстро и поехали.

– Я хотела… Я и сейчас хочу. Только не поссать… Давай…

– Что?.. – Блондин понял, что Наташка имеет в виду, почувствовал, как рука ее нашаривает застежку на его брюках. Дура, мелькнуло у него в голове, послать ее на хрен, чокнутую. Но потом ее возбуждение передалось и ему.

– Давай, прямо здесь, сейчас… Я хочу… – Наташка расстегнула, наконец, брюки Блондина. – А я тебе помогу потом замочить Стрелка, мне обещал… этот обещал… Хочешь? Давай!

Наташка уже не понимала, где она, что с ней. Она отдалась своему желанию, и все, кроме него, перестало существовать.

Блондин левой рукой рванул на Наташке куртку, отлетевшая пуговица щелкнула о потолок кабины. Наташка приподнялась, стащила с себя брюки, стала на колени, лицом к окну.

– Давай, сейчас, давай!…

Она почувствовала, как Блондин вошел в нее, и застонала. Рука Блондина схватила ее за волосы. Наташка уже не чувствовала ни дождя, ни холода, огонь пульсировал в ней, толчками поднимался к сердцу, к горлу. Наташка вскрикнула. Мозг полыхнул белым сухим огнем.

– Давай, давай! – это были уже не слова, а крик животного, – давай!

Блондин потянул Наташкину голову на себя, заставив все тело выгнуться, потом с силой толкнул вперед, и Наташка вдруг увидела прямо перед глазами, в нескольких сантиметрах от губ, кровь и то, белесое, что так притягивало ее взгляд.

– Давай, сука, давай, – закричал Блондин, – давай.

Удар его тела качнул Наташку к ошметкам мозга, еще раз, уже ближе, еще ближе.

На мгновение, на самое короткое мгновение, Наташке захотелось остановиться, она словно почувствовала, что еще немного и лопнет последняя нить, связывавшая ее с людьми. Наташка даже успела отвернуть голову при следующем толчке и ткнулась в эти пятна не губами, а щекой.

Блондин не видел ничего, он весь отдался акту, который в этот момент для него и актом-то не был. Блондин сейчас убивал, перед глазами его мелькало лицо Стрелка там, на чердаке, а потом его улыбка. А потом Блондин представил себе, как улыбка эта исчезает, взрывается кровавым водоворотом.

– Давай, давай! – выкрикивал он, уже совсем не понимая, что кричит.

Он убьет, убьет, убьет… Давай, давай… убьет… давай…

А Наташка чувствовала запах Этого, запах привлекал ее, тянул к себе. Мгновение просветления прошло, и, когда новый толчок качнул ее вперед, Наташка вначале осторожно коснулась пятен приоткрытыми губами. Блондин давил и давил на нее сзади, и она тронула Это языком, а потом – словно вспышка – припала всем ртом, жадно, словно в поцелуе.

И уже не крик, а стон, животный сладостный стон вырвался у нее. Все исчезло, остались только огненные всполохи перед глазами, сладкие толчки внутри нее, безумный вкус на языке и – откуда-то издалека – крик: «Давай, давай, давай!».

Наблюдатель

От меня до стула Артема Олеговича – около двух метров, подумал Гаврилин. Предположим… Ну, хотя бы предположим, что Артем Олегович отвлечется. Внезапно из-за шкафа вылетит птица, и банкир проводит ее зачарованным взглядом. Пистолет, соответственно, отклонится в сторону, и героический наблюдатель одним прыжком преодолеет разделяющее их расстояние. Удар – старичок всхлипнет, выронит оружие, наблюдатель поднимет пистолет и расстреляет прямо в дверях вбегающего помощника Артема Олеговича, а потом…

– Что вы сказали?

– Я спросил, не задумывались ли вы над тем, какое конкретно задание у Палача?

– Извините, я немного задумался.

– Вспоминаете детство? Перед глазами проходят яркие картины вашей недолгой жизни? – Артем Олегович улыбнулся, но глаза остались холодными и настороженными.

– Нет, прикидываю, как добраться до вашего пистолета.

– Не советую. Я не все время был кабинетным работником. В старые времена, прежде чем попасть в кабинет, нужно было хлебнуть много чего.