Под жарким солнцем

— Война всем нанесла неизлечимые раны, — сочувственно молвила Соня.

— Раны у всех, но у каждого болят свои… — сказала Хая.

Женщины вытирали слезы, а мужчины скорбно молчали.

— Вы, наверное, ничего не ели, — обратилась Дуся к Мегудиным. — Попробуйте немного каши. Это из пшеничной крупы, которую вы, Илья Абрамович, распорядились выдать вернувшимся из эвакуации.

— Да, было не до еды, — ответила Лиза. — Хозяева, у которых мы жили в Сибири, дали мне на дорогу много всякой снеди.

Она вынула из пакета пироги и лепешки, положила на стол.

— Попробуйте, — потчевала гостей Лиза, — почему вы ничего не берете? Это напекли нам в дорогу добрые люди с чуткими сердцами, которые всей душой были со мной в горестные дни…

Сидящие за столом слушали ее, сочувственно кивая головой.

— Я никогда не забуду… Да, я вспомнила, Илюша, пришло письмо от Романа Вячеславовича. Он передает тебе сердечный привет, благодарит от имени коммунистов и трудящихся района за большую помощь, которую ты оказал им в восстановлении МТС, и выражает глубокое сочувствие по случаю постигшей нас тяжелой утраты.

На улице стало темнеть. Илья Абрамович зажег коптилку. Хозяева и гости сидели долго, поминали усопших детей. Уже догорел фитиль, стало темно, но никто не уходил. Чтобы отвлечь хозяев от тяжелых дум, гости незаметно заговорили о другом.

Далеко за полночь хозяева, поблагодарив гостей за поддержку и утешение, простились с ними.

…Рано утром Илья Абрамович отправился в исполком. В напряженных буднях он урывал минуты, чтобы побыть с Лизой.

Через неделю, понемногу начав приходить в себя, Лиза попросилась на работу.

— Разве можно на сносях думать о работе? — возражала мать.

— Оставаться дома мне тяжело, лучше пойду работать.

Илья Абрамович знал, что отговаривать Лизу бесполезно, работы всюду много, а людей мало. Немного подумав, он сказал:

— Я сейчас занят севом, а ты пока иди в райисполком, принимай людей, которые будут обращаться туда.

13

После первого дождя апрельская жара спала, и установившаяся более умеренная погода дала возможность продлить сроки сева и расширить площадь зерновых. Тем более что уже прибыли трактора, посевной материал и люди.

В поселок начали возвращаться старожилы, успевшие в свое время эвакуироваться. Осели здесь и сорванные с мест обездоленные люди, оставшиеся без крова. Найдя после долгих скитаний приют, они втянулись в работу и за короткое время так освоились, словно родились тут и выросли.

В горячие и напряженные дни сева явился в Курман бывший первый секретарь райкома Любецкий. Ранения, которые он получил в тяжелых боях на Курской дуге, сильно подорвали его здоровье, но на смуглом красивом лице, как и раньше, горел задорный огонек. Его демобилизовали и откомандировали в распоряжение Крымского обкома. Когда Любецкий явился туда, секретарь обкома, побеседовав с ним и заглянув в его личное дело, спросил:

— Позволит ли вам здоровье после стольких ранений возвратиться к работе первого секретаря райкома партии?

— Думаю, что да, — уверенно ответил Любецкий.

— Должен вас предупредить, что Курманский район фашисты полностью опустошили, превратили в руины, — продолжал секретарь. — Людей там осталось мало, парторганизацию придется заново создавать. Вы уже были секретарем райкома, были комиссаром полка, а комиссар, известно, всегда впереди. Из самых передовых хлеборобов множатся ряды коммунистов района. Добрые традиции самоотверженного труда пустили глубокие корни. Один из них — Мегудин, председатель райисполкома.

— Так Мегудин жив? Он здесь? — обрадовался Любецкий. — Я хорошо знаю Мегудина. Ведь он на моих глазах вырос. Еще юношей он прибыл к нам и сразу стал выделяться среди переселенцев своей необыкновенной любовью к земледелию. Деятельный, инициативный парень, став бригадиром, показывал просто чудеса. За успехи в работе он заслужил честь поехать на совещание колхозников-ударников и там, в Кремле, был награжден орденом Ленина.

— Так вы, значит, в известной мере воспитатель Мегудина?

— Почему я? Партия, комсомол, коллектив, где он работал, воспитали его. Должен вам сказать, что на Мегудина всегда можно положиться. Никакая работа с ним не страшна.

— Ну, так поезжайте работать, успехов вам, — на прощанье сказал секретарь.

В тот же день Любецкий отправился в Курман. Ехал он туда с волнением, думал, что многих из тех, кого он знал и кто вырос на его глазах, уже нет в живых. Перед его глазами вставали веселые, жизнерадостные парни и девушки из комсомольских ячеек переселенческих поселков — чубатые бойкие парни, выросшие из коротких мальчишеских курточек, стройные, обаятельные девушки-комсомолки в ситцевых платьях. Сколько, бывало, просиживал он с ними на шумных комсомольских собраниях, обсуждая волнующие вопросы, и потом до поздней ночи вместе пели:

По морям, по волнам, Нынче здесь, завтра там…

Он был для них наставником и отцом. Они обращались к нему, как было принято тогда, на «ты», у многих он бывал на комсомольских свадьбах. Потом они становились отцами, матерями. Многие из них сложили свои головы в ожесточенных боях Отечественной войны.

Любецкий вспомнил, как однажды на одном из бурных комсомольских собраний Мегудин критиковал двух парней из своей бригады за халатное отношение к работе и требовал исключить их из комсомола.

— Нельзя так, браток. Не надо горячиться, перевоспитывать и учить людей надо терпеливо. Нельзя удалять здоровые веточки, которые могут еще расти, — учил его Любецкий.

Но все равно этот молодой горячий бригадир был ему по душе. Когда, бывало, Любецкий приезжал в поселок Новые Всходы, он любил беседовать с Мегудиным. И уже тогда понял, что этот парень далеко пойдет…

Теперь же ему предстояло встретиться с Мегудиным как с равным, делить ответственность за общее дело.

Когда Мегудин появился, Любецкому показалось, что тот мало изменился. Та же кипучая натура, те же умные, проницательные глаза. Но на лице залегли морщинки.

— Вот так гость! — воскликнул Мегудин.

— Какой там гость? Разве в такое время ездят по гостям?

— Значит, навсегда? Опять на работу к нам? — обрадовался Мегудин.

— Куда ж мне еще было ехать? — улыбнулся Любецкий. — Ведь здесь мой дом… Как только демобилизовался после ранения, сразу попросился сюда.

— Выходит, что с фронта на фронт? — заметил Мегудин.

— А где теперь не фронт?

Обрадованный неожиданной встречей, Мегудин не знал, с чего начать разговор.