С улыбкой на розовых лицахСтоим у скалы мы во мраке.Сгорело бы небо в зарницахПри первом решительном знаке,И рухнула в бездну скала быПри первом решительном стуке…– Но если б вы знали, как слабыУ розовой юности руки.
Зима
Мы вспоминаем тихий снег,Когда из блеска летней ночиНам улыбнутся старческие очиПод тяжестью усталых век.Ах, ведь и им, как в наши дни,Казались все луга иными.По вечерам в волнисто-белом дымеВесной тонули и они.В раю затепленным свечамОгни земли казались грубы.С безумной грустью розовые губыО них шептались по ночам.Под
тихим пологом зимыОни не плачут об апреле,Чтобы без слез отчаянья смотрелиВ лицо минувшему и мы.Из них судьба струит на насУспокоенье мудрой ночи, —И мне дороже старческие очиОткрытых небу юных глаз.
Старуха
Слово странное – старуха!Смысл неясен, звук угрюм,Как для розового ухаТемной раковины шум.В нем – непонятое всеми,Кто мгновения экран.В этом слове дышит времяВ раковине – океан.
Полночь
Снова стрелки обежали целый круг:Для кого-то много счастья позади.Подымается с мольбою сколько рук!Сколько писем прижимается к груди!Где-то кормчий наклоняется к рулю,Кто-то бредит о короне и жезле,Чьи-то губы прошептали: «не люблю»,Чьи-то локоны запутались в петле.Где-то свищут, где-то рыщут по кустам,Где-то пленнику приснились палачи,Там, в ночи, кого-то душат, тамЗажигаются кому-то три свечи.Там, над капищем безумья и грехов,Собирается великая гроза,И над томиком излюбленных стиховЧьи-то юные печалятся глаза.1912
Домики старой Москвы
Слава прабабушек томных,Домики старой Москвы,Из переулочков скромныхВсё исчезаете вы,Точно дворцы ледяныеПо мановенью жезл'a.Где потолки расписные,До потолков зеркала?Где клавесина аккорды,Темные шторы в цветах,Великолепные мордыНа вековых воротах,Кудри, склоненные к пяльцам,Взгляды портретов в упор…Странно постукивать пальцемО деревянный забор!Домики с знаком породы,С видом ее сторожей,Вас заменили уроды, —Грузные, в шесть этажей.Домовладельцы – их право!И погибаете вы,Томных прабабушек слава,Домики старой Москвы.
Литературным прокурорам
Всё таить, чтобы люди забыли,Как растаявший снег и свечу?Быть в грядущем лишь горсточкой пылиПод могильным крестом? Не хочу!Каждый миг, содрогаясь от боли,К одному возвращаюсь опять:Навсегда умереть! Для того лиМне судьбою дано всё понять?Вечер в детской, где с куклами сяду,На лугу паутинную нить,Осужденную душу по взгляду…Всё понять и за всех пережить!Для того я (в проявленном – сила)Все родное на суд отдаю,Чтобы молодость вечно хранилаБеспокойную юность мою.<1911>
Неразлучной в дорогу
Стоишь у двери с саквояжем.Какая грусть в лице твоем!Пока не поздно, хочешь, скажемВ последний раз стихи вдвоем.Пусть повторяет общий голосДоныне общие слова,Но сердце на два раскололось.И общий путь – на разных два.Пока не поздно, над роялем,Как встарь, головку опусти.Двойным улыбкам и печалямСпоем последнее прости.Пора! завязаны картонки,В ремни давно затянут плед…Храни Господь твой голос звонкийИ мудрый ум в шестнадцать лет!Когда над лесом и над полемВсе небеса замрут в звездах,Две неразлучных к разным долямПомчатся в разных поездах.
«Прости» волшебному дому
В неосвещенной передней яМолча присела на ларь.Темный узор на портьере,С медными ручками двери…В эти минуты последниеВсе полюбилось, как встарь.Был
заповедными соснамиВ темном бору вековомПрежде наш домик любимый.Нежно его берегли мы,Дом с небывалыми веснами,С дивными зимами дом.Первые игры и басенкиБыстро сменились другим.Дом притаился волшебный,Стали большими царевны.Но для меня и для АсенькиБыл он всегда дорогим.Зала от сумрака синяя,Жажда великих путей,Пренебреженье к науке,Переплетенные руки,Светлые замки из инеяИ ожиданье гостей.Возгласы эти и песенки,Чуть раздавался звонок!Чье-нибудь близко участье?Господи, может быть счастье?И через залу по лесенкеСтук убегающих ног…
Из книги «Юношеские стихи»
«Он приблизился, крылатый…»
Он приблизился, крылатый,И сомкнулись веки над сияньем глаз.Пламенная – умерла тыВ самый тусклый час.Что искупит в этом миреЭти две последних, медленных слезы?Он задумался. – ЧетыреВыбили часы.Незамеченный он вышел,Слово унося важнейшее из слов.Но его никто не слышал —Твой предсмертный зов!Затерялся в море гулаКрик, тебе с душою разорвавший грудь.Розовая, ты тонулаВ утреннюю муть…Москва, 1912
«Идешь на меня похожий…»
Идешь на меня похожий,Глаза устремляя вниз.Я их опускала – тоже!Прохожий, остановись!Прочти – слепоты куринойИ маков нарвав букет —Что звали меня МаринойИ сколько мне было лет.Не думай, что здесь – могила,Что я появлюсь, грозя…Я слишком сама любилаСмеяться, когда нельзя!И кровь приливала к коже,И кудри мои вились…Я тоже была, прохожий!Прохожий, остановись!Сорви себе стебель дикийИ ягоду ему вслед:Кладбищенской земляникиКрупнее и слаще нет.Но только не стой угрюмо,Главу опустив на грудь.Легко обо мне подумай,Легко обо мне забудь.Как луч тебя освещает!Ты весь в золотой пыли…– И пусть тебя не смущаетМой голос из-под земли.Коктебель, 3 мая 1913
«Моим стихам, написанным так рано…»
Моим стихам, написанным так рано,Что и не знала я, что я – поэт,Сорвавшимся, как брызги из фонтана,Как искры из ракет.Ворвавшимся, как маленькие черти,В святилище, где сон и фимиам,Моим стихам о юности и смерти,– Нечитанным стихам!Разбросанным в пыли по магазинам(Где их никто не брал и не берет!),Моим стихам, как драгоценным винам,Настанет свой черед.Коктебель, 13 мая 1913
«Солнцем жилки налиты – не кровью…»
Солнцем жилки налиты – не кровью —На руке, коричневой уже.Я одна с моей большой любовьюК собственной моей душе.Жду кузнечика, считаю до ста,Стебелек срываю и жую…– Странно чувствовать так сильно и так простоМимолетность жизни – и свою.15 мая 1913
«Вы, идущие мимо меня…»
Вы, идущие мимо меняК не моим и сомнительным чарам, —Если б знали вы, сколько огня,Сколько жизни, растраченной даром,И какой героический пылНа случайную тень и на шорох…– И как сердце мне испепелилЭтот даром истраченный порох.О летящие в ночь поезда,Уносящие сон на вокзале…Впрочем, знаю я, что и тогдаНе узнали бы вы – если б знали, —Почему мои речи резкиВ вечном дыме моей папиросы, —Сколько темной и грозной тоскиВ голове моей светловолосой.17 мая 1913