Подруга по контракту

— Допустим…

Я не смогла сдержать торжествующую улыбку, а он вдруг добавил ленивым тоном:

— Но не слишком обольщайся на свой счет. У меня просто давно никого не было.

— Я и не обольщаюсь. Спросила из чистого любопытства.

Он вдруг отложил сыр и нахально накрутил на пальцы прядь моих волос:

— Не думай, что я опущусь до того, чтобы спать с компаньонкой собственной дочери.

— Тебе вроде и не предлагали.

— Серьезно? — его губы тронула усмешка. — Значит эти твои жаркие взгляды не предложение?

— Какие еще взгляды? — рассерженно уточнила я и решительно выцарапала у него свои волосы. Кстати, очень вовремя! Потому что дверь на кухню вдруг распахнулась, и с порога раздался сонный голос Виолы:

— Доброе утро!

Я и Павел шарахнулись друг от друга, как бешеные ежики. Дорогой «братец», впрочем, на этом не остановился и вдобавок пошел красивыми зелеными пятнами:

— Доченька? Выспалась, моя хорошая?

— Ага — тряхнула лохматой головой Виола и, чуть пошатываясь, прочапала к столу.

— А мы тут бутерброды делаем. Будешь бутерброд?

— Наверное.

Я и Павел встревожено переглянулись. Слышала ли Виола нашу перепалку? Кажется, все-таки нет.

Утерев выступившую на лбу испарину, я быстро порезала колбасу. Павел начикал сыр. Мы изо всех сил старались выглядеть расслабленными и беспечными, но получалось не очень. Я и Павел то и дело что-то роняли и сталкивались друг с другом. К счастью, Виола не обращала на нас внимания. Она положила руки на стол, пристроила сверху голову и закрыла глаза. Бедный ребенок явно не привык к ночным вечеринкам.

Когда бутеры отправились в микроволновку, из холла вдруг донеслось треньканье домофона.

— Ого! — удивился Павел. — Кого это принесло в такую рань?

Он быстро вышел из кухни, а я стала заваривать чай. Меня все еще слегка трясло, но я точно не могла определить причину своего смятения. Сердце подсказывало, что дело совсем не в том, что мы чуть не спалились. Дело в признании Павла. Стоит еще раз воспроизвести его в голове — и под ложечкой тут же разливается странный, приятный холодок.

37

— Лида, это тебя, — вернувшийся на кухню Павел выглядел раздраженным.

— В смысле?

Он не стал ничего объяснять, схватил меня за руку и потащил в холл. У входной двери обнаружился щуплый паренек в обнимку с букетом из бледно-желтых роз и темной планшеткой. При виде меня гость заметно оживился:

— Лидия Васина? Вам цветы. Распишитесь о получении.

— Что? — я даже зависла. Глядела на протянутую мне планшетку и почти не дышала.

Паренек с тоской посмотрел на Павла.

— Спокойно! — поспешил утешить тот. — Девочка просто из деревни. Никогда курьеров не видела.

Он вложил предложенную парнем ручку в мою руку, а потом поднес ее к формуляру:

— Давай, сестренка! Вспоминай буковки.

Под парой раздосадованных взглядов мне таки удалось собраться. Я нацарапала в свободной графе какую-то закорючку, и букет перекочевал в мои руки.

— А это от кого? — наконец додумалась уточнить я.

— Там записка. Посмотрите, — пояснил курьер и тут же вышел.

Я внимательно оглядела полученные розы и таки обнаружила в гуще листвы красивую золоченую картонку.

«Лучшей девушке — лучшие цветы», — гласила записка. А внизу стояла лаконичная подпись — «от Георгия, с нежностью».

— Как это трогательно! — саркастично заметил Павел, который, как оказалось, изучал записку с не меньшим вниманием. — Цветочки и слащавые записочки. И когда ты успела вскружить голову моему шурину?

— Никому я ничего не кружила. Это он сам решил за мной поухаживать. А я, между прочим, настоятельно просила этого не делать.

— Прямо на коленях умоляла? — в тоне Павла послышались пошлые нотки.

Я с трудом удержалась от того, чтобы не треснуть его букетом по голове:

— Если хочешь знать, мне эти дурацкие цветы вообще не нужны!

— Предпочитаешь айфоны и бриллианты? Умерь аппетиты, детка. Мужику надо сначала к тебе привыкнуть, а уж потом и до дорогих подарков дойдет.

— Да за кого ты меня принимаешь? — от охватившей меня ярости даже в ушах зашумело. — Я вообще никогда не пыталась раскручивать парней на презенты. Все, что мне нужно, могу купить сама.

В его глазах колыхнулся неприкрытый цинизм.

— Мы опять в роли оскорбленной в лучших чувствах девственницы?

У меня чуть пар из ноздрей не повалил. Какой же этот Павел отвратительный, мерзкий идиот! Даже не верится, что всего несколько минут назад внутри все замирало при мысли о том, что его ко мне влечет.

— Знаешь, что? А забирай-ка эти цветы себе, — я почти силой втиснула в его руки дурацкий букет. — И передай своему шурину, что я больше не стану говорить ни с одним курьером.

Я развернулась, чтобы вернуться в кухню, но Павел решительно преградил мне путь:

— Постой! Мне этот веник тоже не нужен.

Он попытался всучить цветы обратно, но я всячески сопротивлялась. Мы боролись секунд тридцать, и оба даже вспотели. В итоге Павел прижал меня к стене.

— Ты заберешь эти гребаные цветы, — процедил он мне в ухо. — Заберешь, раз уж заслужила.

— Что ты вообще вытворяешь? — прошипела я. — Если твоя дочь сейчас нас увидит, тебе придется долго с ней объясняться.

— Плевать.

Я вдруг поняла, что он прижимается ко мне всем телом, и в голове даже слегка помутилось. В океане ненависти поднялась волна совершенно другого чувства, под кожей разлился приятный жар. Надо было немедленно это прекратить.

— Хорошо, давай этот чертов букет сюда, — пробормотала я, опустив глаза: мне не хотелось, чтобы Павел догадался о том, как странно на меня действует его близость. — И вызови к обеду Аркадия Матвеевича.

— Зачем?

— Я хочу покататься с Виолой по городу.