Подснежник

Голова кружилась от вертикального положения. Дыхание сбилось, сердце грохотало, готовое выскочить из грудной клетки.

Непередаваемое ощущение безграничной свободы.

Дьюар сбросил с себя одеяло и уставился на свои ноги. Это не было сном или фантазией, это было реально: Ален сидел на постели, с полусогнутыми в коленях ногами, и шевелил пальцами.

Абсолютная чувствительность. Правда, местами были ощущения, что он чертовски отлежал спину… А, какая разница!

И тут Ален… расплакался. Как ребёнок, он сидел и плакал, гладя свои ноги. Не верится просто: согнутые в коленях! Эти слёзы так же внезапно закончились, как и начались. Дьюар потянул носом и несколько успокоился.

Мужчина отмахнул волосы с лица и потёр лоб. То, чего он так долго ждал и никак не мог дождаться, нагрянуло столь неожиданно, что он даже растерялся и не знал, что ему делать: плакать или смеяться. Впрочем, он уже плакал, а вот рассмеяться почему-то не мог.

Необычно и непривычно: он опять здоров, назло вердиктам врачей. Селестен оказался прав. Как же так?

Ален осторожно спустил ноги — одну за другой — с кровати и поставил их на пол. Холодный пол. Как же приятен был этот холод! Просто само живое, ощущаемое прикосновение к чему-то. Даже сама мысль о реальности этого.

Голова вновь закружилась: Дьюар уже отвык сидеть прямо.

«Нужно снова приучаться», — подумал мужчина с довольной улыбкой, шлёпая босыми ногами по полу.

Ему чертовски захотелось вскочить, принять по-человечески ванну, одеться и окунуться в окружающую его жизнь. Но он не торопился, зная, что теперь это возможно. Безо всяких «вполне».

Он опять видел мир с привычного ракурса. Он повертел головой и повернулся из стороны в сторону — свободно! — и увидел всю свою комнату. Даже ту стену, что была за его спиной. Глупо, но Ален нагнулся и заглянул под кровать. Просто так, чтобы почувствовать, что он снова может наклониться. Он ощущал лёгкое жжение в позвоночнике и только.

Мужчина упал поперёк кровати, широко раскинув руки и согнув ноги, и рассмеялся.

«С ума сойти! — подумал он. — Я столько всего теперь могу! Даже не верится! Я… всё могу! Тысячи движений!»

Мир теперь не кончался этой комнатой. Эта комната, три года бывшая его камерой, вновь стала обычной спальней.

Это чудо, чудо, чудо, чудо…

Дьюар вновь сел. Он словно заново родился этим утром.

В раскрывшихся дверях появился Селестен с подносом в руках. При виде сидящего Алена лицо юноши осветилось улыбкой.

— Смотрите, Селестен! — Мужчина вскочил и сделал несколько неуверенных шагов.

Юноша его удивил: выронил поднос — тарелки и стакан вдребезги! — и вовремя: подхватил покачнувшегося Алена и поддержал его, не давая ему упасть:

— Осторожнее, осторожнее. Не так резко!

— У меня голова закружилась, — счастливо ответил Дьюар, держась за его плечо.

— Естественно. Вам теперь придётся заново учиться ходить, — сказал музыкант. — Обопритесь об меня.

— Вам не тяжело?

— Ну что вы! Всё ещё кружится? — Труавиль придерживал его рукой за талию. — Ничего, это пройдёт. Вы просто отвыкли координировать свои движения.

— Да, точно. Но какая разница?! Я здоров, Селестен! — с неописуемой радостью воскликнул Дьюар. — Всё, как вы и говорили!

Юноша только улыбнулся в ответ:

— Ну вот, действительно, всё так, как я и говорил. Теперь-то вы видите, что я был прав?

На Алена снова нахлынули чувства. Селестен был практически в его объятьях… Дьюар приложил все силы, чтобы сдержаться. Ему это удалось. Он вздохнул и тут обратил внимание, что на нём ничего нет, кроме ночной рубашки. Мужчина покраснел:

— Извините, Селестен, что я в таком виде…

— Да какая разница!

— Неудобно… — Мужчина опустился на стул. — Вытащите-ка мне из шкафа какой-нибудь костюм. Я оденусь.

Труавиль погладил его по плечу — к чему этот жест: просто ли дружеское прикосновение, или нечто большее? — и сказал негромко:

— Теперь-то у вас всё в порядке, Ален.

— Да, вам благодаря.

Юноша посмотрел сконфуженно на разбитую посуду:

— Только сперва я попрошу мадам Кристи прибрать тут. Ужасно неловко…

Он подошёл к двери, распахнул её и, выглянув в коридор, негромко, но звучно позвал:

— Мадам Кристи, поднимитесь сюда!

Ален настоял:

— Откройте, пожалуйста, шкаф и достаньте костюм.

— Вам неудобно или просто не терпится? — как всегда проницательно спросил юноша, открывая дверцу шкафа. — Какой костюм?

— Любой. Не имеет значения.

Селестен вытащил один из лучших костюмов Алена:

— Этот подойдёт?

— Да, и рубашку к нему… это там, в ящике слева.

Юноша выдвинул ящик и достал одну из рубашек:

— Но она мятая…

— Всё равно! Я же не раут собираюсь. Просто хочу почувствовать себя нормальным человеком.

Музыкант положил одежду на кровать:

— Вы счастливы, Ален?

Мужчина кивнул.

— Это хорошо.

С лёгким стуком вошла домоправительница:

— Вы меня звали, господин Труави…

Она не окончила фразы — осталась стоять с широко раскрытым ртом, поскольку взгляд её упал на Алена. Тот весело воскликнул:

— Видите, мадам Кристи, я совсем здоров!

Женщина повернулась к Селестену и хотела что-то сказать, но тот предостерегающе приложил палец к губам, призывая к молчанию.

— Эге! — воскликнул Дьюар. — Да у вас, похоже, есть какие-то общие секреты?

Юноша изогнул бровь, а губы его слегка дрогнули в улыбке. Но обратился он не к мужчине, а к домоправительнице, указав на валяющийся поднос:

— Мне жутко неудобно, но я только что разбил завтрак господина Дьюара.

Женщина махнула рукой:

— Пустяки, я всё уберу. Будь я на вашем месте, я бы тоже уронила всё, если бы зашла и увидела, что господин Дьюар снова здоров. Это так неожиданно!

— Для всех нас, — сказал Селестен, но Ален-то понимал!

— Я сейчас принесу щётку и всё приберу. — И она ушла.

— «Для всех нас»? — повторил Дьюар. — Вы заранее знали, Селестен!

Юноша сделал неопределённый жест и облокотился о фортепьяно:

— Я знаю только, что если очень хотеть чего-нибудь, если верить во что-нибудь, то это и случится. Вот и случилось. Ваша болезнь оказалась… не такой уж и серьёзной.