Под сенью Великого Леса

— Успокойся, — осадил его Фалион. — Ты же пока не у Ворлака. Но непременно окажешься, если будешь так кричать. У вас есть план?

Избранные и Фалион поторопились убраться с места стычки, и по дороге к Сверкающему Дому Мелвин изложил план. Фалион нахмурился, покачал головой и пожал плечами.

— Понимаю, что план фиговый, — согласился Мелвин. — Но только что нам остается?

— Ты прав, я ничего и не говорю. Просто просчитываю риски, которые сопряжены с этой затеей. Ничего, справимся как-нибудь. По крайней мере, я больше не один, и вы тоже не одни.

Некоторое время беглецы шагали в молчании, пока Джуди не поинтересовалась судьбой Фалиандра. Фалион помрачнел и опустил глаза.

— Он… он не дожил до конца битвы. Точнее, он стал вестником ее конца.

Джуди, Мелвин и Дианта обменялись взглядами.

— Когда Темная Сущность пробудилась, отец уже был тяжело ранен в бою, — рассказал Фалион. — Он дрался с Ворлаком, а из стычки с ним выйти живым, сами понимаете, почти невозможно. Пробуждение Темной Сущности ослабило его, выбило из колеи, он стал более рассеянным и пропустил несколько точных ударов Ворлака. Тогда Ворлак втащил тело отца на сцену на Фестивальной площади и пронзил насквозь его сердце на глазах у десятков сильвов. Стоит ли говорить, что после этого бойцы совсем лишились надежды.

Фалион тяжело вздохнул и невидящим взглядом уставился в ночь.

— Я был неподалеку, но спасти отца не успел. Даже поговорить с ним на прощание не смог, а мы перед битвой разошлись далеко не лучшими друзьями. Много споров возникло насчет защиты Эйланиса… — Фалион взмахнул рукой, точно пытаясь распрощаться с прошлым. — Увы, так всегда и бывает. Скажешь слова, о которых тут же пожалеешь, и уже никогда не сможешь попросить за них прощения. Я попытался сделать все, что мог, но с гибелью отца Ворлак уже победил. Многие сильвы сдавались почти без боя, другие пришли в такую ярость, что перед смертью многих адептов положили. Пока Великий Лес жив, он всегда будет помнить этих героев.

Джуди задумчиво кивнула. Мысли ее вертелись вокруг родителей, отправленных в дом Скаэля Хаскеля вместе с семьей Элоизы. Живы ли они? Все ли в порядке? Суждено ли им теперь хоть когда-нибудь встретиться? Слова Фалиона заставили ее задуматься, сколь многое она не обсудила со своими родителями. У нее было столько лет для разговоров с ними, а она начала ценить это время только тогда, когда оно безвозвратно ушло.

— Как же ты спасся? — поинтересовался Мелвин.

— Счастливый случай. Я уже понимал, что битва проиграна, и все, что я могу сделать — это сбежать из Эйланиса, собрать силы и ударить по Ворлаку снова. Бесполезные жертвы Великому Лесу сейчас не нужны. Я бы непременно попался Ворлаку, но тут на него набросился призрачный волк. Ворлак быстро сразил его, ведь волк, хоть и здорово кусался, был всего лишь наваждением. Тем не менее, он отвлекся, и это подарило мне драгоценные секунды на спасение. Жаль, я не знаю, кто создавал этих волков. Этот человек спас мне жизнь.

Джуди смущенно улыбнулась. Мелвин открыл рот, чтобы наябедничать, но Джуди ткнула его локтем в бок и незаметно покачала головой. Мол, нет, не нужно. Пускай это останется моей маленькой тайной. Мелвин удивился, но болтать лишнего не стал. Джуди сама не знала, почему ей так важно сохранить это в секрете, но была ему благодарна.

*

Чароит давно потерял счет часам и минутам. Вокруг бушевала скверна, ночь дьявольски плясала в свете трех лун, а мир трещал по швам, но ему все было равнодушно. Здесь, в ловушке на дракона, он стал узником собственной слабости и беспомощности. Даже поднять руку или моргнуть — и то был большой труд. Чароиту не хотелось есть или спать. В основном он сидел и безразлично глядел перед собой, не замечая погибающего мира, а только пустоту в собственном сердце.

Кларисса и Ворлак обманули его и растоптали. От смелого дракона с человеческим сердцем не осталось ничего: ни дракона, ни человека, лишь жалкое подобие живого существа, которое час за часом с трудом влачит бесполезное существование. Чароит уже не помнил имен друзей и родных, имя Агилара Хамди не вызывало отклика в его сердце, он не чувствовал боли, только огромную тяжесть горечи и утраты. Только слово «Меличента», что бы оно ни значило, все еще хоть немного, но трогало павшего дракона. Это имя было похоже на красивый цветок, на легкую песню ветерка, на солнечный лучик и на запах во время грозы. С каждым вдохом Чароит все хуже понимал, что такого кроется за словом «Меличента», но все равно улавливал отголоски былых чувств. Только это и поддерживало в нем жизнь.

А потом он увидел. И красивый цветок, и песнь ветерка, и солнечный лучик, который приветливо улыбнулся ему сквозь слезы. Он не знал, кто перед ним, но видел прекрасное создание, наполненное грустью, и ему хотелось стереть печаль с этого чистого и нежного лица. Он попытался что-то сказать, но не сумел, так что только прислонился к стене ловушки и протянул руку. Прекрасное создание по ту сторону барьера приложило свою маленькую полупрозрачную ладошку.

— Я вытащу тебя, — зазвучал нежный хрусталь девичьего голоса. — Все будет хорошо, Чароит. Вот увидишь. Просто сиди и слушай мой голос. Хорошо? Кивни, если понимаешь меня.

Чароит кивнул. Сидеть и слушать ее голос — это было несложно. Если бы Чароит закрыл глаза и увидел перед ними черноту, он снова остался бы наедине с собой и, возможно, угас навсегда. Но голос этого чудесного существа завораживал, и он не моргая глядел на него, любовался мягкими изгибами плеч и теплой улыбкой, в уголках которой крылась горечь.

Сказочное существо село на колени напротив Чароита, положило руки на сияющий золотистый барьер и запело. Медленно, но верно, повинуясь чистым нотам хрустального голоса, барьер начал таять, а к Чароиту стало возвращаться сознание. Он уже начал понимать, что заточен в опасной ловушке, что эта слабость — серьезное магическое бессилие, и что он был на волосок от смерти. Затем он осознал, что сделал нечто ужасное, в чем сильно раскаивается. А когда барьер со звоном лопнул, Чароит вспомнил: он отдал самому страшному врагу то, что ни в коем случае не следовало отдавать, а перед ним сидит его Меличента. Живая. Целая и невредимая. И такая родная.

От переизбытка нахлынувших, точно родившихся заново в один момент чувств Чароит едва не заплакал. Как девчонка. Он закрыл лицо руками, глубоко вздохнул и понял, что не смеет поднять на Меличенту глаза. Она видит его насквозь. Она знает, что он в который раз предал ее, подвел, и что ответственность за Великий Лес лежит на его плечах. Он бы просидел так, укрываясь от ее взгляда, не одну вечность, но Меличента мягко взяла его за плечи и заставила поднять глаза.

— Я совершил ужасный поступок, Мели. Я всех предал… Я передал чертежи Ворлаку, потому что у него был мой брат… Как же глупо я себя повел!

Меличента молча выслушала драконью исповедь и ласково провела ладонью по его лицу.

— Я все уже знаю. Нетрудно прочитать душу человека, которого освобождаешь от такого заклятия. Все уже позади. Сейчас мы вытащим твоего брата, и Ворлак поплатится за то, что сделал.

— Да… Да. Великие духи, Меличента, я так рад, что ты вернулась. Мне так не хватало тебя. Почему ты решила прийти?

— Потому что здесь у меня остались незаконченные дела, — объяснила Меличента, накрывая дрожащие руки Чароита своими. — Потому что моя мама повела себя как эгоистка, думающая только о своем благе. Потому что принцы — ужасно скучные, и я предпочитаю самых невозможных драконов. Я не могла оставаться в Кленире. Теперь, после всего, что случилось с нами, мне там не место.

— Твоя мама никогда тебя не простит, — подумав, сказал Чароит.

— Я тоже не смогу ей простить того, что она сделала. Но она хотя бы открыла мне глаза на то, в чем я ошибалась. Я словно всю свою жизнь шагала сквозь туман, а тут наконец вынырнула из него и увидела перед собой прекрасные леса и долины. Целый мир. Мир, который я должна познать, а не кто-то другой, кто за меня решает, как мне лучше.

Меличента сжала руку Чароита и поднялась.

— Отдыхай. Тебе нужно восстанавливать силы. А я пока освобожу твоего брата.